И маятник качнулся… - Иванова Вероника Евгеньевна. Страница 38
– Нет, так дело не пойдет, – сказал я, качая головой. – Либо мы играем, и тогда ты убираешь когти, либо… Я тоже имею право на удар.
Кот смежил веки, словно говоря: «Да ну тебя, в самом деле… Жарко же…» Я горько вздохнул и демонстративно отвел взгляд, словно по рассеянности оставляя подрагивающую руку лежать на жердине. Раз… Два… Три… Бросок! Когти снова впились в дерево, а моя ладонь хлестнула по лапе сверху – не больно, но обидно. Кот набычился, и кончик хвоста начал стучать по забору чуть-чуть жестче.
– Я же сказал: без когтей.
«Ну зачем ты так? Какая же это будет игра?» – Кот с укором посмотрел на меня и отвернулся, укладывая голову на лапы.
– Ты лучше меня знаешь, что играть можно, не причиняя друг другу вреда. – Я поднес пальцы к серой мордочке. Кот потянулся к моей руке, обнюхивая незнакомого ему доселе человека. Кожу приятно пощекотало шумное дыхание холодно-мокрого розового носа…
– Ну, как? Я достоин игры с тобой?
«Я еще не решил». – Желто-зеленые глаза снова сощурились.
Я вздохнул:
– Ладно, будь по-твоему…
Следующую «мышку» кот поймал. И довольно засунул себе в рот, вдоволь облизав и изжевав. А потом он позволил себя погладить. Я даже начал уверять себя в том, что день будет не таким уж дурным, как показалось сначала…
И снова ошибся. Заигравшись с котом, я не заметил, как звуки в кузне смолкли, и не услышал шагов. А ведь немного внимания – и события могли бы двинуться совсем в другом направлении…
Откуда-то снизу донеслось вежливое покашливание. Я вздрогнул, отнимая у кота его «добычу» и поворачиваясь лицом к персоне, удостоившей меня своим вниманием.
Персона была невысокого роста, широкоплечая и крепенькая, как дубовый чурбачок. Из одежды на «чурбачке» можно было рассмотреть штаны, сапоги и длинный кожаный фартук. Круглое лицо над фартуком было усыпано морщинами: копоть и жар кузни проложили овраги, которых не было, и углубили уже имевшиеся. А следов зрелого возраста виднелось немало – присоединившийся к нам с котом субъект был немолод: в волосах, похожих на бурый мох и по цвету и по состоянию, мелькали серебристые пряди. Столь же пестрая борода была довольно занятно пострижена: на подбородке она топорщилась не больше, чем на ладонь, а к скулам переходила в туго заплетенные косички – по три с каждой стороны. Длинные волосы были закинуты за спину и скреплены заколкой, чтобы не мешали в работе. А «чурбачок», похоже, работы не чурался – вот и сейчас он только-только отошел от наковальни, чтобы проветриться на относительно свежем воздухе… Фрэлл меня подери, да это же тот самый гном!
– Давай-ка поговорим, парень…
Поговорим?! И он еще смеет требовать от меня беседы?! Гном, с помощью которого селяне смогли меня скрутить? Гном, едва не ставший причиной моей безвременной и позорной гибели? Гном, не разобравшийся в ситуации, но поспешивший ударить именно МЕНЯ?
Я и не знал, что могу рассвирепеть так быстро и так… холодно. Лед праведного – по моему скромному мнению, разумеется, – негодования сковал грудь, не давая дышать, и слова с трудом пробились сквозь стиснутые зубы:
– Мне не о чем разговаривать с бородатым недомерком, который предпочитает наносить удары в спину.
Глупо? Знаю. Недостойно? Согласен. Но в тот момент я не смог удержаться от типично детской мести за боль и унижение, которые испытал. И в голову не пришло ничего лучшего, чем оскорбить и унизить обидчика. Впрочем, лед почти сразу же дал трещины – напряжение пожухлой осенней листвой упало к ногам, оставив разум и душу совершенно пустыми и чистыми, как страница книги, ожидающая новой истории. Я успокоился. Как мало нужно, чтобы вернуть себя в норму! Вот только моя «разрядка» цепью молний выплеснулась наружу, раня все, что встретила на своем пути…
Я искренне пожалел о своих словах мгновение спустя. Но раскаяние длилось ровно до того момента, как в мой живот уперлось широкое лезвие ножа, вынырнувшего из-под фартука.
– Что ты сказал?! – В низком голосе явственно закипал гнев. Но подогрет он был, как мне показалось, жарким пламенем Обиды, а не Оскорбленной Чести.
– У кого-то проблемы со слухом? – ненавязчиво поинтересовался я и тут же объяснил сам себе: – Ну да, возраст сказывается… Как говорят: старость – не радость…
Если моей целью было довести гнома до взрыва, то я шел по правильному пути. Темно-серые пуговки глаз стали от гнева совсем черными, массивный нос и щеки покраснели, а в голосе начали перекатываться пылающие уголья:
– Кого ты назвал СТАРЫМ?
