Действительно ли была та гора? - Вансо Пак. Страница 17

Мы могли отправиться в путь и без конюха Шина, но он сказал, что подвезет нас до Гупхабаля, и мы решили поехать все вместе. За день до отъезда никто в нашей семье не спал. Олькхе ангельским голосом утешала мать, которая резко начала бить себя в грудь.

— Скоро увидимся. Если только не перейдем реку Имчжинган, — грустно сказала олькхе.

— Да-да, я тоже так думаю. Что бы ни случилось, только не переходите реку Имчжинган.

Для меня слово «Имчжинган», о котором говорили мать с Олькхе, звучало как их пароль. В моей душе паролем была 38-я параллель, а в их — река Имчжинган, она была той линией, которую каждая из нас не должна была пересекать.

Наконец настал день, когда больше нельзя было откладывать отправление. Мы решили тронуться в путь поздно вечером. Я представила, как мы крадемся под покровом ночи по дороге беженцев, пока хватает сил, а затем остаемся на ночлег в каком-нибудь доме или месте, где от дождя нас сможет защитить крыша. Никто не будет отдавать приказы, но другого выбора у нас нет. Особенно когда самолеты, которые не пропустят даже мышонка по государственной дороге, проложенной на север, будут непрерывно обстреливать нас. Я думала о том, какое расстояние смогут пройти за ночь женщина с ребенком за спиной и девушка, нагруженная вещами. Сможем ли мы преодолеть ужас темноты и холода, неразрывно связанный с войной? Где мы возьмем столько мужества?

До темноты было еще далеко, когда конюх Шин, запыхавшись, поднялся к нашему дому. Он сказал, что есть радостная новость.

— Товарищи, вам несказанно повезло. Мне удалось найти машину, на которой можно доехать до Кэсона. Это грузовик, но в нем есть свободные места для перевозки всех людей, о которых я просил. Скажу честно, больше, чем пожилые люди, меня беспокоил товарищ с ребенком за спиной, поэтому я похлопотал за вас. Разве возможно за ночь пройти больше тридцати четырех ли с грудным ребенком? Но даже если допустить, что это возможно, до Кэсона вам больше пяти дней пути, а раз вы поедете на машине, то успеете доехать туда еще до рассвета. Решено грузиться и ехать сегодня, примерно в десять часов вечера, когда все соберутся возле места отправления. Прошу вас выйти заранее и ждать там.

«Что же будет тогда с условием не переходить реку Имчжинган?» — подумала я и попыталась найти ответ на лицах Олькхе и матери, но они без остановки кланялись, выражая свою благодарность. Увидев это, я вспомнила поговорку: «На мордочке мышки, сидящей перед кошкой, невозможно увидеть ничего, кроме ужаса». Когда все поклоны были отвешены, мать сказала Олькхе:

— Как я выдержу эту разлуку, оставшись без тебя?

Они стали тяжело вздыхать. Для нас это была не радостная, а ужасная новость. Разве конюх Шин не мог принести действительно радостную весть? Несмотря на близкое расставание, нужно было хорошенько поужинать, но мы, так и не решив, кто будет готовить, с мрачным и подавленным видом сидели, прислонившись к составленным на полу вещам. Конюх Шин словно случайно намекнул, чтобы мы и не думали сбежать. Олькхе напоследок еще раз проинструктировала мать о том, как надо обрабатывать рану брата. И вот наконец настал час расставания. Я держала поклажу, а Олькхе устраивала малыша на своей спине. Мне показалось, что будет лучше спуститься вниз самим, до того как конюх Шин придет за нами. На месте отправления уже находился председатель Кан.

— Похоже, их знатно потрепало во время инчхонской десантной операции. Да, видать, без военно-воздушных сил ничего не получается.

Никто его не спрашивал, он просто болтал сам с собой. Председатель свернул армейское одеяло, расстеленное рядом, и сказал, что накроется им, когда сядет в грузовик.

— Как же быть? А мы совсем не подумали об этом, — начала громко сетовать олькхе, словно она должна была срочно вернуться домой.

Мороз, крепчавший быстрее, чем наступала темнота, подступал к нам, проникая через все слои одежды.

— Неужели вы думаете, что я принес это большущее одеяло только для себя, собираясь оставить на морозе женщин и детей? Если мы потеснимся, его хватит на всех. Даже если нам этого не хочется, прокатимся разок, по-дружески прижавшись друг к другу.

