И маятник качнулся… - Иванова Вероника Евгеньевна. Страница 87

Как же! Хотя спасибо уже за то, что я выбрался из Савана не на виселицу и не на плаху, а это было бы весьма и весьма закономерным результатом моих похождений. Правда, когда первое, что ты видишь, открывая глаза, – толстые корявые прутья решетки, настроение не улучшается. Не от чего.

Я поерзал на ворохе склизкой соломы, стараясь устроиться поудобнее. Не получилось. Только разлитый в воздухе подземелья приторный аромат гниения стал еще гуще и настойчивее. Скукотища…

Скажете: самое время поработать над ошибками? Соглашусь. Но беда в том, что на сей раз я не совершил ни одной из тех глупостей, к которым имею склонность… Нет, вчера я был исключительно разумен и прагматичен: нужный предмет, нужные действия, нужный момент – ничего лишнего. Даже не «рефлексировал» больше положенного… Могу собой гордиться, вот только… Гадостно-то как на душе!

Наверное, Владычица не была до конца честной: ей по рангу не положено говорить только правду и ничего, кроме правды. Наверное… Но в груди клацает остренькими зубками сомнение: а что, если Она была искренна? Что, если я своими собственными руками убил робкую мечту? Что касается надежд, они давно уже похоронены на семейном кладбище, но мечта… Неужели я был так близок к осуществлению того, о чем мечтал, даже не признаваясь в этом самому себе? Вполне возможно.

Нет, я не жалею. Приняв решение спасти город от разрушения, я уже не мог отказаться. Не мог предать. Не мог заболтать совесть и отступить с поля боя. Наверное, потому что снова струсил. Чего испугался? Того, что кто-нибудь когда-нибудь укоризненно вздохнет по моему адресу: мол, был способен справиться с опасностью, спасти людей, а пренебрег благом тысяч ради счастья одного… Глупо? Конечно. Но если в течение всего детства и юности из сознания вытравливали любую мало-мальски эгоистичную мысль, очень трудно перешагнуть через себя. Разрушить рамки «правильности» и «целесообразности» – вообще невозможно. Совесть сожрет. Заживо…

Даже пламя факела какое-то мутное… Капельки смолы падают на влажные каменные плиты и шипят. Своеобразный ритм… Что-то он мне напоминает… Вспомнил. Есть одна песенка… Меня ведь никто не слышит? Никто. Некому: в этом зале «клеток» ни одной живой души, кроме вашего покорного слуги – похоже, преступность в Мираке давно переживает период увядания. Но тем и лучше…

…Дурацкая песня: никогда не мог понять, о чем хотел поведать автор. Теперь понял. Лучше поздно, чем никогда? А вот и нет! В моем случае – лучше никогда, чем вообще когда-нибудь…

Конечно, ни голоса, ни слуха у меня нет. К чему мне такие дары? Я и тем, что есть, не могу воспользоваться к своему удовольствию…

Последний куплет заставил голос «сесть» до хриплого шепота.

И эту песню эльфы поют в шутку, когда добиваются благосклонного взгляда своей избранницы?! Кретины остроухие! Нет, первому же lohassy [28], который осмелится спеть это ради развлечения, каждое слово вобью в глотку, клянусь!

Голос. Чуть громче тишины, но для меня он звучит, как гром посреди ясного неба:

– Ты, оказывается, еще и поешь. Не ожидала.

Она все слышала? С самого начала? И почему мне вдруг стало стыдно? Я же не менестрель, право слово…

Миррима вышла из сплетения теней на пятачок, освещенный дрожащим огнем факелов.

– Почему «не ожидала»? – В моем голосе проскальзывают нотки обиды. Самой что ни на есть искренней. Что же мне, и петь не разрешается? Даже для себя?

– После всего, что ты сделал…

– А что такого я сделал? – Спрашиваю без интереса, но следующая же фраза гномки заставляет меня насторожиться.

– Как ты мог… Это же… Это даже не жестоко, это… Что тебя заставило?

– Давай-ка проясним ситуацию. – Я сел, подогнув ноги. – Что именно ты вменяешь мне в вину?

– И ты еще отпираешься? Да об этом все знают! – Негодование, но какое-то… горестное, что ли. Жаль, что не вижу ее глаз: малышка стоит спиной к источнику света, и все, что мне дозволено наблюдать, это темный силуэт.

– О чем все знают? – продолжаю допытываться до истины.

– У меня даже язык не повернется сказать!

Любопытно. Но совершенно непонятно. Можно сказать, что я заинтригован. Крайне.

– Ты уж постарайся, милая.

– Не называй меня «милая»! – Она срывается на крик. Да что же такое, в самом деле, я натворил, если вечно жизнерадостная гномка выглядит так, будто похоронила всех родственников в один день?

– Хорошо. Миррима…

– Не смей произносить мое имя!

Это уже серьезно. Мне отказано даже в такой малости? Значит, я совершил нечто настолько ужасное, что… Малышка потрясена. Но чем же именно?

– «Почтенная госпожа» подойдет?

Еле заметный кивок. Не согласие, а так… Равнодушное разрешение.

– Договорились. Итак, почтенная госпожа, объясните мне хотя бы, зачем вы сюда пришли?

– Я…

– Не бойтесь, не укушу, – пробую пошутить, чтобы подбодрить Мирриму, но получаю в ответ:

– Лучше бы ты кусался, как дикий зверь!

Ай-вэй, милая, да что с тобой такое?!

– Я не понимаю ровным счетом ничего из ваших слов. Постарайтесь сделать над собой усилие и пролить свет на причину визита, – сухо бросаю в ответ.

– Я хотела посмотреть на тебя… В последний раз.

Занятно. Значит ли это…

– Я больше не хочу иметь с тобой ничего общего.

– Почему?

– Ты сам знаешь.

– Не знаю.

– Ко всему прочему, ты еще и лжец?

– Я так редко лгу, что до сих пор не научился это делать как следует.

– Я больше тебе не верю. – Как горько она это говорит…

– Я заслужил такое отношение?

– Да уж…

– Хорошо. Не верьте. Не приходите больше. Я не буду искать встреч с вами, обещаю. Запомните только одно: в том, что я делал прошлой ночью – как бы это ни выглядело – не было ничего предосудительного или преступного. Я старался предотвратить катастрофу.

– Это каким же образом? – Горечь в ее голоске сплетается с едким сарказмом.

– Спросите у более сведущих людей: я плохо умею объяснять.

– Я и так знаю! Ты – чудовище!

– Простите, что прерываю вас, почтенная госпожа, но ответьте все-таки: что вы имеете в виду, когда награждаете меня этим «титулом»?

– Ты… Как это мерзко!

Эмоционально, но туманно. Ничего не получается…

– Шли бы вы домой… Тюрьма – не место для юной девушки.

– Между прочим, Рианна младше меня!