И в болезни, и в здравии, и на подоконнике (СИ) - Коханова Юлия. Страница 95

Тишина расступалась, теперь он слышал глухое, словно через вату, мычание коров – а значит, они приближались к стойлам, или к хлеву, или как там эта штука называется.

А потом коридор кончился. Он оборвался, выплюнув Льюиса и Деллу в огромный зал, в центре которого возвышалась конструкция, увенчанная здоровенным скошенным лезвием. Льюис такую хрень только по телевизору видел – в фильмах про Французскую революция.

Рядом с гильотиной стоял… он. Льюис сразу понял, что это именно он – фигура была очевидно мужской, тяжелой и коренастой. Сотканная из серой, медленно клубящейся массы, она походила на заготовку для хромакея – как будто потом на эту рыхлую серость наложат текстуры и цвет, наполнят ее движением и жизнью.

- Господа сотрудники Департамента магического правопорядка, - приглушенным, жужжащим голосом произнесла фигура – как будто заговорил рой встревоженных пчел.

- Габриель Твардзик, - перехватила палочку поудобнее Делла. – Я так полагаю, добровольно ты с нами не пойдешь.

- Увы, вынужден отклонить ваше любезное предложение, - в шелесте и жужжании Льюису почудилась усмешка.

- Вот и отлично. Инсендио!

Полыхнуло пламя, на мгновение скрыв то, что когда-то было Габриелем Твардзиком. Не дожидаясь результата, Делла метнулась в сторону, и Льюис повторил ее движение, отпрыгнув за какой-то металлический короб, и тут же по нему грохнула серая тяжелая плеть. Гребаный Твардзик прошел через Инсендио так, словно заклинания не существовало, и втянул в себя гибкое щупальце, возвращая ему форму руки.

- Простите, аврор, но эти меры несколько устарели.

- Петрификус Тоталус! Сектумсемпра!

Заклинания проходили через серую клубящуюся взвесь, как через дым, и вышибали осколки кафеля из стен. Как и пули – Льюис всадил штуки три в то место, которое у нормального человека было грудью, но тонкие, словно проколотые спицей отверстия затянулись, залили пустоту изнутри.

Твардзик почти не двигался: стоя в центре комнаты, он выбрасывал щупальца из любой части своего тела, словно амеба – ложноножки. Сплетенные из текучего, изменчивого ничто, они лупили, как чугунные болванки, разбивая в щепки доски и оставляя в стенах вмятины. Делла крутилась между щупальцами, швыряя в Твардзика заклинания со скоростью обожравшегося амфетаминами реппера.

- Эш. Шоель, - услышал Льюис из-за угла шкафа, и в воздух взметнулись языки черного огня. Шарахнувшись в сторону, он пропустил мимо себя адское пламя, встал за ним, как за стеной, и влупил еще две пули ублюдку между глаз. Нихуя. И снова нихуя. Твардзик повернулся к Льюису, посмотрел на него простреленными дырками, круглыми, как глаза, и шагнул вперед. Он прошел через адское пламя, спокойный и равнодушный, и черный огонь, сжирающий на своем пути все живое, не оставил на Твардзике даже следа.

Может, потому, что он больше не был живым.

- Авада Кедавра, - рявкнула за спиной у Льюиса Делла. Зеленая вспышка света прочертила воздух прозрачным трассирующим следом, прошла сквозь колеблющуюся плоть и расплескалась об гильотину. Понимая, что это бессмысленно, Льюис все равно выстрелил. Твардзик был прямо перед ним, и Льюис пробил ему переносицу, вхолостую щелкнул бойком и рухнул на пол, кувырком откатываясь за угол. Запасная обойма скользила в пальцах и не лезла, и Льюис, матерясь, выдернул ее, обломав себе кусок ногтя.

- Вот сука!

Если мимо палишь ты, ружья не погань,

Не рычи на него: косоглазая рвань!

Ведь даже с тобой лучше ласка, чем брань,

И друг пригодится на службе!

Передернув затвор, он напружинился и выбросил себя вперед и в сторону – туда, где не должен был оказаться человек, выпрыгивающий из-за угла. Серый чугунный кнут шарахнул о пол в трех шагах от Льюиса, вышибив в воздух фонтан острых щепок. Твардзик обошел покореженный, сплющенный металлический шкаф, который уже никого не мог прикрыть от удара.

- Мне жаль, аврор, но так надо.

- Льюис! – заорала сзади Делла. – Нашшана Пари!

