Торжественное открытие (ЛП) - Майлс Эйва. Страница 55

— Ретт.

Его губы приподнялись.

— Эбби, ты выглядишь такой же свежей, как лимонный пирог, который любит готовить моя мама.

В ее желтом льняном костюме не было ничего особенного. Почему он так говорит?

— Это преувеличение. — Она не хотела слышать от него комплименты. — Что мы можем для тебя сделать, Ретт?

Его рука похлопала Дастина по спине.

— Я слышал, что у ребенка был тяжелый день, поэтому решил зайти, может я могу что-нибудь сделать

— Ты можешь помочь мне вытирать пыль, — предложил ее сын. — Мама наказывает меня, хотя я не сделал ничего плохого.

— Похоже, ты легко отделался. Мак сказал, что его адвокат составили соглашение с ребенком и его родителями в обмен на отказ от предъявления обвинений.

— Да, Джереми должен выполнять чертову кучу общественных работ. А Генри получит награду за то, что сдал Джереми. А я? Я превратился в домашнего раба. Это так несправедливо.

Если бы у ее ребенка была кнопка выключения, она бы нажала ее в данный момент. Она надеялась, что Ретт все не испортит, согласившись с Дастином.

Ретт сжал его плечо.

— Ну, это больной вопрос для твоей мамы и Мака. Я знаю, это кажется тебе несправедливым, но, черт возьми, у меня появилась изрядная доля неприятностей, во время якобы угрозы взрыва, с моими девушками, которые сопровождали меня.

Эбби бросила на него испепеляющий взгляд.

Его учтивый поклон ей не смягчил ее взгляда.

— Конечно, моя мама, как и твоя, твердо верит, что ты — та компания, с которой дружишь. Вот почему я медленно исправляюсь.

Раздался ее звонкий смех.

— О, значит, ты уволил своих покерных малышек? — Она вздрогнула, осознав, что не контролирует свой рот примерно так же, как Дастин не контролировал свой. Спросить Ретта о «малышках» означало, что ей не все равно.

— Ты же знаешь, что они часть моего шоу. Фанаты любят их. Я не знаю, сколько мужчин говорили мне, удивительно, что обтягивающее платье с блестками может сделать с женщиной. Ты могла бы попробовать как-нибудь надеть такое платье, Эбс.

Дастин разразился лающим смехом, а затем остановился, осознав, что мать смотрела так, будто готова была убить Ретта. Он прочистил горло.

— Я пойду вытирать пыль в твоей спальне, мам.

Вероятно, это был хороший выбор. Она была не уверена, сможет ли удержаться и не огрызнуться Ретту за комментарий о платье. Как будто она могла надеть что-то подобное. Он просто пытался вывести ее из себя, так как знал, что она не одобряет «его поступок».

— Не забудь вытереть пыль под кроватью, — предупредила она, когда Дастин промчался мимо.

— Прости, если комментарий о платье расстроил тебя, — произнес Ретт. — Я с удовольствием смотрю на тебя, одетую во что угодно. Или голую.

Глубокий тембр его голоса вызвал в ней желание, и ее лицо вспыхнуло. Ее рука случайно отбросила открытки и конверты в сторону. Они падали на пол, как бумажные самолетики. Она встала, пытаясь обрести самообладание.

— Ретт, пожалуйста, прекрати это! Ты обещал.

— Я обещал не прикасаться к тебе. Я не ослеп и не потерял воображение. — Его большие, мужские руки, те, чьего прикосновения она так жаждала, собирали открытки с пола.

— У тебя красивый почерк, Эбби. Как у элегантной леди.

Мак был прав. Если она не собиралась уступать, то должна была стоять на своем. Заставить его выслушать. Ее горло сжалось, когда она представила, как он уйдет от нее.

— Прекрати это! Я серьезно. У тебя ничего не выйдет.

Он положил открытки на кофейный столик и навис над ней. Его мускусный одеколон щекотал ей нос, вызывая образы горячего, страстного секса. Кто вообще пользовался одеколоном, надев футболку и джинсы? О, точно. Ретт.

— Пожалуйста, я только причиняю тебе боль, а это последнее, чего я хочу. Мы хорошо провели время вместе, но все кончено. Пожалуйста, уезжай домой! Не меняй свою жизнь ради меня. Все хорошо так, как есть. — От предыдущих обвинений Мака у нее загорелись уши.

Его глаза пристально наблюдали за ней.

