Корабль в вечность (ЛП) - Хейг Франческа. Страница 24
Зои поднялась и потянулась к подруге, чтобы, как мне показалось, взять за руку, но лишь забрала у Паломы карту и вернула на стол.
— Иного способа я не вижу, — сказала она.
— Пожалуйста, — взмолилась Палома.
— Это война, — покачала головой Зои.
Даже если бы Зои ее ударила, Палома не выглядела бы более потрясенной и покоробленной. Она развернулась и вышла из столовой. Зои поспешила следом.
По телу пробежал холодок, словно знобкая струйка пота. Всего несколько месяцев назад с позиции Паломы высказывалась бы я. Требовала бы оберечь наши войска от резни. Вот как работает война: даже живых делает бесчувственными. Огрубевшими, словно мозоль от рукояти ножа на ладони.
— Существует ли какой-то другой способ освободить убежище? — спросила я.
Инспектор встал.
— Гарантий никаких нет, даже если мы провернем отвлекающий маневр. Но я бы сказал, что это лучшая возможность. И единственная.
Я перевела взгляд на Дудочника:
— Думаешь, у нас получится освободить Шестое убежище?
— Неизбежны потери. — Я знала, что Дудочник вряд ли станет приукрашать горькую правду, а выскажется прямо. — Если у нас получится запереть каньон, появится возможность захватить убежище. Но там тоже хорошая охрана. И у нас мало бойцов, ведь сражаться придется на три фронта: каньон, убежище и защита Нью-Хобарта.
— Зато в случае успеха мы вызволим тысячи людей, — сказала я, и он кивнул.
Значит, смерть для нас предпочтительней, чем пытка. Тот же выбор, что сделала бы я; тот же выбор, что Салли предложила Паломе, подарив ей капсулу с клещевиной; тот же выбор, что предложил мне Дудочник, когда мы терпели поражение в битве при Нью-Хобарте и он примеривался, чтобы метнуть нож мне в горло. Но сейчас я выбирала смерть не для себя, а обрекала на гибель сотни солдат. Под бременем этих неминуемых смертей я едва могла поднять голову.
* ΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩ *
Позже тем же вечером я медленно шла по двору. В спальне меня ждал Зак. Мне и раньше не хотелось находиться рядом с ним, а в тот день особенно. Казалось, что, просто приблизившись, я каким-то образом выдам ему наши планы про убежище и каньон.
Остановившись, я глубоко вдохнула ночной воздух.
— Устала?
Я и не знала, что Дудочник сидит в темноте, пока он не заговорил. Я села рядом с ним на скамейку под кухонным окном и пожала плечами.
— Боишься спать? — спросил он.
Подражая ему, я вытянула ноги. Дудочник был прав: я избегала не только Зака, но и сна с приходящими во сне видениями. Страшно было увидеть еще один роковой конец: горящего Далекого края хватало с избытком. Картин резни в Петельном каньоне или в Шестом убежище я бы сейчас просто не вынесла.
— Я никогда такого не хотел, — признался Дудочник. Он запрокинул голову, прижался затылком к стене и уставился в небо. — Никогда не хотел руководить Сопротивлением. Ни на Острове, ни потом, когда Саймон вернул мне командование.
На другом конце двора крысы вышли в свой ночной дозор, топоча по черепице и глодая водосточные трубы. Мы вместе прислушались к шебуршенью.
Темнота облегчала признания Дудочника.
— Я на это согласился, — продолжил он, — так как знал, что неплохо справлюсь. Но я не хочу быть главой Сопротивления, которое пало. Не хочу принимать решения в самом конце.
— Сейчас самый конец и есть, — сказала я. Горькие слова, и прозвучали они горько, не неся ни крупицы утешения. Я слишком хорошо знала Дудочника, слишком ему доверяла, и поэтому не могла ему врать; вдобавок он много раз видел, как я кричу, и знал, что кончится все огнем. — Конец не только для Сопротивления, а вообще для всего. Все меняется, неважно, что ты делаешь, какие решения принимаешь. У Синедриона на руках бомба и баки, а у нас есть Далекий край и способ прекратить рождение близнецов. Победим мы или проиграем, уже ничего не останется прежним. Если мы забаррикадируемся в этом городе, то, возможно, немного оттянем неизбежное, но никак его не изменим.
Дудочник кивнул на город за стенами приюта.
