Воины Диксиленда. Затишье перед бурей - Михайловский Александр. Страница 17

– Конечно, Сэм, – сказал он, – берите. Только разве вам не будет скучно ее читать? Сами же написали – или напишете. У нас еще есть, так что можете не возвращать. А пока у меня к вам есть небольшой разговор. Видите ли, в нашей истории – да, Джордж, Сэм уже знает, откуда мы, – вы были лучшим американским писателем своей эпохи. Кроме того, вы замечательный журналист. Я знаю, что вам заказали написать серию статей про Югороссию. А вот не хотели бы вы после окончания этих статей поработать, так сказать, на новой стезе?

– На какой же? – полюбопытствовал мистер Клеменс.

– Видите ли, только человек, искренне любивший Юг, мог написать такую книгу, – сказал канцлер Тамбовцев. – Да и вы еще в 1861 году вступили в добровольческий отряд у себя в Миссури.

– Да, – ответил мистер Клеменс, – было такое. Но я его быстро покинул, потому что понял, что война – это не мое дело.

– Никто вас и не призывает к войне, – канцлер Тамбовцев поспешил успокоить Сэма. – Но вот насколько хорошо вы знаете то, что произошло на Юге после войны?

– Вы имеете в виду Реконструкцию? – спросил мистер Клеменс. – Моей Миссури она не коснулась – кроме освобождения рабов, которое я приветствовал, там ничего особо не изменилось. А вот в других штатах – в тех, которые примкнули к Конфедерации – там, если верить прессе, проводилась политика умиротворения, поддержки экономики и предпринимателей, а также бывших рабов.

Канцлер Тамбовцев заулыбался еще шире:

– А сам-то вы в это верите? – немного ехидно спросил он.

– Знаете, другой информации я в газетах не видел, – ответил мистер Клеменс, немного подумав, – но я и читал в последние годы лишь те газеты, что выходят в Нью-Йорке и Новой Англии, а до того – в Калифорнии. А что тут не так?

– Скажите, а вот почему тогда южане были недовольны существующим положением вещей? – спросил канцлер Тамбовцев.

– Мы, южане, – ответил мистер Клеменс, – очень не любим, когда другие заставляют нас поступать так, как считают нужным другие.

Мой югоросский друг отрицательно покачал головой.

– Увы, Сэм, – сказал он, – это не единственная причина, и даже не основная. Более того, то, что вы читали в прессе, мало что имеет общего с настоящей картиной Реконструкции. Давайте для начала послушаем Билла Джонсона. Билл, прошу прощения за то, что заставляю вас вспоминать о трагических событиях, которые приключились с вами и вашими близкими. Но не могли бы вы рассказать мистеру Клеменсу о том, что случилось с вашей семьёй?

Билл начал свой рассказ. Сначала мистер Клеменс смотрел на него недоверчиво – так, впрочем, как и обычно. Но потихоньку его лицо менялось. И вот Билл закончил свой рассказ словами:

– Так я оказался в Константинополе. Но мое сердце осталось там, у могилы моей несчастной Александры, и там, где лежат останки моих детей.

И тогда Клеменс встал, подошел к Джонсону и обнял его за плечи. Через пару секунд, похоже, устыдившись своих эмоций, он вернулся на свое место на диванчике и сказал:

– И такое происходит в нашей стране?! – произнес он глухим голосом. – Хоть я и живу в Коннектикуте, я все-таки южанин, пусть и из Миссури. И сейчас кровь стынет в моих жилах, когда я слышу о том, что там происходило на самом деле.

Тамбовцев только грустно посмотрел на него.

– Сэм, – сказал он, – когда Ли подписывал капитуляцию, ему было обещано прощение для всех южан, кроме тех, которые совершили тяжкие преступления, как, например, комендант Андерсонвилля, и возвращение нормальной жизни в южные штаты – уже, конечно, без рабства. Запомни, политики в Вашингтоне никогда не выполняют своих обещаний, если считают, что им это невыгодно. Так было, так есть, и так будет. Вместо обещанного возвращения нормальной жизни у южан отняли практически все права, наделив ими только негров, саквояжников и немногих скалавагов…

– А что это такое – скалаваги? – удивленно спросил мистер Клеменс.

