За кулисами (СИ) - Лётная Марина. Страница 44

Мишель задумчиво глядела перед собой и, дойдя до главного входа, машинально направилась по лестнице к массивным дверям. Потерянная в мыслях и усталости после рабочего дня, она совсем не замечала окружающий её оживлённый мир, и я тут же нервно двинулся следом, а затем преградил ей путь неожиданно для нас обоих. Мы замерли друг напротив друга на ступеньках отеля.

Хмурые серые глаза ошарашенно остекленели, тут же лишая меня сердечного ритма, а затем стремительно расширились, отражая боязливое смущение. Её лёгкие медленно заполнил глубокий дрожащий вдох, а потрескавшиеся пухлые губы слегка раскрылись за неимением слов. По моему замерзшему телу ударил щиплющий, тяжкий жар, а голова отяжелела и пошла кругом: видеть её так близко после всего произошедшего было мазохистским удовольствием. Мишель нетерпеливо осмотрела меня, словно не узнавала того самого человека, которому признавалась в любви; её подбородок вдруг жалостливо дрогнул. И пока она собралась с силами, чтобы взять это под контроль, я успел спрятаться от её растерянности за прикрытыми веками, и снова обнаружил её тоскливый взгляд на себе.

Если бы она только развернулась в сторону спасительного входа в отель и оставила меня здесь, так было бы гораздо легче жить дальше. Но танцовщица покорно застыла, ожидая, на какие объяснения я решусь, и это разрубало мою душу на куски.

― Привет, Мишель, ― она несдержанно замельтешила по моему лицу, как-то незаслуженно ласково и пристально рассматривая сквозь обрушившиеся на город хлопья снега, а у меня уже свело скулы от приторности нашей мучительной встречи. ― Я ждал тебя.

Молчала. Не уходила, просто смотрела доверчиво, готовая принять любое моё слово, и не скрывала тяжёлых мыслительных пыток, безостановочно кусая губы. С моим лицом стало происходить что-то стихийно бесконтрольное, брови стали неподъемными, и я чувствовал, как нервно нахмурился и сжал челюсти. Но не от холода.

― Не знаю, как начать, ― взгляд упал на ступени, устланные красным ковром. Я болезненно сглотнул. ― Просто никогда не просил прощения… И не понимаю, как это должно помочь нам, тебе… Когда я столько всего натворил.

― Натворил что? ― голос Мишель на секунду показался мне чужим. Она искренне непонятливо пожала плечами и осторожно всмотрелась прямо мне в глаза. От такого внимания я начал задыхаться, но гордость не позволяла мне показывать это перед танцовщицей.

― Заставил тебя испытывать это, и сбежал.

Девушка слегка улыбнулась и отвела взгляд куда-то в сторону горящего фонарями сквера. Говорить с ней о чувствах было ещё большей пыткой, чем произнести простое человеческое "извини".

― Не переживай, это не твоя забота.

Безапелляционный, но почему-то ласковый ответ пришёлся мне не по вкусу, и я кривовато ухмыльнулся, не теряя из виду её светлых мерцающих глаз, наполняющихся слезами. Неподвластная мне часть готова была закричать от ужаса при виде влажных дорожек на раскрасневшихся от холода щеках.

― Прости, ― такие слова давались непреодолимо тяжело, и я сжал спрятанные в карман руки в кулаки. ― Прости, Мишель.

Танцовщица судорожно задрожала от бесконтрольно нахлынувших слёз и тяжело вздохнула, прячась за ладонями, укутанными в шерстяные варежки. Тёплый пар заклубился у её лица и растворился в воздухе. Являться причиной её расстройства было отвратительно тошно, и, находясь под вниманием её припухших раскрасневшихся глаз, я вдруг почувствовал такой прилив изнеженного сострадания, что нашёл силы заговорить более честно и откровенно, лишь бы суметь приостановить этот душещипательный плач.

― Лапуля, я не хотел делать больно… Не знаю, как помочь, чтобы ты так не страдала. Просто пойми, что перед тобой трус, который тебя не достоин. Разве такой тебе нужен? ― опережая её попытки задуматься, я сбивчиво продолжил подбирать слова, загоняя самого себя в нездоровое потрясение от нестерпимой правды. ― Пойми, я не умею по-другому. Оставил тебя одну, наедине с признаниями без уважительного ответа, просто сбежал, испугался, наконец, чего-то стоящего в своей жизни. Я не готов меняться, и по-другому не привык…

Извинения получались слишком эмоциональными и чересчур сокровенными, от чего я едва не подавился неизъяснимыми опасениями навредить ещё больше. Но теперь Мишель осторожно молчала, а слёзы многозначительно реже стекали по её лицу.

