И маятник качнулся… - Иванова Вероника Евгеньевна. Страница 18

Она сузила глаза, показавшиеся мне болезненно-блестящими, и низким бархатистым голосом сообщила:

– Его высочество, наследный принц Западного Шема Рикаард просил навестить тебя и оставить подарок… На долгую память. – Узкий язык скользнул по нижней губе, напомнив мне ядовитую змею. – Жаль, что времени мало, – разочарованно продолжила эльфка, – и я не смогу поближе с тобой познакомиться… Ты был бы в восторге!

Да, в восторге. Меня и так уже почти настиг «экстаз» – осознание того, что я подошел к Грани куда ближе, чем за всю прежнюю свою жизнь. Знаю я, дорогуша, что ты хочешь мне предложить – пытки эдак на двое суток! Судя по белым паутинкам шрамов на лице и в вырезе ворота, ты и сама не прочь окунуться в омут Боли…

Она снова повернулась к столу, взяла предмет величиной с ладошку и подошла ко мне. Так близко, что я почувствовал ее дыхание на своей коже. Приторно-сладкий аромат с нотками горечи. Да ты нездорова, дорогуша! Какого дурмана ты наглоталась? Впрочем, было что-то еще. Какие-то чары. Не враждебные мне и не враждебные эльфийке – просто чары, возможно, «пассивная защита» или нечто похожее. Странное ощущение, никогда раньше с таким не сталкивался – словно струна натянута… Фрэлл, да я почти слышу, как она звенит!

Эльфийка задумчиво вертела предмет в руках.

– Чем бы тебя наградить? Нужно что-то простое, но впечатляющее, не так ли? «Насильник»? Нет, это будет похоже на комплимент! «Детоубийца»? В определенных кругах тебя сочтут героем… О, а вот это то, что нужно!

Я понял, что она хочет сделать. Поставить клеймо. Уж не знаю, исполняла ли эта эльфийка функции экзекутора при королевском дворе или только в свите принца, но все необходимое для исполнения наказания у нее имелось – пластинка с полостью для заливки специальной краски и причудливым лабиринтом тонких полых игл, которые движением маленького рычажка можно было установить в различном порядке. Краска, конечно, несмываемая, да еще и зачарованная, чтобы клеймо было не свести… Сухие крупицы знания обожгли мой разум и, осыпаясь в хранилища памяти, унесли с собой способность принимать решения. Проще говоря, я остолбенел. Для меня подобная «мера наказания» была более чем серьезной. Хотя бы потому, что я, в отличие от любого другого человека (или не-человека), был лишен возможности избавиться от подобных повреждений собственного тела. Любой порез навеки застывал на мне шрамом, и я завидовал светским щеголям, которые дрались на дуэлях каждый день, а на следующее утро являлись как ни в чем не бывало и демонстрировали всем гладкую и здоровую кожу… Да, это обходилось им в кругленькую сумму – услуги лекарей-магов всегда хорошо оплачиваются, – но результат того стоил… И только я один запретил себе рисковать – с того самого момента, как осознал в полной мере свою «уязвимость». Вызвать на дуэль? Уж лучше прослыть трусом и ничтожеством! Последний неумеха может убить меня, случайно задев грязным лезвием… Думаете, легко всего на свете бояться?

– Да, так и поступим! Надеюсь, принц оценит мою изобретательность!

Тонкие пальцы дернули меня за волосы, прижимая к подпорке, и рой игл вонзился в правую щеку. Я даже не сразу почувствовал боль, потому что к тому времени страх уже полностью опутал тело и разум своей паутиной. Впрочем, это был даже не страх, а ужас, плавно переходящий в тупое отчаяние. Все кончено. Надежды и мечты хрустальными брызгами разлетелись в разные стороны. Я пропал. Окончательно и бесповоротно. Я уничтожен…

Эльфийка убрала орудие своего ремесла, наслаждаясь результатом «творчества», и удовлетворенно оскалилась:

– Все в лучшем виде, красавчик! О, что это, несколько капелек? Но ведь это не краска, правда?

