Слепые чувства (СИ) - Иванов Марк. Страница 94

Тихий инородный скрип заставил Олега осторожно открыть глаза. Периферийным зрением он заметил, как в открытом дверном проёме промелькнуло что-то чёрное. Стараясь не поднимать голову, парень повернул её в удобное для наблюдения положение и увидел Дашу, которая на цыпочках кралась к их кроватям в одной ночной рубашке. Её лицо расплылось в довольной улыбке, а в правой руке она крепко сжимала тюбик с зубной пастой.

Пионерка выбрала своей целью Диму Воробьёва, спящего на первом этаже под Олегом. Еле сдерживая смех, она наклонилась к нему, но как только холодный тюбик коснулся его лица, он резко открыл глаза и схватил её за руку.

— Ай! — крикнула она, — Отпусти! Больно!

— Ты что, чертовка, хотела меня пастой измазать?! — не обращая внимание на крики девушки, сказал Дима, — ты хоть понимаешь, что я такое не прощаю…

— Ой! Ну прости меня! Я не со зла! Я просто хотела пошутить! Рассмешить вас хотела… — с её глаз потекли слёзы, а голосок-флейта стал очень тихим — отпусти меня, пожалуйста… Мне очень больно руку… Прошу, Воробушек…

— Кто тебя разрешил называть меня так?! — он выходил из себя и сжал её ещё сильнее.

— Ай! Так вы сами так друг друга вчера во время матча кличили! Забыл? «Эй, Вороба, принимай!». Но если тебе это не нравиться, то я больше так не буду, обещаю. Отпусти меня, пожалуйста…

— Димас! Ты чё, совсем с дубу рухнул? — вступился за Дашу Олег, — не видишь, ей больно! Быстро отпусти!

Он разжал её руку, на которой остались красные следы от его пальцев. Шепнув что-то непонятное, девушка в слезах выбежала из их комнаты.

— Сама виновата… — буркнул Вороба ей вслед.

— У тебя вообще мозги есть?

— А сам бы как поступил в такой ситуации, — встал на защиту друга Макс, — не думаю, что ты бы стал вежливо объяснять, что она не права и тебе неприятно ходить с усами из зубной пасты. Коли уж мы решили остаться здесь, то надо хотя бы поставить себя в соответствующее положение, и Диман сделал всё правильно. Пусть знают, кто здесь батька.

— Пацаны, есть разговор.

Вся решимость Крысы тут же испарилась, как только он увидел в дверном проёме грозно смотрящих на них Толиков в одних трусах и майках. Они зашли к ним в комнату и сели на край кроватей.

— Значит так, вы, трое, слушайте меня внимательно. Несмотря на то, что мы вчера сказали вам на свече, вы по прежнему остаётесь, простите меня за выражение, жуткими говнюками. Вот и сейчас, зачем вы довели Дашу, которая и муху обидеть не может, до слёз. И как вам не стыдно после этого?

Ответом было лишь тяжёлое молчание.

— Молчите? Выходит всё-таки стыдно, а это значит, что ещё не всё потеряно… Вот как мы поступим: при первой же возможности вы трое извинитесь перед Дашей, а если такие случаи будут повторяться и дальше, то тогда… повторите судьбу своего дружка. Поняли?

— Да, поняли, — ответил Олег за троих.

— Отлично. До подъёма ещё полчаса, но коли вы уже полны сил и энергии, то можете потихоньку вставать, умываться и одеваться на зарядку.

— Что, какая ещё зарядка? — недовольно буркнул Макс.

— Общеукрепляющая, — выходя из их комнаты сказал Высокий Толик.

— Утром отрезвляющая, — добавил Низкий.

***

Первый отряд был в лагере на особом счету: все понимали, что почти совершеннолетние дети не будут вести себя как маленькие, поэтому Егору Николаевичу удалось пролоббировать для них ряд маленьких исключений. Хоть такая практика была «не в духе партии», но начальство пошло к нему на встречу: всё равно проверка вряд ли заглянет в такую глушь.

Вдобавок к тому, что первому отряду было разрешено не соблюдать тихий час, им также было дозволено самостоятельно заниматься спортом отдельно от других отрядов, организовывать собственные отрядные мероприятия, свободно посещать пляж и ещё ряд мелких поблажек.