― Ты сказала вчера, что для меня ничего не значит то, что я делаю с тобой, ― от подкатившего дурного чувства я беспокойно потянулся к сумке и достал из неё свечу, которую выбирал в подарок для девушки на Рождество. ― Это неправда. Ты упрямо не выходишь из моей головы… Я помню каждое твоё слово, каждый наш поцелуй, прокручивая их в памяти лёжа в кровати до потери сознания. Чёрт возьми, ты мне снишься без конца… Не знаю, как передать… Я очень благодарен за то, что ты была в моей жизни.

Наконец, с трудом пресекаемый поток переживаний, что беспокоил меня уже несколько месяцев, несчадно извергнулся на Мишель. Казалось, пространство вокруг нас теперь звенело и дребезжало, необратимо расходясь по швам.

― Была? ― едва приняв сувенир дрожащими руками, танцовщица всполошилась, потянув за шарф, словно освобождая себе больше пространства для шумного дыхания. Ресницы заблестели от капелек свежих наворачивающихся слёз, и она стянула с ладони варежку, размазывая стекающие по лицу и губам дорожки. Неужели Макарти ей не сказал…

Моё сердце жалостливо застонало, умоляя остановиться. Осталось предупредить лишь об одном…

― Лапуля, Крэг уволил меня за прогул. Извини своего непутевого напарника… Я всё ещё протестую против такого решения и страдаю, но искренне рассчитываю, что моё место займёт кто-то более достойный. Хотя бы в твоём сердце… Поэтому нам нужно попрощаться, ― смотреть в её хрустальные от блестящих слёз глаза у меня больше не было смелости. Я обернулся по сторонам, потеряно наблюдая за уже редким потоком машин и паркующимся прямо у пешеходной дорожки отеля тонированным авто. Мне самому нужно было прятать от Мишель, хоть и скупые, но жгучие слёзы разочарования. Я был разочарован в самом себе, когда озвучил этот кошмар человеку, чувствами которого дорожил теперь больше всего на свете. Время нашего прямолинейного разговора стремительно истекало, и это значило, что я действительно попрощался с Мишель. ― Но на премьере я обязательно буду смотреть на тебя из зала.

Её будет не хватать ― эта фараза безостановочно звенела в голове, пробуждая от всех многолетних заблуждений. Каким-то образом я смог слепо полюбить, но делать этого правильно до сих пор не умел ― и вряд ли когда-то смог бы научиться. Мне стоило держаться от Мишель подальше. От её удивительного цвета глаз, от морозного запаха её ровных русых волос, в которых терялись объемные хлопья снега. От любимых, грустно ухмыляющихся губ. Мы ещё долго молчали, избегая смотреть друг на друга одновременно, зачем-то изучая напоследок лица, и на несколько секунд Мишель показалась мне блаженно спокойной.

― Твою роль принца невозможно заменить никем другим, ― сказав это, танцовщица заволновалась и принялась кусать губы, не находя им лучшего применения.

Как бы я хотел вспомнить их тепло прямо сейчас… Это казалось убийственной идеей, совершенно запутавшегося в чувствах человека. Никогда прежде я не усугублял общение с девушками до таких последствий. Из моего рта не доносились искренние извинения, раскаяния в безысходной нужде находиться рядом с одной и наслаждаться ей. Этот момент запечатлелся в глубине подсознания, как нечто безобразно светлое, хоть прежде и надоедающее мне, но настолько необходимое, что когда оно откололось, я в миг ощутил себя одиноким и негодным больше ни на что. Чтобы притупить наши свежие переживания от разрыва, я осторожно раскрыл руки для объятий с Мишель, надеясь на то, что она примет их.

Девушка послушно шагнула ко мне, уткнулась заплаканным лицом в промокшее пальто и задрожала от какой-то ощутимой мне пронизывающей боли. Я и сам не удержал тяжелый вздох, ощущая, как в глазах защипало: она, тёплая и нежная, трепетно обняла меня, пытаясь бороться с удушающими слезами. Потеряв на считанные секунды контроль над стонущим сознанием, я слегка склонился над головой Мишель, отодвинул её шапку и угодил холодными губами в разгорячённый лоб. Руки бесконтрольно прижали хрупкую танцовщицу к моему телу, и я едва сдержался, чтобы не отыскать её губы. Но вовремя остановился. Торопливо отодвинулся, сжал её ладонь напоследок и кинулся прочь.