Чаша отравы (СИ) - Герасимов Игорь Владимирович. Страница 12

— Откажемся?

— Да, дорогой мой Эндрю, откажетесь, ты не ослышался! От Крыма вы, кстати, и так частично откажетесь с самого начала, даже если выберете вариант аннексии. Она будет неполной и принципиально не признаваемой вашими ведущими экономическими структурами. Они там попросту не будут работать. Но это всё частности... В общем, будьте в системе. И донеси, дорогой Эндрю, этот мой искренний и доброжелательный месседж до твоих Братьев и Сестер. Вместе с моими заверениями в совершеннейшем к ним почтении и наилучшими пожеланиями...

Беляков посмотрел Бутчеру в глаза и ничего не ответил.

Уильям встал с дивана и, с бокалом в руке, подошел к окну.

Весь центр Киева был залит светом. Евромайдан внизу неустанно кипел, словно котел, — несмотря на полуночный час.

— Ну, Эндрю, за нас! За великую шахматную доску! — произнес Бутчер и вытянул руку с бокалом, приглашая своего русского друга тоже встать, размяться и отвлечься от непростой беседы.

Беляков, подумав, поднялся и, тоже с бокалом в руке, подошел к американцу.

— Давай, Билли, за нас, — просто, без интонаций, сказал генерал армии.

— Разрешите?

— Да, Леша, заходи.

Подполковник Комитета охраны конституционного строя Алексей Савельев, известный в несистемной коммунистической оппозиции, куда был внедрен еще в девяностых годах, под «революционным» псевдонимом Жаров, вытянулся напротив стола начальника и произнес:

— Разрешите доложить, товарищ генерал армии?

— Да-да, говори, — всё так же, неофициальным тоном, сказал Беляков. Предстоял регулярный отчет-собеседование о деятельности Жарова в его среде.

— По переговорам об объединении Рабочей и Единой компартий. Продолжаю тормозить, как могу, заматываю вопросы...

— По содержательным вопросам есть разногласия внутри партии?

— В основном требования идеологического крена вправо, во всякое мракобесие вроде борьбы с сионизмом.

— Хорошо... Это полезные идиоты, их надо беречь...

— Да, конечно, товарищ генерал армии. Сам я — всегда на стороне выступающих за наиболее здравые вещи в программе. Потому что если поддержу тех, кто явно бредит, то моя позиция будет заведомо невыигрышной, глупой, а значит, и уязвимой в итоге. Лучше быть на стороне самых здравомыслящих, даже возглавить их в этом процессе, направлять. Чтобы никто не получил повода ни у нас внутри, ни в ЕКП мне лично что-то предъявить. А что — вот, правильную, незашоренную, революционную позицию занимает, какие могут быть претензии? Правда, это только на словах. На деле именно этот статус дает мне право и возможность саботировать по существу... Хотя, конечно, тут сама по себе задача заведомо выигрышная — ну кто действительно захочет реально на равных объединяться, то есть, получается, умалять свои собственные амбиции, ломать привычный организационный уклад, в котором уже всё давным-давно устаканилось, где заслуженные функционеры добились того, чего добились, и почивают на лаврах? И ради чего? Ради слияния с партией-выскочкой, которой всего-то четыре года? Давайте, товарищи, живее, в индивидуальном порядке вступайте в наши ряды, в ряды прославленной старейшей компартии России! Как же иначе? И такой настрой превалирует естественным образом и будет превалировать.

— Да-да, всё правильно, молодец. И побольше, побольше всяких громких революционных изречений делай, причем, как ты выражаешься, максимально здравых, идейно выверенных, без шамкающей замшелости, без догматических трясин, без черносотенного бреда, — наставительно произнес начальник КОКСа. — Везде — на пленумах и митингах, в блогах и роликах, в статьях и интервью. Неважно, что ты говоришь, — важно, какая у тебя позиция, когда надо решать конкретные принципиальные вопросы по идеологии и по организации. А от антисемитов со временем можно и нужно избавиться — пусть откалываются на здоровье, пусть ЕКП их, в конце концов, подберет, если не побрезгует. Главная твоя задача — жестко удержать контроль над тем крылом РКП, которое разделяет правильные идеи.

