Свобода уйти, свобода остаться - Иванова Вероника Евгеньевна. Страница 87

— Всё хорошо, Олли.

— Ну, как скажешь...

Кажется, он не поверил, но всё же ушёл. Пусть: я не намерен что-либо объяснять.

Семейные архивы требуют внесения поправок и дополнений. Существенных.

Начать с того, что у меня, оказывается, есть шанс встретиться с роднёй, и ещё какой! Хватило и одной представительницы женской линии рода Ра-Гро, чтобы доставить хлопот, едва не закончившихся моей преждевременной кончиной. Если же Карисса и её потомство было плодовито, страшно представить, сколько ещё девиц, умеющих заговаривать воду, бродит под лунами... Всё же, несправедливо: женщины моего рода могут пользоваться своим врождённым даром в любом месте Четырёх Шемов, а мне нельзя покидать долину Лавуолы, потому что вне её становлюсь бесполезным. С чем связано такое странное разделение? Ну да, женщины вообще чувствительны к движению лун по небу, и возможно, столь же чувствительны и к «слёзам» этих самых лун, растворённых в воде. Стоит ли огорчаться тому, что я равнодушен к чарам трёх ночных сестричек? А может, нужно радоваться? Если припомнить, сколько неприятностей доставляют женскому роду ежемесячные полнолуния, пожалуй, стоит вознести богам искреннюю хвалу за то, что я, в силу происхождения, избежал подобной участи.

Сестра, да ещё близнец... Как уверяют учёные мужи, связь сознаний у зачатых и родившихся в один час, есть нечто удивительное и загадочное, не подчиняющееся никаким правилам. А мои предки ещё и любили друг друга... Могу представить себе их чувства.

Рэйден, наверняка, до конца жизни не избавился от ощущения вины перед возлюбленной, оставленной и почти забытой. Ну уж в том, что оставил безумицу в живых, он совершенно точно был виноват! Хоть и не мог поступить иначе. Я бы сам на его месте не поднял бы руки на сестру и любимую. Как он сказал? «Сначала нужно убить любовь в себе самом». Верно. Уничтожить часть своего сердца собственными руками. А от выколотого куска непременно пойдут трещины... И рано или поздно оно разлетится вдребезги. А Стражу нужно было жить. Любой ценой. И жить лучше с болью внутри себя: пока чувствуешь её, понимаешь, что жив. А вот как только в душе воцарится неколебимый покой, можно считать, умер.

Карисса... Обманутая и покинутая, как она себя полагала. Поверившая молодому повесе и разочаровавшаяся в любви. Наверное, она даже хотела умереть от его руки, как прежде умерло по его вине сердце. Она умоляла нанести последний удар, не словами, но каждым взглядом — воспоминания об этом остались в моём сознании. И когда он отказался исполнить последнюю из просьб, неудивительно, что женщину захлестнула ярость.

Я понимаю их обоих. И чем дольше думаю о причудливом сплетении судеб, тем меньше нахожу поводов кого-то из них в чём-то обвинять. Они жили так, как умели, и никто не смог научить их жить иначе. Стоит ли сожалеть? То, что уже случилось, неисправимо, а то, что случится, неизвестно. Я узнал эту простую истину благодаря странному человеку, чья жизнь три дня шла с моей попутным курсом. А сейчас он ушёл. Исчез из виду, и всё снова стало таким, как я привык видеть. Всё снова стало правильным. Только во мне что-то изменилось, неуловимо, но всё же чувствительно. Словами описать не возьмусь, но поклянусь, чем угодно: стал другим. Словно в коридоре, по которому иду, открылась новая дверь, и я шагнул через её порог. К счастью? Вслед за горем? Кто знает. Но одно очевидно: мне больше не удастся оставаться беспечным, потому что пренебрежение обязанностями чревато слишком большими неприятностями, и проще вовремя и тщательно исполнять свой долг, чем исправлять совершённые ошибки.

