Воины Диксиленда. Затишье перед бурей - Михайловский Александр. Страница 16

– Скорее всего, вы с Виктором Сергеевичем правы, – вздохнул император. – Значит, быть посему. Ваши ирландские и американские друзья получат так необходимые им пушки. Только вместе с ними мы пошлем наших офицеров – пусть они тоже поучатся, а заодно доложат, как и что там было.

Полковник Колокольцев отошел в сторону и терпеливо ждал, пока император посовещается с Бесоевым. Ну и что, что он всего лишь штабс-капитан. Зато югоросс и лицо, приближенное к священной особе монарха. К тому же большую часть сведений и необходимых подсказок – где что брать, и как что делать – полковник Колокольцев получил именно от Бесоева, и понимал, что орудия, которые удалось создать таким образом, опередили свое время на многие годы. Они способны дать русской армии качественное преимущество над любым противником. Дело только за массовым производством. Но вот пришло и его время…

– Ну, Александр Александрович, – сказал ему император, – а теперь ответьте мне – сколько таких пушек вы готовы дать нашей армии?

– Сейчас мы готовы выпускать до пяти пушек в день без различия типов, – ответил полковник, – но, немного поработав над технологией и приобретя еще оборудование, мы готовы удвоить, или даже утроить выпуск.

– Отлично, Александр Александрович, – сказал император. – В течение двух недель мне нужны шесть тяжелых гаубиц, двенадцать средних и двадцать четыре легких пушки. Они будут испытаны… – тут император немного замялся, а потом, взглянув на Бесоева, подмигнул ему и продолжил: – словом, они будут испытаны в боевых условиях у наших друзей-югороссов. После испытаний те вам сообщат обо всех неполадках, претензиях и пожеланиях. Так как, Александр Александрович, справитесь?

– Так точно, ваше императорское величество, – кивнул Колокольцев, – справимся.

– Ну, вот и замечательно, – довольно сказал Александр III. – Если полевые испытания пройдут нормально, то можете считать, что ваши пушки приняты на вооружение, а у вас на шее орден Святого Владимира Третьей степени. Так что не подведите. А теперь мы вас покидаем. Извините, дела. И у императора в сутках только двадцать четыре часа. До свиданья.

Внизу, в холле, звякнул несколько раз дверной колокольчик. Обычно дверь гостям открывал Янис, наш слуга-грек, по совместительству работавший дворецким. Но своего друга Александра Тамбовцева, пришедшего ко мне в гости вместе с мистером Клеменсом, решил встретить лично.

И действительно, на пороге стоял канцлер Тамбовцев собственной персоной. А рядом с ним я увидел человека, чье лицо было знакомо, наверное, каждому грамотному американцу – да и каждому югороссу тоже. Шевелюра, усы – все ну прямо как у меня в молодости.

Канцлер Тамбовцев улыбнулся, пожал мне руку и сказал:

– Джордж, познакомься, это мой новый друг Сэмюэль Клеменс. Сэм, позволь тебе представить Джорджа Генри Бокера.

Мистер Клеменс улыбнулся, крепко пожал мою руку и сказал:

– Мистер Бокер…

– Джордж… – улыбнувшись, поправил я его.

– Джордж, – серьезно сказал мистер Клеменс, – я давно мечтал познакомиться с автором «Франчески да Римини». Именно вы для меня – родоначальник американской драматургии и весьма интересный поэт.

– Мистер Клеменс… – начал отвечать я, но тут уже мой новый знакомый внес свои поправки.

– Джордж, – сказал он, – зовите меня просто Сэмом.

– Сэм, – повторил я, – конечно, спасибо вам за комплимент, но, увы, я его совсем не заслужил. Взамен должен сказать, что я рад приветствовать вас в стенах моей скромной обители.

Наш дом в Константинополе был, конечно, поменьше, чем особняк в Филадельфии, который мы продали, чтобы выкупить и обставить свое новое жилище здесь, в столице Югороссии. Решение приняла моя Джулия, заметив, что после того скандала возвращаться в Североамериканские штаты мне, наверное, уже не судьба. Сначала югороссы хотели просто подарить мне этот дом, но я, памятуя, как Авраам отказался от предложенной ему в дар земли в Хевроне и настоял на ее покупке, решил поступить точно так же.