— Так точно, товарищ генерал армии!

— Да, идеологии надо уделять особое внимание. Коммунисты не слишком-то рефлексируют, но мы обязаны разбираться в этих вопросах лучше, чем они сами. И тогда они никогда не поднимутся выше плинтуса. У коммунистического движения в России, как мы знаем, три сугубо внутренних врага, в совокупности надежно гарантирующих его вечную импотенцию. Это русский национализм и имперская державность, выдаваемые за коммунизм. Это мемориальный советизм, заведомо пронафталиненный, подчеркнуто обращенный только и исключительно в прошлое. И это якобы новый антиавторитарный социализм, фактически смыкающийся с еврокоммунизмом и западной трактовкой левой идеи. Каждое из этих трех направлений заслуживает того, чтобы его всемерно холить и лелеять. А всё то, что хотя бы отдаленно походит на нормальные коммунистические идеи, должно организационно держаться под нашим максимально жестким контролем. Чтобы у тех, кто такое исповедует, дальше правильных слов дело не шло, чтобы всё у них работало вхолостую. Понял?

— Так точно! — подтвердил подполковник. — Так и делаю.

— Ну, хорошо, будем считать, что на этом направлении всё нормально и стабильно. Еще что-нибудь значимое есть?

— Проблема, угрожающая мне лично, — теперь уже явно без воодушевления произнес Жаров.

— Какая?

— Есть данные, что ряд региональных организаций, прежде всего Урал и Сибирь, на сегодняшний день, если встанет вопрос о первом секретаре, однозначно выступят против меня, причем активно. И не готов поручиться, что другие их не поддержат. Свою коалицию сколачивают вокруг восходящей звезды, свалившейся к нам с Донбасса и осевшей в Тюмени, — Михаила Омельченко...

— Вот как... Плохо работаешь, Леша, очень плохо! Как ты допустил такое? Ты что, там уже ничего не контролируешь? Ты же должен быть готов в любой момент возглавить партию. Мельдин одной ногой в могиле. Пока ты секретарь, это одно, но если что, придется бросаться в бой с тем, что есть. А с чем, спрашивается? Если тебя прокатят, если кто-то другой, ну хотя бы этот Омельченко, тебя обойдет, то твой авторитет схлопнется необратимо, ты станешь промахнувшимся Акелой, хромой уткой, причем навсегда. Этого нельзя допустить ни в коем случае.

— Согласен...

— Ну и? — жестко отрезал Беляков. — Раз согласен, так и держи ситуацию под контролем. Задействуй все рычаги. Как внутри организации, так и ресурсы Комитета извне. Не мне тебя учить. Вынужден напомнить, что ты и только ты отвечаешь за то, чтобы их грамотно, правильно, своевременно привлечь. Если что-то нужно, ты обязан запросить содействие по конкретным проблемам, людям. Если кто-то мешает — откроем дело, смутьян отъедет. Или вообще без дела решим вопрос.

— Да тут не кто-то отдельно взятый, вот в чем проблема. Тенденция. Новые люди приходят постоянно, а для них я — никто. Особенно в регионах. Был бы бессменным первым — другое дело. А так — просто один из...

— Просто работай более активно, нарабатывай авторитет каждый день. Надо, чтобы альтернативного вожака, как только скопытится Мельдин, просто не оказалось на тот момент. Чтобы в крайнем случае большинство приняло бы тебя как компромиссную фигуру, как меньшее зло. Чтобы те, кто и не в восторге от перспективы твоего руководства, хотя бы смирились и не вякали. А конкурирующие и угрожающие твоим перспективам поползновения надо давить в зародыше — тихо, но жестко. Ладно, пришлю к тебе аналитиков, обмозгуйте пока там с ними, что и как надо, чтобы устранить угрозу.

В КОКСе ни на день не ослабляли контроль над ситуацией в несистемном российском коммунистическом движении — каким бы жалким, маргинальным и непопулярным в народе оно ни было. Не ослабляли ради того, чтобы оно оставалось таким и впредь в ближайшие годы — пока, наконец, не будет по отмашке сверху ликвидировано раз и навсегда. Вместе с носителями идеи.