Его чрезмерная болтливость прошла с появлением конюха Шина. Грузовик приехал лишь после того, как подошла семья Чжонхи и пожилая женщина, заставив прождать нас на морозе более часа. Водитель, даже не извинившись за опоздание, не включая передние фары, начал настойчиво требовать, чтобы мы как можно быстрее сели в кузов. Конюх Шин раньше всех запрыгнул туда и стал поднимать пожилую женщину, попросив олькхе помочь. Олькхе вдруг, перестав толкать ее сзади, с отчаянием громко крикнула:

— О, черт побери! — И тут же съежилась от страха.

— В чем дело? — спросил Шин, свирепо глядя на нее.

— Мандат, я имею в виду удостоверение беженца. Я его оставила дома. И продовольственные карточки. Мандат и продовольственные карточки девушки тоже. — Она указала глазами на меня. — Я держала их вместе со своими документами.

В этот момент она была не похожа на спокойную и осмотрительную олькхе, которую я знала. Из кабины водителя послышался раздраженный голос матери Чжонхи, быстро севшей в кабину с детьми: что, мол, там возитесь? Когда конюх Шин, подойдя к кабине, сказал водителю пару слов, грузовик, даже не издав звука «фрынь», тут же тронулся и уехал. Все это произошло в одно мгновенье. После Шин, пытаясь придерживаться официального тона, зло спросил у олькхе:

— Я понимаю, можно было забыть что-то другое, но как вы могли забыть такие важные бумаги? Вы в своем уме или нет?

— Если женщина, уезжая, чтобы выжить, оставляет своего ребенка, разве странно, что она теряет рассудок? — в свою очередь дерзко спросила его олькхе.

— Хорошо, я понял, быстро сходите за документами. Оставьте свои вещи здесь, малыша передайте тете. Я подготовлю повозку. Как и планировали вначале, подвезу вас до Гупхабаля. Подумав о семье товарищей, я с трудом договорился насчет грузовика, но, вижу, зря, сделал лучше только для других.

Когда олькхе вернулась с документами, Шин как раз заканчивал свои приготовления. Как только все были готовы, мы тронулись в путь. Когда мы прибыли на место, о координатах которого не могли даже догадываться, Шин сказал, что здесь вынужден нас покинуть. Мы слезли с повозки, считая, что попали в Гупхабаль. Олькхе искренне поблагодарила Шина и попросила позаботиться об оставшейся в деревне семье:

— Я верю только вам. Я верю вашим словам. Я прошу вас, ради всего святого…

Она в основном просила его оградить семью от преследования. Он сухо ответил, что постарается, и развернул повозку назад. Мы быстро пошли на север, не останавливаясь, глядя только вперед. Изредка вдоль дороги встречались дома, но нам казалось, что конюх Шин следит за нами, поэтому хотелось как можно скорее уйти от его взгляда.

— Я соврала, что пришла без документов, — оглянувшись по сторонам, быстро прошептала олькхе. — Вот увидишь, я сделаю все, чтобы не переходить реку Имчжинган!

3

СУМАСШЕДШАЯ МАГНОЛИЯ

1

Мы шли три ночи подряд, а затем впервые сошли с государственной дороги. Это была местность, откуда, как мы считали, до реки Имчжинган была одна ночь пути.

Мы не знали точно, сколько километров проходили за ночь. Конюх Шин, учитывая длину нашего шага, предполагал, что мы должны проходить примерно тридцать четыре ли, но мы специально шли намного медленнее. К тому же никто за нами не следил и не назначал время привалов или переходов. Мы шли столько, сколько хотели, а затем, сойдя с дороги, заходили в ближайшую деревню. Нам встречались, казалось, совершенно пустые деревни, но в некоторых домах чувствовалось присутствие людей. Обычно мы входили в первый попавшийся пустой дом, ночевали там, а на следующий день, с рассветом выбрав дом, который нравился нам больше, проводили в нем все время до заката. Даже если в деревне было несколько домов, охраняемых стариками, мы вели себя словно хозяева, не считая, что делаем что-то постыдное. Но глубоко в душе я, конечно, понимала, что мы поступаем нехорошо. Я успокаивала себя тем, что мы были беженцами, получившими документы Северной Кореи. У нас были бумаги, позволявшие нам просить еду у жителей любой из встречавшихся нам по пути деревень, но у нас не было необходимости пользоваться этим правом. В сельских домах, в отличие от домов в Сеуле, осталось намного больше еды. Иногда мы находили нетронутыми соленые кимчхи, заготовленные на зиму. Где-то было запасено не только пхогикимчхи, но и кат-кимчхи[29], дончхими[30] и много других видов кимчхи, и от каждого из них шел такой острый запах, что мы с искренним сожалением уходили оттуда. Всю дорогу мы были сыты, хотя даже не притронулись к запасам, взятым из дома.