Несознательный 2 (СИ) - Каталкин Василий. Страница 67

— Пробовали, но без серьезной теоретической проработки ничего не получается, — признается он мне, — а у вас как мне стало известно, уже что-то в этом плане есть.

Я внимательно вглядываюсь в лицо главного конструктора, откуда у него такие сведения и вдруг это провокация? Если спросить напрямую, то отбрешется, мол, просто решил взять на слабо, а оказывается попал в точку. Кто-то потихоньку сливает эту информацию, и этот кто-то вполне может являться кому-то родственником в ОКБ-122. Стоит ли поднимать хай, или спустить все это на тормозах? Ладно, на первый раз можно и простить, но на будущее нужно иметь в виду, и дополнительно предупредить сотрудников нашей электротехнической лаборатории, что держание языка за зубами, это гарантия их благополучия.

— Сделайте запрос через министерство, — наконец принял я решение, — раскрывать наши наработки без санкции сверху я не имею права, хоть мы и родственные структуры.

— Хорошо, — соглашается он, — обязательно это сделаю.

Почему я неохотно делюсь нашими наработками? Да потому, что ракетный аналоговый вычислитель еще далек от совершенства, и существует он в сильно урезанном функциональном виде, передавать его другим без основательно проработанной теории, по меньшей мере, не умно. Короче, вреда будет больше чем пользы, тут как раз тот момент, когда «практика без теории слепа». Очень надеюсь, что в министерстве с этой передачей немного притормозят, а там и наши труды созреют.

Гоняли и отлаживали систему полтора месяца, только в апреле закончили ее тестовые прогоны. Ну что сказать? Мой Вычислитель как всегда оказался на высоте, точность расчета координат с самолета на расстоянии в триста километров с расчетчиком составила сорок метров по курсу и шестьдесят по дальности. Насколько мне известно, даже для двухтысячных это показатель. А вообще, ошибка накапливается не только от расстояния, но и еще и от времени работы прибора, на ракетных скоростях она должна быть значительно меньше. Ладно, летом опять предстоят испытания, в цехе уже в различной степени готовности стоит восемь ракет, по мере вывоза их на склад, будем производить запуск других изделий, все-таки не рассчитан цех на серийное производство.

Да, а я оказался прав, помните, когда говорил Челомею, что от спецкомитета по развитию ракетной техники нам должно что-то обломиться. Так вот, обломилось, создание НИИ-88 и попытка засунуть нас в прокрустово ложе возвращающейся в СССР группы разработчиков ракетной техники из Германии и сразу же в Москве стало тесно, а наше ОКБ-51 как-то все захотели поиметь… то есть прибрать к рукам все наши наработки. Только напряженный план, по подготовке ракет к летним испытаниям, который они должны были взвалить на себя, удерживал их от этого. Ну и появилась новая служба заказчика, в виде начальника 4-го управления ГАУ (ракетного вооружения) генерал-майора инженерно-технической службы Андрея Илларионовича Соколова. Вот уж в своем отечестве пророка нет. Отношение к нашим разработкам сразу стало резко отрицательным, мол, чего могли придумать эти дилетанты, ведь их предыдущая разработка, наземные самолеты-бомбы, точностью не отличались. Кстати у немцев с точностью были точно такие же проблемы. Результаты прошедших полигонных испытаний никого ни в чем не убедили, почему-то считалось, что они не показатель успешности создания тяжелой ракеты. Хм, а ведь испытания серии немецких ракет были гораздо хуже, но это почему-то никого не волновало, скорее всего, здесь вмешались личностные отношения к Челомею, ну не может Владимир Николаевич удержаться и не поделиться с заказчиком своими прожектами. Понятно, что большинство его «фантазий» вовсе не фантазии, и в будущем это будет доказано, но всему свое время, нельзя вот так сразу вываливать идеи будущего.

