Война теней (СИ) - Поляков Владимир Соломонович. Страница 44

Горчаков как центр паутины. Его лицейская юность и первые прочные связи, что в дальнейшем должны были стать основой для восхождения наверх. Самый цвет российской аристократии, почти непременное светлое будущее. Окончание Лицея, затем придворный чин камер-юнкера, назначение в свиту тогдашнего вершителя политики графа Нессельроде. Это был значительный шаг вперёд по любым меркам. Позже последовало назначение секретарём посольства в Лондоне.

Казалось бы, что такое секретарь посольства? Не так мало, но и не ошеломляюще много для представителя одной из родовитейших семей империи. Ан нет, подобная ступенька — секретарь при посольстве одной из ведущих держав — для юных талантов была этакой огранкой перед возможным взлётом либо же переоценкой и признанием недостаточно годным для блистательной карьеры по дипломатической линии. С Горчаковым же случилось нечто третье. Понимая его несомненные таланты, оставлять прозябать или же и вовсе снять с дипломатического ведомства рука не поднималась. Но и делать послом человека, тесным образом связанного с «декабристами», находящегося под подозрением… Тоже категорически нельзя. Вот и получилось нечто среднее. Советник посольства в Риме, Берлине, Вене, поверенный в делах во Флоренции. Затем кое-какие придворные поручения, но связанные исключительно с дипломатией светской, а не «большой». Ну и Вюртемберг, куда князя словно бы задвинули «про запас», попутно сделав представителем-наблюдателем при германском союзном сейме. Вроде и польза есть от того, что талантливый дипломат изучает хитросплетения политики вокруг покамест не существующей Германии, а одновременно и вред по большому счёту отсутствует. По сути, клетка с опасным зверем в ней, вот и все дела.

Ну а затем Крымская война. Использование Горчакова в Вене, затем смерть императора Николая I и случившийся взлёт князя, ведь воцарившийся Александр II, увы, не обладал проницательностью своего отца. Вот и обманулся исходящей от Горчакова аурой уверенности, силы, готовности верой и правдой служить императору. Сила и уверенность действительно были, а вот готовность служить императору… Горчаков всегда служил одному человеку — самому себе, равно как и сохранял те идеалы, которые раз и навсегда признал для себя истинными и единственно верными.

— Хитёр князь, — аж промурлыкала Мария, дорисовывая очередную линию, соединяющую Горчакова уже не с «декабристами», а с последователями французских революционеров и прочих республиканцев. — Понимал, что связь с «декабристами» нужно маскировать. Вот и прикинулся франкофилом. Нет, Францию он любит… как любят вкусный десерт после сытного обеда.

— Это как?

— Использует он её, Фридрих. Умело, изощрённо. Вот они, связи. Смотрите, тут как роялисты, так и сторонники республики, явные и тайные.

— Это не из тех бумаг, которые вам доставили жандармы.

— Верно! — лучилась довольством Станич. — Во Франции у нас тоже есть не только посол, но и резиденты, которые ищут, находят, покупают либо убеждают поделиться знаниями и бумагами, их подтверждающими. И там Горчаков был немного, но менее осторожен. Как и намного раньше, в странах, где состоял секретарём при посольствах. Особенно в Британии. Молодой был ещё, не такой осторожный.

Фон Шоллен оказался впечатлён. И это ещё довольно мягкий эпитет, не полностью характеризующий его отношение как к проделанной работе, так и к самой Марии Станич. Нет, он знал, что эта леди очень непростая, истинная сестра своего брата, но чтобы так, чтобы до такой степени. Вскрыть многие тайны русского канцлера, словно мясник коровью тушу — это надо было очень постараться. И одного старания мало — требовались знания, чутьё и то, что обычно вообще не было свойственно прекрасным дамам. Да-да, та самая мужская жёсткость и целеустремлённость вместе с непреходящей уверенностью в себе. Действительно, новые времена не наступали, а уже наступили. Те самые, в которых женщины всё активнее рвались в те области жизни, от которых раньше их старались и стремились держать подальше. Куда уж там европейским и североамериканским суфражисткам!

Однако, возвращаясь мыслью к дню сегодняшнему и конкретной задаче, фон Шоллен спросил:

— Эта схема и сама по себе способна убедить многих и во многом. Но вы не ограничились ей одной, не правда ли. Мария?

— Правда, — тут собеседница посла неожиданно хихикнула, после чего продолжила. — Для великого князя Александра я продемонстрирую несколько иную схему, в которой не будет Горчакова, зато окажутся слегка искажённые, но связи «декабристов» с Герценом и даже представителями «Земли и Воли».

— И это позволит?..

