Партизан - Найтов Комбат. Страница 9

– Кумулятивный эффект и рассеивающий. Вот эти можно делать и меньше, их носить будет удобнее, но у нас они не получились, прочности корпуса не хватает. Отбиваться разведгруппам удобно от преследующего противника. Поставил, навел, оставил одного бойца и сделал для него метку, когда привести мину в действие. Рывок удочки и ноги в руки – догонять группу.

– Умно!

– Поставку корпусов надо бы организовать, товарищ майор. Зенитки еще бы, но это несбыточная мечта, бог с ними. Может, чего сами придумаем.

– Так все-таки, может, в Москву? – и он приподнял так и не выпитую вторую рюмку.

– Нет, меня и здесь неплохо кормят. Есть подозрение, что я у вас проверку пройти не смогу. Нога зажила, от контузии всего три маленьких отметки остались, в любую секунду кто-нибудь может сказать, что сам, добровольно, остался на территории, занятой противником, и хрен отмоешься. Тем более что провалов в памяти – полно. Почти никого в лицо не помню. Плюс здесь все знают, что общаюсь я с людьми, которые против советской власти настроены.

– Кстати, почему?

– Если они воюют против немцев, значит, они – союзники, пусть даже временные. Благодаря этому из Кобелей два отделения «стрелков» перешли в отряд, и нас через свою территорию пропускают беспрепятственно. И замполита в отряде нет, его роль выполняет Кузьмич, старый член компартии Западной Белоруссии. Так что партийные и комсомольские организации в отряде есть, но руководящей роли они не исполняют. Руководят членами своих организаций. В отряде – единоначалие.

– А как же Указ от 16 июля о введении института военных комиссаров в частях РККА?

– И о чем же там? Мы такого не имеем, и официально не являемся воинской частью РККА. Я так вообще из другого ведомства. – И предъявил майору госбезопасности удостоверение НКГБ. Тот улыбнулся.

– Ну и жук ты, Петрович! Тебе точно лучше за линией фронта сидеть, не то схлестнешься с кем-нибудь из этого сучьего племени.

– Хлебнем мы еще горюшка от этого Указа, во время войны единоначалие должно быть в абсолюте. И еще: у меня в кармане, после того как очнулся от контузии, не оказалось партбилета. Где он и что с ним – я не в курсе.

– Как это так?

– Да черт его знает. Этот момент у меня из памяти совсем выпал. Так что я здесь посижу. А что касается советской власти, я двумя руками «за», но эта территория вошла в СССР меньше двух лет назад всего. Врагов советской власти здесь выше крыши. В отряде всего шесть или восемь поляков, которые почти поголовно считают нас оккупантами, а вспоминать о том, что им эти места достались в результате войны 20-го года, они не любят. Говорить им, что мы воюем за возвращение сюда СССР, значит, своими руками их отправить в руки реальных оккупантов. Кого-кого, а немцев здесь отродясь не было. Сейчас немцы совершают ошибку, облагая всех одинаковыми налогами, и тех, кто за СССР, и тех, кто за «Польску от морза до морза», и тех, кто за Великую Германию, но имеют другую национальность. И только фольксдойчи имеют налоги, как немцы в Восточной Пруссии. А евреев, тех вообще за людей не считают. А их здесь много, более 30–35 процентов населения. Требуется использовать, в свою пользу, ошибки противника. Объединить всех, кто против немецкой оккупации. Людей, поддерживающих немцев, на этой территории меньшинство. А без поддержки населения партизанское движение обречено.

– В этом ты прав, Петрович, но поднимать жестко в Москве этот вопрос я не стану, попытаюсь объяснить, что для районов Западной Белоруссии и других регионов, вошедших в состав СССР недавно, требуются другие подходы и надо не допустить перерастания захватнической войны в гражданскую. Но гарантировать успех в этом направлении я не могу. Шапкозакидательства у нас в избытке. Но немцы прут, может быть, до ГПУ что-нибудь и дойдет.

– Скажите им, что это – другая война, война на уничтожение. Среди немцев нет ни пролетариев, ни крестьян, они – захватчики. Их требуется уничтожать. Всеми имеющимися средствами. Хоть дустом, как клопов или тараканов.

