И маятник качнулся… - Иванова Вероника Евгеньевна. Страница 22

– И много у Вас… сена?

– Не очень, – усмехнулся доктор. – По всему дому да еще в дворовых пристройках.

– Я работы не боюсь. Надеюсь, что и она отнесется ко мне благосклонно, – отшутился я в ответ на выпад.

– Отрадно слышать. – Он не обиделся. – Я бы поручил тебе и заготовку, но…

– Даже не думайте, – поспешил предупредить я. – Никогда не увлекался составлением гербариев, и если вы хотите получить от меня более-менее разумные результаты, вам придется либо объяснять, либо…

– У меня есть чудесный рукописный «Травник» в нескольких десятках томов. – Доктор расплылся в улыбке. – Будешь изучать в свободное время.

– А что я буду делать в «несвободное» время? – нахмурился я. Возможно, он и считает возню с травками необременительной, но мне вгрызаться в толстенный справочник – худшее наказание. Особенно если от предмета изучения меня воротит…

– Пока точно не знаю, – пожал плечами доктор. – Впрочем, для начала ты мог бы прибраться в доме… Да и двор, чего греха таить, нуждается во внимании. Так что ты мог бы, например, вымыть террасу.

Что ж, занятие не из самых «благородных», но вполне приемлемое. Я выяснил, какое из ведер мне можно позаимствовать для мытья полов, получил на руки мочалку из колючих то ли веток, то ли ошметков тростника, склянку с мутной жидкостью – настой мыльнянки, так, что ли, он называется? – и пошел на свежий воздух.

Двор был небольшой, давно не метенный, но не такой уж заброшенный. Усадьба лекаря включала в себя двухэтажное здание и два низеньких флигеля, крыльями расходящихся в стороны. За правым флигелем располагался огород, граничивший с опушкой леса, за левым – луг, спускавшийся к реке. Широкая дощатая терраса шла почти вдоль всего дома, свободным оставался только небольшой участок правого флигеля. М-да, фронт работ внушительный. Ну что, попробуем навести красоту хотя бы на дворе, если уж на собственных душе и теле я поставил жирный крест? Попробуем!

Колодец нашелся на границе огорода и двора – ну и правильно, идти недалеко и оттуда и отсюда. Рядом с колодцем была установлена громоздкая лохань для набора воды. Несколько минут я потратил на раздумья: таскать по одному ведру прямо из колодца или сразу налить несколько «про запас»? После долгих и мучительных умозаключений был одобрен второй вариант действий. Почему? Я не так уж силен, и когда наползаюсь по полу, согнувшись в три погибели, вряд ли буду в состоянии крутить тяжелый ворот…

…На десятом ведре я решил приостановиться. Лохань не была заполнена и наполовину, но для моего задания такого количества воды более чем достаточно. А если не хватит на ополаскивание, я как-нибудь пересилю себя и наберу еще пару ведер…

А еще воды хватило для того, чтобы я, мельком заглянув в ее трепетное зеркало, имел удовольствие увидеть свое отражение – не самое четкое, но заставившее меня схватиться обеими руками за край лохани, потому что колени предательски задрожали. Наступил тот самый роковой миг, когда я в полной мере осознал, что произошло. После выхода из Нэгарры я был слишком увлечен трепотней с самим собой и опьянен неожиданной отсрочкой смертного приговора, но теперь… Разглядывая печать преступника на своем лице, можно было наконец-то расставить все упрямые факты по полочкам шкафа сварливой памяти и заняться копанием в груде нелепых и бесполезных оправданий… Фрэлл, и как ведь четко вышло клеймо! До мельчайшей черточки! Щека немного припухла, но боли нет – наверное, доктор что-нибудь прикладывал или чем-нибудь мазал. И на том спасибо… Если отрастить волосы подлиннее и зачесать на бок, тогда узор можно будет полностью прикрыть. Да и сейчас длины волос почти хватает для «маскировки»… Но почему такой жуткий цвет? Впрочем, я слишком редко встречал жертв «королевской милости» [6], чтобы знать наизусть все оттенки и начертания. Ярко-синий узор почти во всю щеку. Я ненавижу этот цвет! Я ненавижу человека, который смотрит на меня с поверхности воды! Я ненавижу! Пальцы судорожно сжались, ногти впились в мягкое дерево…

Успокойся, Джерон, ничего нельзя изменить.

