Древнегреческий для скептиков (СИ) - У. Дарья. Страница 29

От последней ассоциации у неё даже желудок свело, что отчётливо продемонстрировало приземленность её голодной натуры. Да, с романтикой у Дельфиновой было не очень, зато на аппетит не жаловалась.

Испытывая поистине Танталовы муки, она волевым усилием удержала себя от того, чтобы срочно бежать на кухню, и потянулась за собственной сумкой, бесцеремонно брошенной вчера на пол. Было бы неплохо проверить телефон, хотя, конечно, вряд ли кто-то мог бы её потерять. Вчера у неё не было никаких планов, кроме как прийти домой и страдать в одиночестве. Батарея наверное совсем разрядилась, но может у Пола есть подходящая зарядка… Но телефона в сумке не оказалось. Алина дважды перерыла внутренности своего небрендового баула, но безрезультатно. Кажется, ко всем проблемам она умудрилась еще и средство связи с миром потерять! Что-то чёрная полоса её персональной судьбоносной зебры затянулась. Не иначе это полоска с задни… ну то есть с крупа.

В растерянности она огляделась по сторонам и с удивлением увидела потерянный девайс на тумбочке рядом с кроватью. Когда она успела его достать? Вроде бы вчера на это не было времени… Да она даже и не вспоминала о нем, не до того было. Впрочем какая разница! Дельфинова отбросила в сторону бессмысленные рассуждения и быстро пробежалась взглядом по иконкам на экране. Так и есть, несколько уведомлений в соцсетях, но ничего срочного. Ни звонков, ни сообщений не было. Зарядки должно хватить до дома, если только Катракис не возьмёт её в плен и не запрёт на неделю в этой спальне. Обдумывая эту весьма интересную мысль, Алина, наконец, выбралась из комнаты и пошла на запах еды.

Философское печенье

Ахиллесова пята — слабая сторона, уязвимое место.

Знаменитому герою Ахиллу ещё в детстве было предсказано, что он героически погибнет у стен Трои. Его мать Фетида решила сделать сына неуязвимым и для этого окунула младенца в волшебные воды подземной реки Стикс, держа его за пятку. Было бы логично предположить, что ранение в пятку никак не может стать смертельным, но мифы и логика — понятия несовместимые. Так что в одной из битв неумолимый случай (или по другой версии оскорбленный Аполлон) направил стрелу Париса прямо в пятку Ахилла, от чего тот и скончался,

Благоухая расслабленностью и негой, в одной мужской рубашке, Дельфинова вплыла на кухню, как она надеялась, соблазнительно и эффектно. Но вид стоящей на столе тарелки, полной жареного бекона и яичницы, напрочь отбил у неё все желание казаться сексуальной, возвращая с небес на грешную землю.

Спустя десять минут сосредоточенного насыщения, Алина блаженно откинулась на спинку стула. Она старалась не пялиться, но взгляд то и дело устремлялся на Пола, приканчивающего свою порцию. Вместе с сытостью на кухню вползла неловкость. Вроде бы и надо было что-то сказать, что-то эдакое, непринужденное, но Дельфинова подозревала, что «спасибо, что не дал умереть с голоду» прозвучит глупо. Положение немного спас Пол, встав и направившись к кофемашине.

— Чай или кофе?

— Кофе, — не раздумывая, выбрала Алина.

Катракис щеголял на кухне в домашних клетчатых штанах и пушистых тапочках.

— Какая интересная у тебя домашняя обувь! — она отчаянно попыталась найти тему для непринужденной беседы.

Тапки действительно были примечательные. Обычные мужские шлёпанцы, но верхнюю их часть покрывал длинный зелёный ворс, цвета сочной молодой травки. Как будто на каждую ногу было надето по цветочному горшку.

— А, это мама подарила, — гордо произнёс Катракис и повертел в воздухе одной ступней, предоставляя возможность получше рассмотреть шедевр кустарного творчества, — Она ковровой вышивкой увлекается. Классные, да?

— Не то слово! Очень подчёркивают твою… ммм… мужественность.

Пол ухмыльнулся, но не стал развивать тему, молча поставив на стол две кофейные пары и упаковку сливок.