А еще, какую ошибку он допустил, так это пообещал выжать из нашей ракеты дальность в пятьсот километров. Вот как так можно, мы ведь договорились, что это будет нашим козырем, а он растрезвонил на всю округу. Ну и естественно многочисленные «эксперты» выдали заключение, что при существующем уровне развития ракетной техники это невозможно. Почему? Вот расчеты, величина удельного импульса, вес топлива и соответственно дальность не получается. А форма сопла для больших высот? А подборка топлива и добавка в азотную кислоту тетраоксида диазота? А повышение давления в камере сгорания на сорок процентов? Почему это осталось за кадром?

Конечно же, Челомей выложил эти сведения не просто так, видимо хотел убедить заказчика, что наши разработки перспективнее, но получилось только хуже, Соколов сразу заподозрил его в подлоге. И думаю, уже успел пожаловаться на нашу работу, это стало заметно, по отношению Хруничева к нашим нуждам — министерство переиграло планы по расширению нашей экспериментальной базы в пользу германцев. Подозреваю, что на полигоне тоже устроят нам козью морду, судить о точности будут одинаково, что на триста километров, что на пятьсот. Что ж, интересно будет посмотреть потом на их генеральские «выражения лиц», когда мы впишемся в озвученные параметры. Хотя, вряд ли у кого-нибудь совесть проснется, на такие должности впечатлительные не пробиваются, просто затаятся до первой неудачи.

Первый звонок надвигающихся проблем прозвучал уже в мае:

— Завтра совещание в ГАУ, — сообщил мне Владимир Николаевич, — там будет рассматриваться программа испытаний, твое присутствие на совещании обязательно.

— Зачем, — удивляюсь я, — кто там будет прислушиваться к мнению начальника отдела?

— Сказал же, там будет обсуждаться программа испытаний, — мрачно уставился на меня Челомей, — а ты у нас как бы ответственный за испытания. Не знаю, какие изменения хотят там внести, но именно это там и попытаются сделать.

— Так поздно пить Боржоми, почки уже отвалились. Вносить изменение в программу накануне выезда на полигон никак нельзя.

— Вот это им и скажешь, — кивнул главный конструктор, — а то мое мнение для них ничего не значит.

— А мое, получается, значит? — Подпрыгиваю я от такой логики. — Меня никто даже спрашивать не будет, должностью не вышел.

— Как раз вышел, — ухмыляется Челомей, — со вчерашнего дня ты назначен моим заместителем по ракетной технике.

— Э… — новость оказалась неожиданной, — и я узнаю об этом только сегодня?

— А что ты хотел, — хмыкает Главный, — вчера назначил, сегодня сообщил. Что тебя не устраивает?

— Так то и не устраивает, что с крутого берега да сразу в омут. Там же заказчики будут, от света генеральских звезд ничего не разглядишь.

— Не больно-то ты их боишься, — отмахнулся Владимир Николаевич, — видел я, на равных с ними разговариваешь. Да и я рядом буду, если что поправлю.

— Не, — мотаю головой, — надо тогда сейчас договариваться, спор между руководителем и его замом на совещании это последнее дело.

— Хорошо, давай.

— Чего «давай»? — Непонимающе смотрю на начальство.

— Ну, ты же сказал, что надо сейчас договариваться. Вот и давай договариваться.

— Хорошо, — киваю я, — есть хоть какие-то соображения, чего захочет включить в программу испытаний заказчик?

— А у них одна забота, мобильность и время стартовой готовности.

— Время подготовки к старту как раз и будет определяться по результатам испытаний, — сразу отвечаю на второй вопрос, — а мобильность, это уже следующая задача, и решать ее должны не мы, по крайней мере, в этом составе КБ.

— Вот видишь, а ты спрашиваешь зачем ты там нужен, — с удовлетворением кивнул Челомей, — именно это я и хотел от тебя услышать.

— Нет, это слишком просто, — в отрицании кручу головой, — там будет что-то еще. К примеру, что-то связанное с быстрой сменой целей.

— Вполне возможно, — соглашается Главный, — нам это как-нибудь может повредить?

— Нет, главное чтобы координаты целей были известны за полчаса до старта, тогда мы успеем программатор настроить. Еще?

— Еще испытание в ветреную погоду, — начинает фантазировать Владимир Николаевич, — конечно ветер будет относительно небольшой, но об идеальных условиях придется забыть.