Теперь понятно, почему ни в семейном архиве, ни в городском не осталось ни одного изображения первого Стража Антреи: он не хотел, чтобы кто-то узнал его тайну. Зато портрет Кариссы бережно хранился, до недавнего времени. И по моему попустительству был уничтожен. Ну ничего, закажу новый! Черновые наброски есть, лицо Алики всё ещё сохраняет свои черты, а в случае чего подскажу живописцу, как и что изобразить. И главное: не забуду о родинках, которые при внимательном рассмотрении (с использованием пары зеркал) обнаружились и на моей пояснице. Ххаг подери, ну почему я раньше не удосуживался выяснить, как выгляжу со спины? А не важно было. Потому что на ком-то из Стражей истинное назначение портрета неизвестной женщины окончательно забылось, и мой отец уже не знал, зачем его предки хранили старую картину. Хорошо хоть, не выкинул: так бы тайник никогда не обнаружился, и понадобилось бы идти окольными путями, чтобы выяснить личность убийцы. Впрочем, никакие околицы не помогли бы, если бы мне не встретился Джерон, с лёгкостью совершающий непостижимые вещи...

— Как это понимать, dan?

Она появилась в дверном проёме, тяжело дышащая от быстрого шага. Обычно бледное лицо разрумянилось, пряди золотистых волос выбились из гладкой причёски, пушистым ореолом окружив лоб и скулы. Голубые глаза кажутся темнее, чем я их помню, и как никогда похожи на яркое летнее небо, вот только их настроение остаётся загадкой.

Юбки глубоко-синего платья внизу запылены. Где, скажите на милость, она нашла пыль? Не в карете же. Шла пешком? Бежала издалека? Ко мне? Что могло её заставить?

— Чем обязан, daneke?

Встаю из кресла и подхожу ближе, останавливаясь за три шага до супруги. Бывшей супруги.

Наис поднимает на уровень моих глаз плохо расправленный лист пергамента.

«Высочайшим повелением... разрешаю расторжение уз между...» А, Руала выполнила своё обещание и не стала медлить. А могла бы, в силу склочного и капризного характера. Что ж, спасибо Её Величеству: оценила мои труды достойно.

— Что это означает?

Голос Наис опасно повышается. Рассердилась? Или напротив, рада? Лучше бы второе, потому что первое пугает меня куда больше.

— Я попросил королеву освободить тебя от исполнения супружеских обязанностей.

— На каком основании? Я недостаточно хороша, чтобы быть твоей женой?

Ах вот, в чём дело! Она разъярена, потому что считает мой поступок доказательством собственной слабости и ущербности. Но ведь всё совсем не так!

— Нэй, дело не в этом.

— А в чём?

Ну и что сказать? «В том, что ты меня не любишь»? А имею ли я право на эту любовь? Нас обручили без выяснения наших желаний. Да, я выбирал, если можно всё случившееся назвать выбором. Но она... Ей оставалось только принять неизбежное. Подчиниться приказу, как много раз «до» и как много раз «после». Отдать свободу, даже не почувствовав, что значит быть свободной. Как я могу просить её о любви, если брак со мной — стены тюрьмы, не способной рухнуть?

— Произошло много всего, Нэй. Я вёл себя недостойно своему положению. Допустил гибель многих людей, потому что был недостаточно внимателен и серьёзен. Мои ошибки не могу быть прощены и не будут, но я не хочу, чтобы ты делила их вместе со мной. Не хочу, чтобы на тебя смотрели с жалостью. Ты — красивая и умная женщина, и легко найдёшь спутника, который будет любить и уважать тебя, и уж в отличие от меня, никогда не запятнает твою честь своими глупостями.

— Есть ещё причины?

Её голос становится тише и грознее.

— Сказанного мало? Посмотри на меня, Нэй! Пока мои волосы не отрастут, каждый житель Антреи имеет право тыкать в меня пальцем и кричать: «Смотрите, вон пошёл безответственный Страж, который чуть не уничтожил наш город!» Я не могу позволить, чтобы даже тень этих обвинений коснулась тебя.

— Волосы, значит.

Последние слова она почти прошептала, опустив голову.

— Нэй...

Синь взгляда снова обожгла меня.

— Рэйден Ра-Гро, ты полный... беспросветный... безнадёжный дурак!

Ну да, дурак. Знаю. Но почему её глаза так странно горят?

Наис взяла пергамент за уголки и потянула в стороны. То ли кожа была плохо выделана и слишком пересушена, то ли в крае имелся крохотный назрез, но королевское разрешение треснуло и разорвалось пополам. Клочки упали на пол. Я провожал их взглядом и потому не уловил тот миг, когда мир снова пришёл в движение.