– Нет, Сергей Петрович, не вздумай химию применять! Категорически запрещаю!

– Есть!

– Немцы могут, но не применяют в боях газы и отравляющие вещества. Приказ Ставки однозначно запрещает применение этих средств против противника.

– Есть, применять не будем.

– А что, имеется?

– Да есть маненько, на аэродроме нашли несколько экземпляров.

– Уничтожь. Этого нам только и не хватало.

– Есть, о результатах – доложу. Обозначим это дело буквой «эръ», твердый знак. Запишите.

– Выпить у нас с тобой не получается, Петрович, вопросы поднимаешь слишком серьезные. Что касается твоей системы подготовки личного состава, мне бы хотелось иметь полный конспект по всем специальностям.

– Можете забрать с собой по одному инструктору с каждого курса, и выжмете это из них. Сидеть и заниматься писаниной – некогда, а ротапринта у нас нет.

– Этот пробел политуправление закроет быстро, не волнуйся. Инструкторов заберем, этой ночью мы вылетаем обратно, сколько людей тебе оставить? Подготовлены они серьезно, до уровня командиров батальона.

– Требуются радисты, минеры и артиллеристы.

– Радистов и минеров оставлю, артиллеристов у нас нет. Это наш прокол. Есть самбисты, боксеры…

– Для того, чтобы с голыми руками столкнуться с противником, боец должен просрать винтовку, штык, нож, ремень и найти на поле боя такого же разгильдяя среди противника. Приемы самообороны и боевого самбо изучают у нас только бойцы разведроты.

– Вот туда их и направь. Шестнадцать человек могу оставить.

– А этот самый, их командир?

– Иванов-то? Я, грешным делом, хотел им тебя заместить, не дело, когда таким большим соединением старшина командует, да теперь вижу, что тебя проще в звании повысить, чем Иванова поднимать до твоего уровня. Заберу через две недели, а использовать буду его в другом месте. Прогони его по всему, что делается в бригаде, и задействуй в операциях. Добро?

– Добро, пусть учится.

– На посошок? – спросил Павел Анатольевич.

– Обед придется сюда заказывать, мы его пропустили, так что есть предложение чуточку подождать с этим вопросом и пообедать.

– Резонно.

– Да-да, пропустите, жду.

Человек в пенсне, с маршальскими звездами на петлицах, повесил трубку телефона, открыл ящик стола, переложил наверх и раскрыл довольно тоненькую папку «Дело» из синеватого картона. На лицевой стороне красовался штамп: Совершенно секретно. Особой важности. Подписано дело было: Операция «Капкан». Берия встал и пошел навстречу группе из пяти человек, вошедших в его кабинет.

– Прорвались? – даже не поздоровавшись, но протянув руку для рукопожатия главе Особой группы, спросил генеральный комиссар.

– Прорываться не пришлось, товарищ генкомиссар. Нас проводили, но на южной границе аэродрома начинался бой. По докладу полковника Медведева, бригада Старшины разгромила в ночном бою до полуроты фельджандармерии. Не полицаев, а немцев. Вот его радиограмма, приняли еще в воздухе.

– Оставьте, Пал Анатолич, не будем нарушать порядок, к столу, товарищи. Итак, по порядку: это – Абвер? Прошу, Николай Герасимович, вы у нас главный спец по немецким разведшколам.

Человек с общевойсковыми петлицами, на которых горели алым шесть шпал, встал:

– Признаков немецкой организации в бригаде Старшины мною не обнаружено, за исключением наличия примерно двадцати-тридцати комплектов радиостанций Torn.Fu.g и новейших Torn Feldfu.х. По словам их начальника разведки, у них на складах есть еще столько же, захвачены из вагона отправленного под откос поезда около двух недель назад. Два комплекта, по моей просьбе, было отправлено с нами. Torn Feldfu.х., переданный нам, находится в заводской упаковке, выпущен в мае текущего года. Очень интересная модель однокорпусной радиостанции. В бригаде радиостанции используются на уровне взводов. Этого нет даже у немцев, у них это – ротная радиостанция. Удивительно, но в бригаде практически не используется трофейное вооружение, за исключением Maschinengewehr 34, единого немецкого пулемета, но их немного, около 15 стволов, остальной парк – пулеметы ДП и ДТ.