И она на мгновение припала к моей щеке, слизывая кровь, выступившую в местах уколов. Сглотнула, довольно щурясь. И струна лопнула. Не знаю, какие чары жили в тебе, дорогуша, но теперь ты навсегда их лишилась… И поделом: нечего совать в рот что ни попадя…

Эльфийка ушла так же тихо и незаметно, как и появилась, оставив в качестве доказательства своего посещения узор на моем лице и перчатку у меня во рту. Какое-то время я стоял, глядя в злобное пламя свечи, пока лед потрясения не начал таять, а потом сполз на пол, стукаясь затылком о деревянный брус. В голове не осталось ни одной завалящей мыслишки – ни о прошлом, ни о будущем. Не знаю, сколько прошло времени, – я даже не слышал, как уезжал принц. К реальности – пусть не совсем, но чуть-чуть поближе – меня вернуло появление Бэра. Он довольно выдохнул:

– Ну, вот и все! Отмучились! – И тут он понял, что комната выглядит иначе, потому что на столе откуда-то появился источник света. – Эй, а это что такое?

Лучник перевел взгляд в мою сторону, и я с несколько отстраненным изумлением узнал, что большие глаза могут быть не только у эльфов.

– Что произошло?

Он наклонился ко мне, извлекая «кляп» из уже частично онемевшего рта, и наконец-то рассмотрел главную причину моего ступора. Бэр был поражен, и поражен неприятно.

– Это… по приказу принца… но зачем?

Надо же, он способен мыслить логически! Разумеется, клеймо королевского палача можно поставить исключительно с ведома и по поручению особы королевской крови!

– И почему именно это?

– Что? – прохрипел я.

– Такое клеймо редко используется…

– Да что, скажи, наконец!

– «Погасивший незажженную свечу».

Сердце упало куда-то вниз. Нет, не к ногам, гораздо ниже… Твоей рукой, эльфийка, водили обозленные боги, не иначе – никакой другой приговор не мог бы причинить мне больше страданий…

Только теперь я понял, что мое недавнее отчаяние было всего лишь прелюдией, слабой репетицией того, что накатывало на меня сейчас. Волна безысходной тоски, смешанной с самой искренней и глубокой ненавистью и самой незамутненной злобой – о нет, не к кому-то конкретному, разве что только к стечению обстоятельств, наделившему меня такими достоинствами, от которых впору бежать сломя голову… А еще она была отражением моей беспечности и глупости, наивности и поверхностного отношения к людям… Я совершил то, чего не следовало делать, и даже не подумал, чем могут обернуться подобные «капризы»… Но самым страшным и самым неотвратимым было совсем другое. вы видели шторм на море? Если видели, то поймете, что я имею в виду. Первая волна отнюдь не самая страшная, гораздо страшнее та, что приходит следом… У меня тоже имелась такая «волна», сплетенная из чужих воспоминаний и слухов, из бессилия и чувства вины, и хотя разум мой понимал всю абсурдность обвинений, сердце не хотело прислушиваться к его голосу…

Прости меня, пожалуйста! Я не мог ничего изменить! Если бы время и судьба были подвластны мне, я никогда бы не появился на свет, зная, сколько страданий и мук принесет мое рождение… Я не знаю, какой ты была… Говорят, что я похож на тебя. Чем же? Все изображения, которые мне позволили увидеть, говорят только одно: ты была самим совершенством! Ради чего ты решила отдать свою жизнь? Ради нелепого в своей недоделанности создания, которое обречено умереть гораздо раньше обычного для Семьи срока? Говорят, что ты действовала так во имя любви… Я не верю! Как можно любить того, кто медленно и настойчиво, час за часом, день за днем убивает тебя? Я недостоин любви – ни твоей, ни чьей-то еще, в этом я убеждаюсь каждый миг своего существования… Единственное, в чем я могу быть похожим на тебя, это упрямство, беспредельно-горячее и удушающе-ледяное… Но одного упрямства недостаточно, правда? Я уже не хочу жить, понимаешь? Я не вижу смысла! Я остаюсь на этом свете только по двум причинам: потому что я – трус, и потому что я обещал тебе не умирать. Так долго, как это будет возможно…

Дрожь пробежала по кончикам пальцев ног, перебралась на колени, потопталась в животе, лепя комок ощетинившегося острыми языками огня. Я понимал, что должно произойти, и даже усмехнулся сквозь слезы: я все же на что-то способен, пусть это «что-то» – самое последнее, что я хотел бы уметь делать…

Нэгарра. Безграничная Скорбь. Безвозвратная Потеря. Растерзанная Душа. А попросту – Плач. Последнее «прости». Последнее «прощай». Последний Всплеск Крыльев. Еще несколько вдохов, и ничего больше не останется – ни постоялого двора, ни принца с его свитой, ни всего Западного Шема с окрестностями…