— Со сливками, но без сахара, — подмигнул он.

Кофе они вновь пили в тишине.

— А хочешь я буду тренировать твой русский? — внезапно предложила Дельфинова.

— Как, например? — заинтересовался Пол.

— Очень просто: практика и еще раз практика. Ты же неплохо его знаешь, сам говорил, но никак не можешь преодолеть языковой барьер. Стесняешься. Боишься ошибиться. Предлагаю себя в качестве подопытного кролика. Когда мы наедине — говори со мной исключительно по-русски. Мне плевать на ошибки. Постараюсь их даже не исправлять, чтобы тебя не сбивать.

Катракис хмыкнул, но отказываться не стал.

— Давай попробуем, — произнёс он на русском, — Но тебе придётся сделать большие запасы терпения.

— Запастись… — начала было исправлять Дельфинова, но увидев его скептически поднятую бровь, осеклась.

Казалось, что атмосфера стала немного более расслабленной, пока Катракис не поинтересовался:

— Во сколько у тебя в понедельник назначена встреча в отделе кадров?

Температура на кухне сразу понизилась на несколько градусов.

— В одиннадцать, — пробормотала Дельфинова, — Лучше и не напоминай.

— Не расстраивайся, может всё еще уладится…

— Да как же оно может уладиться? — с досадой воскликнула она, — Давай не будем об этом.

Мысли о работе напрочь смели все остатки душевности, которые ещё не были убиты неловкостью, и Алина почувствовала, что хочет домой. Когда она начала собираться, Пол предложил её отвезти. Вероятно надо было продемонстрировать собственную независимость и отказаться. Но все эти па-де-де начального этапа отношений всегда были её Ахиллесовой пятой. Она вообще уже не была уверена, что прошлая ночь не станет единственной в своём роде. Да и премерзкая погода не располагала к тому, чтобы начать осваивать женские штучки прямо сейчас.

В тесном пространстве машины их вновь окутало душное облако неловкости. Беседа не клеилась. Вопросы выходили дежурными, а ответы на них односложными. Пытаясь хоть как-то разрядить атмосферу, Алина поинтересовалась:

— Какие у тебя планы на Новый год? Будешь в Петербурге праздновать?

— Мой курс заканчивается только в середине января, так что да, придётся здесь задержаться. Хотя отмечать без домашней василопиты мне не очень хочется, да и настроения нет, — ответил Катракис.

— Василопита? Что это?

— Традиционный греческий пирог с монетками, который принято делать на Новый год.

— Да уж, это вам не оливье, — протянула Алина, — Пирог испечь сложнее, чем салат настрогать… Ну а настроение можно и самому создать. Купишь ёлку, украсишь её шариками… Греки же наряжают ёлки?

— Конечно. У дома моих родителей растёт араукария, настоящая пушистая красавица, на неё мы и вывешивали в детстве фонарики и банты.

— Никогда не слышала, это что-то хвойное?

— Да, дерево, похожее на сосну, только ветки и иголки у неё растут вверх. Но можно и обычную ель купить на рынке или украсить корабль.

— В каком смысле корабль?

— В прямом, — Пол бросил хитрый взгляд на пассажирское сидение, где сидела Алина, — Не слышала о такой традиции? Мы украшаем лентами и колокольчиками фигурки рождественских кораблей, иногда и подарки в них кладём. Очень удобно, как будто он их и привёз.

— Какой романтичный обычай, у нас таких не водится… А если украсить уличное дерево, гирлянды упрут, не дожидаясь утра. Кстати искусственные елки уже сейчас продаются.

Пол смешно скривился.

— Извини, но они вызывают у меня стойкие ассоциации с ёршиками для унитаза.

— Увы, мой циничный греческий друг, они и правда похожи. Но лучше так, чем держать труп дерева у себя дома.

— Кстати мне и полагается быть циничным, — оживился Пол, — Циники — это ведь исковерканные римлянами киники, то есть представители древнегреческого философского печения…

— Печения? — Алина с улыбкой посмотрела на водителя, — Может течения?

— Именно! — воодушевленно подтвердил тот, — Течения! Киники презирали условности, стремились к естественности и предельному упрощению жизни, являлись приверженцами…