И в болезни, и в здравии, и на подоконнике (СИ) - Коханова Юлия. Страница 94

И Баррингтон может все прекратить. В любой момент, как только захочет. Никто из самоубийц не мог – а он может.

Так что все правильно. Все справедливо.

Все правильно.

Да говори же ты сука, еб твою мать, говори!

- Хватит! Хватитхватитхватитхватит!

Делла сняла заклинание, но Баррингтон продолжал вопить и корчиться, как разорванная пополам оса. Манкель подошел, брезгливо потыкал в него палочкой и присел на корточки.

- Ну, рассказывай.

- Самоубийцы – это жертвы. Плата за силу. Если заплатить тем, кто стоит за Завесой…

- Это мы и без тебя знаем. Ты детали рассказывай: что конкретно хотел, где алтарь, сколько вас вообще.

- Трое. Я, Роксана Твардзик и ее брат Габриель, сквиб. Он владелец скотобойни. Там алтарь – за холодильниками, в старом разделочном цехе. Я заговаривал вход, я скажу вам пароль – «скажи друг и входи». Все просто, вы запомните. Вы же запомнили? Скажи друг и входи. Все просто.

- Да, мы запомнили, - терпеливо кивнул Манкель. – Все просто. Что конкретно вы попросили с той стороны?

- Власти. Знаний. Силы.

- Ого. На мелочи вроде гарема и золота вы не разменивались. Молодцы, серьезные ребята! – Делла склонилась к Баррингтону, и он шарахнулся назад, вжимаясь в стену. – Сколько амулетов продали?

- Не знаю. Штук триста или вроде того.

- А сколько активировали?

- Штук двести. Не знаю, я не помню.

- Раз уж ты попросил с той стороны знаний – наверное, ты большой эксперт по призыву, - прищурился Манкель. – Я прав?

- Нет. Да, наверное. Я не знаю.

- А я знаю. Тетрадки у тебя отличные: я таких построений даже в статьях профессиональных демонологов не видел. Так что знаний, дорогой мой Артрур, тебе хватает, как и практического опыта. Поэтому слушай вопрос: как инвертировать связь с амулетами?

- Зачем? – растерялся Баррингтон.

- Чтобы те, кого вы еще не угандошили, живы остались. Адреса и фамилии вы у покупателей не спрашивали, поэтому единственный способ их найти – отследить связь, по которой вы активируете амулеты. У тебя есть какие-то идеи?

Баррингтон поднял голову, посмотрел Манкелю в глаза и оскалился в широкой улыбке.

- А не надо ничего инвертировать. Просто сломайте алтарь. Мы же еще не закончили, все действия вплетены в единую матрицу. Уничтожьте основу, и все остановится.

- Молодец! – хлопнул его по плечу Манкель. – Я же говорил: ты охуенно соображаешь!

Он разогнулся, упираясь ладонями в колени, и медленно, с наслаждением потянулся.

- Ну что, Делла, я с этим мудаком аппарирую в Департамент, а вы с Уилсоном сгоняете на скотобойню? Или втроем этого красавца отконвоируем, а потом все вместе съездим?

- И оставим его в департаменте без надзора? Думаешь, стулья с ножками уже закончились? – фыркнула Делла. – Нет, нахер. Забирай Баррингтона и глаз с него не спускай. А мы смотаемся на скотобойню – Льюис, согласен?

- Без проблем, - поправил кобуру Льюис. – Одна ведьма, один сквиб. Справимся.

***

Охранный контур могли пересечь воры. Малолетние идиоты-сатанисты, мечтающие обзавестись черепом с рогами. Защитники животных. Но я разу понял: это они. Те самые авроры, которые арестовали Конфорту. Слишком уж кучно легли события: как пули снайпера в мишень. Таких совпадений не бывает.

Жаль, что все произошло так быстро. Задержись они дней на пять, меня уже не интересовали бы визитеры. А сейчас… Сейчас я должен был принять меры. Я этого не хотел. В конце концов, именно эти люди выполнили свою работу безукоризненно – разве справедливо, что теперь они должны умереть?

Но каждый, кто принимает на себя долг и честь служить обществу, должен быть готов к такому исходу. Это высшая плата, которую мы несем на алтарь, выменивая на собственные жизни общее благо.