Раньше этот особняк принадлежал какому-то турецкому паше, который бежал из Константинополя.

Перед тем, как я въехал в него, он был капитально отремонтирован. А потом, под чутким руководством моей Джулии, каждая комната в доме была обставлена – каждая в своем стиле. Типично филадельфийская гостиная: диваны с мягкими подушками, шкафы работы немецкого меньшинства Пенсильвании, масляные лампы… Столовая – русская: с льняными скатертями, резной мебелью, и даже баташовским самоваром с медалями. Курительная – оттоманская: низенькие диванчики и столики, ковры, кальяны… Ну и так далее.

Я представил мистера Клеменса своей супруге, и мы сели к уже накрытому столу, где к нам присоединился мой старый университетский приятель Билл Джонсон, ныне первый секретарь посольства Конфедерации в Югороссии. Представил я его Сэму, конечно, без упоминания этого титула – существование самого посольства пока не афишировалось, а вывеска на его здании гласила: «Общество югоросско-американской дружбы».

Как только начнется Третья американская революция и Конфедерация возродится – тогда мы и поменяем вывеску и водрузим на флагшток красный флаг с синим андреевским крестом и с белыми звездами.

Джулия, когда я отправил ей телеграмму о том, что Алекс захотел познакомить меня с Сэмом, ответила, что это обязательно должно произойти у нас дома, и в ее присутствии. Врачи с Принцевых островов дали добро, и вчера с утра она прибыла в Константинополь. Впрочем, она уже практически здорова, поскольку здешние эскулапы умеют творить настоящие чудеса.

Когда-то давно, когда я только-только дал согласие на свое назначение послом Югороссии, канцлер Тамбовцев дал мне несколько книг об американском Юге. Ведь я, к своему стыду, там бывал разве что в Мэриленде, на родине моей Джулии. В основном это были работы по истории, по Второй американской революции (именно так южане называли Гражданскую войну), по экономике, да и вообще по жизни на Юге.

Среди этих книг оказались «Жизнь на Миссисипи» и «Гекльберри Финн», написанные моим сегодняшним гостем. Впрочем, последнюю книгу он еще не написал, и Алекс очень просил меня пока никому ее не показывать.

Книга оказалась гениальной – возможно, лучшим литературным произведением, когда-либо написанным на американском континенте. Прочитав эту книгу, я уже собрался вернуть ее Алексу, но тут ее заметила супруга, паковавшая чемоданы для очередного посещения Принцевых островов, и забрала с собой. С тех пор для нее мистер Клеменс – самый любимый писатель. А мне пришлось провести с женой обстоятельную беседу и объяснить ей, кто же такие на самом деле югороссы. К счастью, она у меня не болтушка, и информация дальше не пойдет. Но вот на личном знакомстве с автором этой книги она настояла.

После обильного и вкусного обеда, в котором проявилось кулинарное искусство как Джулии, так и наших служанок Марфы из Петербурга и Фатимы из Константинополя, мы уединились в курительной. Алекс не курит, да и я этим занимаюсь редко – с тех пор, как Алекс рассказал мне о последствиях курения, снабдив лекцию несколькими красноречивыми фотографиями.

А вот Сэм с удовольствием разжег кальян и вдыхал ароматный запах лучшего местного табака. Потом я открыл бутылку десертного крымского вина, а Фатима принесла нам кофе.

И тут я увидел, как мистер Клеменс листает какую-то книгу. Его лицо неожиданно вытянулось от удивления. Я похолодел: это были те самые «Приключения Гекльберри Финна», которые я хотел вернуть канцлеру Тамбовцеву, и неосторожно оставил на столике.

– Да, – наконец произнес мистер Клеменс, – неплохо написано. Не думал, что я на такое способен… Джордж, не дадите почитать?

– Это книга Алекса, – сконфуженно пробормотал я, – точнее, из библиотеки в Долмабахче.

Канцлер Тамбовцев при этих словах лишь улыбнулся.