— Я отвечаю за жизнь каждого солдата Сопротивления, последовавшего за мной сюда, — сказал он. — Из тех, кого я пошлю в тот каньон, большинство не вернутся назад.
— Знаю, — кивнула я. Я тоже это чувствовала: страшное бремя огромного количества смертей вследствие наших решений. — Но есть и другие, о ком нужно подумать. Люди в резервуарах и те, кто вот-вот там окажется. Семья Паломы, все жители Далекого края. Ведь если здесь их нет, это же не значит, что мы за них не в ответе.
Дудочник сглотнул и посмотрел на меня.
— Не хочу, чтобы меня запомнили, как вождя Сопротивления, который повел людей на смерть. Не хочу быть вождем в конце.
— Но это и есть конец, — повторила я, — а мы с тобой здесь и сейчас. Уж в такое время родились, этого не изменишь. — Я прислонилась к его надежному плечу. — А раз это действительно конец, давай хотя бы сделаем его хорошим.
Дудочник посмотрел на меня и медленно кивнул.
Мы еще посидели бок о бок, глядя на силуэты крыс, бегающих по стене. Я пыталась запомнить каждую деталь: ощущение грубого кирпича под головой, за который цеплялись волосы; воздух, днем теплый, но по ночам все еще напоминавший о зиме; Дудочника рядом со мной и его уютный запах.
Знай я тогда, какое решение он примет, сказала бы ему что-то другое? Думаю, наверное, тогда я уже знала.
* ΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩ *
Зак еще не спал, у его кровати трепетал огонек свечи.
— Что Воительница вам предлагала в обмен на меня? — спросил он.
Я промолчала.
— Не валяй дурака. Я знаю, куда вы сегодня так спешно уехали. Ее прибытие было лишь вопросом времени.
— Я не обязана перед тобой отчитываться.
— Что она вам предложила? — снова спросил он.
Я села на край кровати и посмотрела на Зака. Он лежал на спине, ноги торчали из-под одеяла. Запястья в кандалах выглядели щуплыми. Так сложно было соотнести его внешний вид — обычное тело с худощавыми лодыжками и длинными икрами — с тем, что он натворил. И что планировал натворить.
— Я видела стариков, — сказала я. — В Ковчеге. Стариков, которые правили выжившими, а под конец залезли в резервуары. — Никогда не забуду эти плавающие голые тела, распухшие от времени и белые, словно свежеочищенный чеснок.
Зак приподнял бровь, но продолжил смотреть в потолок.
— И?
— Ты не сам придумал резервуары. Ты просто позаимствовал их технологию, извратив ее.
— Я ее улучшил, — возразил он. — Придумал, как можно использовать резервуары для решения проблемы омег. С помощью Исповедницы я воспроизвел их и улучшил.
— Ты такой же, как те старики, — сказала я. — Те трусы, плавающие в Ковчеге. В резервуарах, правда, оказались мы, омеги, но вы в Синедрионе — точная копия тех жалких правителей. Какой же гротеск. И бред. Такой же точно, как ваша задумка сбросить бомбу на Далекий край. Это трусость — любой ценой стараться сохранить себя.
— А ты считаешь, альтернатива лучше? — спросил Зак. Я сидела лицом к нему, но он продолжал говорить в потолок. — Мы являемся последним оплотом человечества. Все только выиграют, если Далекого края не станет до того, как они притащат сюда свою безумную технологию и превратят нас всех в омег.
— Не будет больше омег, и альф больше не будет. Нас всех освободят. Связанные между собой близнецы перестанут рождаться.
— Но меня это не освободит. Как и тебя.
— То есть, если для нашего поколения уже поздно, то и потомкам негоже извлекать из этой технологии выгоду?
— Выгоду? — ужаснулся Зак. — Спроси любого альфу. Задай им вопрос, что бы они предпочли: иметь близнеца в резервуаре и быть такими, какие они сейчас, физически совершенными, или же всем рождаться уродами?
— Не сомневаюсь, какой получу ответ, если спрошу Зои.
— Эту-то? — скривился Зак, а потом сел и повернулся ко мне. — С ней явно что-то пошло не так. Похоже, она заразилась, проведя с омегами всю жизнь. Стала уродкой среди уродов. И не думай, что я не заметил ее шуры-муры с Паломой. Зои позволила опустить себя до омеги. Позор для альф.