Я боюсь меняться. Знаю, что принял верное решение, понимаю неизбежность и благотворность процесса – и все-таки боюсь. Не хочу. Наверное, такие же чувства испытывает гусеница, обматывая себя коконом тончайших шелковых нитей. Она хотела бы остаться собой, сохранить неуклюжее, толстое, мягкое тело и наполнять его зелеными листьями, каждый день испытывая радость насыщения. Это так приятно, так спокойно. Так привычно. Но есть сила, которая выше страха. Она толкает гусеницу вперед, заставляет ее похоронить себя в шелках, как в гробнице, и сгнить там, перебродив, словно раздавленный виноград. А потом собрать себя заново, изменив не просто тело, но саму суть. Гусенице не нужны радужные крылья. Ей не нужен полет, не нужна короткая, невесомая, стремительная жизнь бабочки. Просто так надо.

Я меняюсь. Каждый день. Я смотрю в зеркало и вижу, что Габриель Твардзик уходит, растворяется, как лед в теплой воде. Это уже не я. Я тоскую по прежнему Габриелю, но так надо. Я изменюсь. Они умрут. Всем станет лучше.

Глава 47

рубанула воздух палочкой, и шесть футов стены осыпались серой бетонной пылью. За стеной был двор, поросший бурой промерзшей травой, а за ним – приземистые здания скотобойни. Где-то внутри протяжно и тоскливо мычали коровы.

- Сейчас будет фокус, - коротко улыбнулась Делла и легонько стукнула Льюиса палочкой по лбу. Вместе с заклинанием пришло ощущение холода, хлынувшего вниз по телу, как ледяная вода. А потом Льюис пропал. То есть он был – ощущал собственное тело, владел им, создавал давление на тонкий наст обледеневшего снега – но больше не видел себя. Секунда – и Делла тоже исчезла, осталось только самодовольное хихиканье. К плечу Льюиса прикоснулась невидимая рука, осторожным, ощупывающим жестом проползла по шее и легла на загривок. Льюис почувствовал, как Делла придвинулась, ощутил теплое, пахнущее кофе и мятной жвачкой дыхание.

- Всегда хотела это сделать, - прошептала Делла и поцеловала его. Льюис приоткрыл губы, пропуская внутрь горячий язык, и это было чертовски странно – стоять посреди улицы с открытым ртом, целуя пустоту, и ощущать прикосновения там, где не было ничего, кроме воздуха.

- Если я сейчас сниму с тебя штаны, нагну над капотом и трахну, никто ничего не увидит, - прошептал на ухо Делле Льюис.

- Мне нравится ход твоих мыслей. Закончим работу и попробуем?

- Январь на дворе.

- А термочары на что? – Делла в последний раз лизнула его в губы и отодвинулась. – Все, хватит. Хорошего понемножку. До здания дойдем под невидимостью, а в помещении я сниму заклинание. Не хочу от тебя пулю в жопу случайно получить.

- Как будто целенаправленно хочешь, - пробурчал Льюис, расстегивая кобуру.

- Целенаправленно хотя бы не обидно. Ну что, двинулись?

- Двинулись.

Они прошли по двору, оставляя на пыльном сером снегу две цепочки следов, и остановились под окнами. Льюис приподнялся на цыпочки и заглянул в помещение. За дверью находилась небольшая пустая комната, заваленная какой-то ветошью – то ли замызганными спецовками, то ли комками грязной ткани.

- Никого нет. Вперед.

- Алохомора, - прошептала Делла, взламывая замок, и Льюис пинком вышиб дверь, одновременно уходя влево. Он знал, что прямо сейчас Делла скользнула вправо, пригибаясь, чтобы не перекрывать ему сектор обстрела. Знал, но не видел – но секунду спустя Делла возникла, напряженная, как взведенная пружина, с палочкой во вскинутой руке. Не говоря ни слова, они быстро пересекли комнату и вышли в коридор, тянущийся вдоль десятков белых дверей. Делла – вправо, Льюис – влево. Они открывали двери, оглядывали пустые, облицованные тускло-зеленым кафелем комнаты, и шли вперед – быстро, но не слишком. Не настолько быстро, чтобы пропустить что-то важное.

Вот только важного не было. В здании было мертвенно-тихо, и приглушенные хлопки дверей врезались в эту тишину, как удары кулака. Коридор петлял и поворачивал, прерывался большими неуютными комнатами, похожими на заброшенные больничные палаты, и снова длился. Льюис уже не соображал, в какой части здания находится, он просто шел вперед, прислушиваясь и вглядываясь в каждую тень, выискивая взглядом проблеск света, контуры, движение.