— Нет, не так. Ты не со мной, а я сделаю все возможное, чтобы вернуть тебя. Говори, что хочешь. Делай, что хочешь. Я могу это вынести. Даже если ты будешь отвергать меня до восьмидесяти лет, я все равно буду ходить за тобой. Конечно, надеюсь, что ты снова займешься со мной любовью, прежде чем у меня начнется бурсит в бедре, и я буду наносить мазь против артрита.

Она толкнула его в грудь. Мысль о том, что они становятся старше, заставляла ее сердце учащенно забиться. У нее и без того перехватила дыхание в сдавившей груди.

— Это не смешно.

— Я же говорил тебе, Эбби. Я не сдамся. Никогда. Я не брошу тебя, как это сделал твой отец. Или отец Дастина. Может когда-нибудь ты расскажешь мне, что с ним случилось, но даже если ты этого не сделаешь, это не имеет значения. Я здесь, и я люблю тебя.

Он просто не слушал ее, но она знала, как сможет его заставить уехать домой. Она глубоко вздохнула и судорожно сглотнула.

— Отец Дастина изнасиловал меня на втором свидании. Я была слишком глупой, чтобы понять, что так не должно было быть. Когда я забеременела, Мак выследил его. Этот мудак сказал моему брату, что я сама к нему лезла, — прошептала она. — Мы даже толком не познакомились, чтобы бросить меня технически. Теперь ты уедешь?

Его плечи поникли.

— Мне жаль, Эбби, — пробормотал он. Затем медленно протянул руки, будто намеревался ее обнять.

Она оттолкнула его, каблуки впились в ковер, когда боль, поднимающаяся в груди, угрожала свалить ее с ног.

— Не прикасайся ко мне. Разве ты не слышал, что я только что тебе рассказала?

Его руки были нежными, когда он прижал ее к своей груди. Она стукнула его по груди кулаками.

— Слышал и я обещал не прикасаться к тебе, но ты должна знать, что сейчас ты такая красивая. — Его тело прижималось к ней. — Ты должна понять, что для меня это ничего не меняет.

Она ударила его кулаком в грудь. Один раз. Дважды.

— Черт возьми! Оставь меня в покое.

Его лицо прижалось к ее шее.

— Нет, я люблю тебя. Я рад, что ты мне все рассказала. От этого я люблю тебя еще больше. Я чувствовал, что кто-то воспользовался тобой, но не знал, что все так плохо. Мне хочется разорвать того мудака на части, оторвать попеременно все конечности, затем оставить в живых, чтобы стервятники его прикончили.

Она прижалась лбом к его ключице, думая про себя: «Прошу тебя, только не отпускай меня».

— Мак тогда разобрался с ним, — произнесла она вслух.

Его руки ласкали ее позвоночник, делая нежные движения вверх и вниз такие же, как и родители, когда пытались успокоить ребенка.

— Хорошо.

Она откинула голову назад, отчаянно ища его глаза.

— Ты только не должен говорить об этом Дастину.

Его лицо смягчилось.

— Я бы никогда этого не сделал.

— Теперь ты понимаешь, почему у нас ничего не получится? — Одинокая слеза скатилась вниз, разрушая ее внутри.

Его палец смахнул ее с щеки.

— Нет, не понимаю. Ты думаешь, я не хочу тебя теперь, когда знаю? Чушь собачья. Это ничего не меняет. Мой отец выбил из меня все дерьмо перед тем, как уйти. Ты думаешь, это сделало меня меньше похожим на мужчину?

Ее губы задрожали.

— Конечно, нет. Я не знала.

Его выдох взъерошил ей челку.

— Это не совсем то, о чем я говорю. Вот почему мы с Маком стали друзьями. Мы как будто были давно знакомы, не в этой жизни, словно встретились два давних друга. Мы оба занялись покером, чтобы выпутаться из неприятной ситуации, которую устроила нам жизнь.

Она шмыгнула носом, вся ее грудь наполнилась жгучей потребностью заплакать — за него, за себя, за них.

Его плечо приподнялось.

— Иногда приходится смотреть в лицо прошлому. Говорить всякую чушь призракам.

Ее губы попытались улыбнуться.

— Чушь собачья. — И в этот момент она поняла, что он был прав. Прошлое не имело значения. Призрак исчез.

Он снова притянул ее к себе.

— Да, чушь собачья. Господи, я люблю тебя, Эбс.