Перетекающая сама в себя фигура застыла, пронзенная пучком багровых молний, по серой колышущейся поверхности прошла мелкая рябь. На мгновение Льюис почувствовал острую, как осколки стекла, надежду – но Твардзик обернулся и хлестнул воздух тем, что только что было рукой. Стальной трос щупальца врезался Делле в грудь и подбросил в воздух, как тряпичную игрушку. Льюис не увидел, куда она упала – он стрелял, всаживал пули одну за другой в голову и грудь врага. А потом ударник сухо щелкнул.

- Ну вот и все, аврор. Может, поговорим, как цивилизованные люди? – спросил Твардзик и перешагнул через обломки стула. – Я не хочу вас убивать.

А я тебя хочу, - подумал Льюис, но не смог разжать челюсти. Он все еще целился в Тврадзика, пальцы на рукояти беретты свело, а мушка срослась с переносицей.

А когда неприятель ворвался в редут,

И пушки-принцессы хвостами метут -

Прицела не сбей, не теряйся и тут,

К пальбе попривыкнешь на службе.

- Может, встанете? И опустите пистолет. Я вижу, что вы не маг – поверьте, вам не нужно это противостояние.

Льюис медленно поднялся с колен. Во время боя они перебили водопроводную трубу, пол залило водой, и промокшие джинсы липли к телу. Наверное, они были холодным – Льюис не чувствовал холода.

Деллы не было. Она лежала где-то там, за разбитым, искореженным оборудованием, за сломанной мебелью. Надо было помочь. Сейчас. Быстро. Твардзик ударил ее, это просто удар, не выстрел, не ебаный снаряд, от такого не умирают, ребра, наверное, сломаны, и еще какая-то хрень, но не умирают. Надо помочь. Быстро.

Кто-то шумно, рвано дышал, Льюис не мог понять, кто именно, а потом дошло: он. Это он дышит. Загоняет в себя воздух на форсированном режиме. Помочь. Надо. Неуязвимый. Сука. Надо. Как. Как. КАК?!

Льюис открыл рот и закрыл, перенапряженные мышцы сводило, и он не мог выговорить ни слова. Мысли метались в голове, как испуганные летучие мыши, и рикошетили о стенки черепа, рождая долгое эхо.

Надо думать. Успокоиться. Прямо сейчас. И думать.

- Сэр? Вы меня слышите?

Усилием воли замедлив дыхание, Льюис сухо, со скрипом сглотнул и попробовал еще раз.

- Да.

Голос был ломким и каркающим, как у старика.

- Я хочу вам кое-что объяснить.

- Я слушаю.

Взгляд Льюиса метался по комнате в поисках возможностей – идиотских, ничтожных, любых.

Твой ротный убит, нет на старших лица...

Ты помнишь, надеюсь, что ждет беглеца.

Останься в цепи и держись до конца

И жди подкреплений от службы.

Говори. Объясняй, убеждай, хоть дрочи на дохлую корову – только дай мне время.

- Я не планировал вас убивать. Все этого… беспорядка не должно было случиться - колеблющийся, как вода в канализационном люке, Твардзик, обвел рукой разоренный зал. – Я был уверен, что все закончу до вмешательства авроров.

- Что закончишь? Что ты хочешь?

Вопрос прозвучал почти нормально. Голос все еще прыгал, губы тряслись, но истерика медленно отступала.

Дано: неуязвимый сукин сын. Как прикончить неуязвимого сукина сына? Думай, Льюис, думай.

- Мистер… простите, как я могу к вам обращаться? Благодарю, мистер Уилсон. Видите ли, боюсь, тут возникло некоторое недопонимание. Я не делаю ничего плохого. Наоборот, я хочу все исправить. Магия – это источник величайших возможностей. Думаю, мне не нужно вам ничего объяснять – вы же работаете в департаменте, сами все видели. Маги не умирают от гепатита и рака, восстанавливаются после травм, которые убили бы обычного человека. У вас в семье кто-нибудь умирал?

- Да. Мать, от рака.

- Вот! Если бы маги не прятались, если бы силу использовали вне ограниченного круга людей, ваша мать была бы жива. Разве сложившаяся ситуация справедлива?

- Нет. Не справедлива, - согласился Льюис. Сейчас он согласился бы даже с тем, что небо зеленое, а в Гудзоне вместо воды пиво течет.

- Маги не могут узурпировать силу, которая способна изменить мир.