Мой взгляд неторопливо прогулялся по ножу, кончик которого уже выдавил несколько капелек крови – удачно получилось, что я скрутил и завязал рубашку узлом выше пупка, иначе хорошая вещь была бы безнадежно испорчена – изучил седые волоски в бороде и двинулся выше, остановившись в конце концов на уровне гномьих бровей.
Вместе со спокойствием возвращалась та самая вожжа, которая постоянно попадала мне под хвост. Со мной очень легко общаться: если я вспылю (а это не редкость), нужно просто этого не замечать, и буквально через минуту (самое большее – на следующий день) я остыну и снова стану милым и воспитанным молодым человеком. Но горе тому, кто в ответ на мой выпад предпримет собственную атаку: разум, скинувший оковы гнетущей усталости и отложивший в сторону попытки разобраться в самом себе, спуску не даст. Гном нужной линии поведения не придерживался…
– Ты спрашиваешь: кого я назвал старым? Уж точно не кота.
Честно говоря, я думал: после этих слов он порежет меня на ленточки. Или на шнурки. Самое мерзкое, что мне не было страшно, напротив: я чувствовал злорадное удовлетворение от собственного поведения. С удивлением (но какой оно носило характер – приятный или нет, пока не поддавалось определению) я понял, что мне нравится измываться над людьми. Правда, в данном случае имелся в наличии всего лишь гном, но суть не в этом. Выходит, я ничуть не лучше Лэни? А может, мне стоит гордиться тем, что я могу точно так же довести собеседника до белого каления, не прилагая особых усилий? Вот тема для долгих и продуктивных размышлений! Становишься сволочью, Джерон? Ха, а что, если я давно уже изменился, не замечая этого? Все возможно, но… Я не могу простить. Пока не могу.
Наверное, и забыть не смогу. Ненависть в глазах людей… Обжигающие поцелуи камней… Боль в растянутых руках… Сейчас эти воспоминания сами собой задвинулись в дальние уголки сознания, но уверен: они не потускнеют со временем. Достаточно будет одного слова или малейшего ощущения, и… Они вернутся. И я снова буду сражаться с самим собой, задыхаясь от слез…
Простить? Да за что мне его прощать или винить? Все мои беды связаны с моей глупостью. Когда же я научусь поступать ПРАВИЛЬНО? Когда-нибудь… Но только не сейчас! От одного вида бородатого коротышки мысли и чувства начинали звенеть, как тетива. И стрелы, что срывались с этой тетивы и летели в лицо гному, заставляли стыдиться даже себя самого. Чуть-чуть…
Гном медлил. Догадавшись, в чем причина промедления, я зло выругался и отвел взгляд в сторону. Он смотрел в мои глаза. Не знаю, что там можно было увидеть, но это «что-то» заставило гнома остановиться. Все, больше никаких ошибок! Я приложил все возможные усилия, чтобы вернуть обратно маску неблагодарного чудовища, и ехидно осведомился:
– Ну что, малыш, есть еще вопросы? Если нет, убери свою зубочистку, а то она перегреется на солнышке.
Смуглая рука взлетела мне под подбородок, железной хваткой вцепилась в ошейник и потащила мою голову вниз.
– Тебе не помешает урок хороших манер, мальчик, – подражая моим интонациям, протянул гном.
– Ты полагаешь себя знатоком таковых? – Я даже не делал попыток освободиться. Только пальцы переломаю, если буду разжимать эти «клещи».
– Скромность не позволяет мне так заявить, но среди моих друзей есть несколько людей… – Тут он всмотрелся в узор на бляхе и недоуменно нахмурился, замолкая.
Ага, ему знакомы эти руны, не так ли? Вот не встал бы я в позу, можно было бы выяснить их значение… А может быть… Нет, только не это! Если гном имеет дела с Мастером, стараниями которого я обзавелся этим «ожерельем», я попал. Ох, и надерут мне уши и кое-что пониже ушей… Но все равно – приятно. Сказал, что хотел, а не стал притворяться великодушным и всепрощающим. Наверное, так и надо поступать: пусть люди сразу получают представление о том, каким я могу быть. Хватит ситуации с принцем и его телохранителем – теперь ни один, ни другой прохода не дает. Да еще доктор… Положим, Гизариус хочет выяснить, откуда я взялся, исключительно в научных целях – как это, в самом деле: Мастер меня где-то нашел, а ему, своему приятелю, не сказал, где и как это произошло. Что касается Борга, то он уже почти уверен в моей принадлежности если не к Орлиному Гнезду, то к любой другой «братской» Службе и намеревается при ближайшем удобном случае обсудить со мной дела, касающиеся безопасности трона и отдельных членов королевской семьи. О, я мог бы доставить ему удовольствие беседой, состоящей из намеков и двусмысленностей, но зачем мне лишняя головная боль? Я – тот, кто я есть, и не хочу, чтобы меня принимали за нечто большее. Лучше уж – за меньшее… Хотя если выбирать из двух зол, то я конечно же хотел бы быть большим Злом! Ну да, есть у меня мания величия, пока незрелая, но тщательно взращиваемая…