Во главе с Егором, они наматывали круги по широким каменным тропинкам лагеря. Пробежка в прохладное июньское утро среди высоких сосен бодрила лучше любого кофе, а затёкшие после долгого сна мышцы постепенно начинали просыпаться и наполняться энергией.

Девочки собрались в одну кучку и о чём-то болтали. Бег нисколько не мешал их разговору и даже смеху — видимо эта часть дня уже давно стала для них привычной рутиной. А вот Олег с друзьями бежал позади всех — им был непривычен такой быстрый темп, и они были вынуждены постоянно ускоряться, чтобы нагнать своё отставание. Всё это знатно выматывало их, и после пробежки им потребовалось ещё пять минут чистой отдышки, чтобы полностью прийти в себя.

Пока вся малышня прыгала на площади, под громкие команды и свисток физрука, первый отряд рассредоточился на футбольном поле. Аля вышла в центр и начала руководить зарядкой: она показывала стандартные «Гостовские» движения, разминающие всё тело с головы до ног, а все остальные слушали её команды и повторяли за ней. Троица сначала решила не подыгрывать этому «детскому саду», но грозные взгляды Толиков уже в который раз убедили их подчиниться системе.

На протяжении всей зарядки Олег то и дело бросал косой взгляд на Дашу: она старалась улыбаться и делать вид, что с ней ничего не произошло, однако грустный взгляд и красное пятно на левом запястье буквально кричали об обратном. Он поймал себя на мысли, что ему, впервые за очень много лет, по настоящему перед кем-то стыдно, хотя на своём веку Олег творил дела гораздо похуже, чем сегодняшнее утреннее происшествие… За одни сутки лагерю удалось пробудить в нём давно уснувшую совесть, и его это одновременно радовало и пугало.

После зарядки, когда все пошли переодеваться на линейку, Олег смог незаметно отколоться от своих друзей и выловить Дашу в коридоре первого корпуса.

— Слушай, — начал он, — эти идиоты ни за что не извинятся, так что я приношу свои извинения сразу же за нас троих…

— Ничего, — тихо сказала она, — я сама виновата. Даже не подумала о том, что вам может не понравиться мой утренний визит.

— Прекращай нести ерунду… Все вы были так добры с нами вчера, а мы вот так вам отплатили… Теперь ты поняла, почему я сказал на свече, что не заслужил ваше общество…

— Олег, ты так говоришь, будто уже смирился со своей ролью «плохого примера» для детей, но я вижу, как ты начинаешь потихоньку исправляться и становиться настоящим пионером… Ведь вчерашний ты вряд ли подошёл бы сейчас ко мне с извинениями.

— Ага, — он закатил глаза, — как говорит Аля: «Система ещё и не таких исправляла».

— Хи-хи, — она улыбнулась и вновь стала бодрой и жизнерадостной, — ладно, я побежала, мне ещё надо переодеться. Увидимся на линейке! И спасибо тебе за то, что поднял моё настроение!

***

На линейке Олег чувствовал себя максимально странно: с одной стороны на него давили взгляды друзей, а с другой — остальных пионеры. Это постоянно сбивало его с мысли и не давало сосредоточиться на внутренних переживаниях. В таком смятении он простоял до самого завтрака, а из речи начальника лагеря услышал только команду развернуться направо.

Перед приёмом пищи Олег тщательно вымыл свои руки с мылом, хотя до этого ему бы не пришла в голову даже такая мысль. Изнутри его терзал всего один вопрос: почему за одни сутки в лагере он так сильно изменился, а его друзья остались всё теми же идиотами? В чём дело? Почему у него вдруг проснулось сострадание, а у Крысы и Воробы оно продолжало спать? Почему вчера, на свече, его так резко пробило на откровенную речь?

Олег на автомате сел за своё место с краю от остальных и начал есть геркулесовую кашу. Ещё одна странность в копилку.

— Ну что, Даша, — спросил Низкий Толик, усаживаясь за стол, — эти грубияны извинились?

Судя по тому, что его открытое заявление никого не смутило, весь отряд уже был в курсе того, что произошло сегодня утром. На троицу обрушилась целая волна из осуждающих взглядов.

— Да… — сказала Даша, — вернее Олег подошёл ко мне перед линейкой и извинился за всех троих…

Теперь уже его друзья взглянули на него с открытым презрением и осуждением.