Да, я знаю, но почему я должен все это терпеть?

Потому что ты ошибся.

Но разве я заслуживаю ТАКОГО?

Может быть, ты заслуживаешь и худшего. Правда, трудно придумать что-то еще более суровое в качестве наказания для тебя. И вообще, Джерон умер. Умер, призвав Нэгарру. А тот, кого ты видишь в зеркале воды, – трус и слабак, не сумевший довести начатое дело до конца. Бездомный бродяга, презираемый людьми и нелюдью. Вот кто ты. У тебя больше нет пути назад, если, конечно, ты не хочешь умереть от стыда под градом насмешек со стороны своих… Впрочем, Магрит вряд ли будет смеяться. Скорее, она тихо вздохнет и посмотрит укоризненно. Как мне бывало больно от такого ее взгляда! А вот за Майрона я спокоен – он мне спуску не даст, приложит все усилия, чтобы я ни на мгновение не забывал о своем позоре… Нет, я не вернусь. Я им не нужен. Я вообще никому не нужен. Кроме одного-единственного человека. Человека, который купил меня – правда, предварительно продав в рабство – за пять золотых монет. Он был серьезен и спокоен. Он не шутил. Не знаю, что тебе нужно от меня, Мастер, возможно, ты просто угадал мой маленький секрет и намереваешься использовать его в корыстных целях… Пусть так. Но пока этого не произошло, я буду держаться за ниточку, которая связывает меня с жизнью. Я буду держаться за свое любопытство. И узнаю ответ на эту загадку! Клянусь! А потом… Потом посмотрим…

Мыльный настой имел самый приятный аромат. То есть практически ничем не пах. И замечательно, потому что моя невероятная грациозность способствует тому, чтобы стать мокрым до ушей… Кстати, о мокром. Я подумал и снял фуфайку, пристроив ее на перилах террасы – погода хорошая, день обещает быть теплым, можно рискнуть и раздеться. Я поболтал ладонью в ведре, взбивая радужные пузыри, окунул туда мочалку и уже приготовился начать свой «скорбный» труд, когда откуда-то сверху раздался громкий нахальный голос:

– Что это у тебя?

Я поднял голову и застыл с открытым ртом. Надо мной возвышался – да-да, именно возвышался, потому что ничего иного я не могу сказать про человека, у которого свободно могу пройти под мышкой, – рыжеволосый верзила таких пропорций, которые внушали уважение, смешанное со страхом. И как только на свет появляются гиганты? Узор на лице не произвел на него никакого впечатления, из чего я сделал вывод: либо доктор рассказал истинную причину появления клейма, либо просто попросил не обращать внимания. Ну, хоть здесь проблем не предвидится… Карие глаза буравили мою грудь. Куда все же он смотрит? Я опустил взгляд и понял причину любопытства: мешочек, подаренный гномкой, все еще болтался на мне. Странно, но я так привык к нему, что даже перестал замечать…

– Что это?

– Моя личная вещь. – Я старался говорить исключительно вежливо, на грани подобострастия, потому что не хотел оказаться на койке с переломанными ногами.

– Это же девчачья игрушка! – вполне разумно заявил верзила.

– Это… подарок, – неопределенно ответил я.

– Дай сюда! – Растопыренная пятерня качнулась перед моим носом.

Вы пробовали спорить со стихией? Вот-вот, и мне не хотелось… Я снял с шеи шнурок, на котором висел мешочек, и вложил все «имущество» в открытую ладонь рыжего.

– Милая вещичка… – Он раскрыл мешочек. – А это что такое?!

В солнечных лучах сверкнул металл.

– Не отвлекайте юношу от работы, почтенный Борг… – Доктор выглянул из дверей дома и замер на месте, увидев родовой знак оборотня в руке верзилы.

– Откуда у вас эта вещь? – Доктор только что не облизывался, пожирая глазами переплетения желтого металла.

– Это было у парня в кошельке… – растерянно признал рыжий гигант.

Глаза Гизариуса переползли на меня.

– Как это понимать?

– Что именно?

– Где ты взял столь… редкую вещь?

– Где взял, там больше нет, – огрызнулся я. Мало того, что все отняли, так теперь еще и выспрашивают!