— Выемка архивов Волконского, Трубецкого, Оболенского и прочих. Разговоры с членами их семей. Вежливые, но с настойчивыми рекомендациями не запираться и говорить только правду. Вызов сюда, в Санкт-Петербург, ещё живых заговорщиков. Они хоть и из простых исполнителей, но если знать, что спрашивать, можно кое-что найти. И только потом, когда мозаика сложится в достаточной мере — я покажу Александру настоящую схему. Вот эту! — палец Марии постучал по центральному кругу с надписью «Горчаков» внутри. — А рухнет канцлер, падёт и теперешний цесаревич. Отец никогда не сможет доверить престол сыну, который долгое время якшался с врагом трона и самодержавия.

— Но ведь и сам император… — замявшись, Фридрих наконец полностью осознал ситуацию. — Да, собственные ошибки никто не любит признавать.

— Верно, друг мой, — коварно улыбнулась Станич. — А пока что цесаревич Николай будет живым и раздражающим напоминанием о собственной ошибке императора, которой уже чуть ли не десяток лет исполнилось. О, если… нет, когда всё это получится, я буду счастлива. И брат тоже будет. И Александр. Все достойные этого люди получат свою порцию счастья!

Глядя на эту улыбку. слушая голос представительницы окутанного мрачной славой семейства, Фридрих фон Шоллен поймал себя на мысли, что если станешь врагом Станичей… Вешаться, конечно, не нужно, но вот удрать на другой конец света — в Австралию, например, или в Бразилию — точно стоит. Гарантий не даст, но шансы остаться живым и здоровым точно повысит. Заодно облегчённо выдохнул, понимая, что уж он к этим несчастным точно не относится. Везение, оно порой неожиданно приходит.

* * *

Если убеждения выбраны правильно и предоставлены верному человеку в подходящее время — об успешности данного действа можно почти не беспокоиться. Вот Мария и не беспокоилась. Составленная ей частично ложная схема, подчеркивающая связи «декабристов» с компанией Герцена и «Землёй и Волей» нашла своих адресатов. Сперва плод её трудов был продемонстрирован Саше, затем начальнику Третьего отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии Мезенцеву Николаю Владимировичу. Что интересно, Саша там тоже присутствовал и одним своим видом служил дополнительным средством убеждения. Мезенцев, он ведь, не чета иным, являлся человеком не просто умным, но и хитрым, умеющим отделять зёрна от плевел, отбрасывать несущественное и выискивать рациональное зерно.

Однако увиденная схема, да к тому же при поддержке великого князя… Тщательно собранную Марией конструкцию приняли благожелательно и кое-что пообещали. Конечно, не луну с неба, но нечто более реальное и желаемое — возможность присутствовать на разговорах с оставшимися в живых «декабристами», членами семей уже умерших. А также возможность ознакомиться с документами из архивов и, при необходимости, снять просто или фотокопии. Собственно, именно этого Станич и добивалась. Оставалось ждать, однако… Не в её привычках было пребывать в пошлом ничегонеделании, поэтому она занялась другой интригой, способной вскорости превратиться в очень интересный итог. Не в последнюю очередь поэтому она и прогуливалась по Невскому проспекту с Александром.

Впечатляющая была прогулка. В свете не столь и давних событий — того самого покушения на императора боевиками «Земли и Воли» — меры охраны были повышены. Ещё как повышены, откровенно говоря! Не сказать, что был перекрыт весь проспект или разгонялись мирные горожане — это была бы настоящая и вредная паранойя — но число охранников просто и в статском, что умело фильтровали людей, было внушающим. Равно как и их профессионализм, поскольку после покушения группы Каракозова немалое число по итогам проверок либо перевели в другие ведомства и отделы, либо и вовсе выперли в отставку за вопиющие халатность и бездарность. Вот тут уж никакие знакомства, связи и хорошее происхождение не спасали. Александр II, поймавший всё ж пулю, не то чтобы лютовал, просто стал относиться к собственной безопасности без былого налёта прекраснодушия и излишней уверенности в «неприкосновенности помазанника божия» от верноподданных. Понял наконец, что есть не только верно-, но и скверноподданные. Очень скверно-, да к тому же готовые сами сдохнуть, но добраться до «сатрапа» и «давителя чаемых народом свобод». Давитель, как же! Лично Марии это было совсем смешно, поскольку именно Александр II уже провёл много значимых, необходимых для империи реформ и вовсе не планировал сворачивать выбранный курс. Просто до покушения он ещё мог сталь излишне либеральным, зато после — не-а, шалишь! Реформы — это да. Идущие на пользу всем сословиям в империи? Несомненно. Но заигрывающие с не видящими границ и берегов либералами? Вот тут уже ни в коем случае.