– Это южане, поддерживавшие янки, – ответил канцлер Тамбовцев. – А саквояжники – северяне, которые пришли на Юг после войны, и все имущество которых помещалось в один саквояже. Теперь многие из них страшно разбогатели, а некоторые даже стали сенаторами – как, например, небезызвестный Паттерсон, сенатор от Южной Каролины.

– Но меня с ним знакомили, – ответил мистер Клеменс, – и он произвел на меня неплохое впечатление.

– Сэм, – с горечью сказал канцлер Тамбовцев, – а что вы скажете, например, если узнаете, что в тюрьмах Чарльстона и других городов сидит множество людей, чьим единственным преступлением было то, что им принадлежало имущество, которое Паттерсон решил забрать себе? Или что он снизил зарплаты рабочим на одной из своих железных дорог, а когда люди начали протестовать, то вызвал людей из конторы Пинкертона во главе с ним самим и приказал подавить забастовку, в результате чего несколько человек были убиты и ранены? Кроме того, наша разведка сумела обнаружить еще одно весьма зловонное дело, в которое замешан Паттерсон. Об этом пока нельзя говорить, но поверьте – нет такого преступления, на которое он бы не пошел ради десяти процентов дополнительной прибыли.

В ответ на эти слова мистер Клеменс растерянно поежился.

– Алекс, – сказал он, – я вот только одного не понимаю – почему южане не восстанут против всего этого?

– Ну, – сказал мой югоросский друг, – формально Реконструкция закончилась, войска северян выведены из городов, и южане восстановлены в гражданских правах. Но многие города и плантации до сих пор лежат в руинах, промышленность и торговля практически заглохли, да и те, кто совершил преступления против южан, не наказаны и далее творят то, что творили раньше. Так что не удивлюсь, если в ближайшем будущем Юг восстанет вновь.

– И я так понимаю, – сказал Сэм, немного подумав, – что то предложение, которое вы хотите мне сделать, напрямую связано с Югом?

– Да, Сэм, – сказал мистер Тамбовцев, – мы бы хотели предложить вам работу главного редактора газеты, которая бы объективно освещала Юг и все то, что там происходило и происходит. Зарплатой вы, наверное, будете довольны.

Он написал на листке бумаги цифру, от которой у мистера Клеменса округлились глаза.

– Алекс… – растерянно сказал он, – это слишком много даже для известного литератора.

Канцлер Тамбовцев внимательно посмотрел на него и произнес:

– Скажу сразу: эта работа может быть небезопасной; вы, может, слышали про Франка Ки Хауарда?

– Слышал, – ответил мистер Клеменс, – и даже знаю, что он написал книгу о своем пребывании в заточении в начале Гражданской войны. Но ее практически никто не читал: ее тираж был почти сразу арестован, равно как и издатель, посмевший ее напечатать.

– Сэм, – сказал мой друг Алекс, – я принес вам эту книгу, а также роман «Унесенные ветром» – книгу, которая с документальной точностью описывает жизнь одной плантации во время и после Гражданской войны. Вот они. – Открыв свой портфель, он достал уже знакомые мне книги.

Мистер Клеменс взял книги и взвесил их на руках.

– Алекс, – сказал он, – позвольте мне взять их почитать. Потом мы можем обсудить ваше предложение. Но скажу сразу: моя Оливия – янки до мозга костей, и вряд ли посмотрит благосклонно на подобную работу. Более того, я уже не столь молод, и мне хотелось бы жить у себя в Хартфорде и писать книги, благо денег у меня пока достаточно. Когда, конечно, Оливию не навещает ее портниха или она не едет в Нью-Йорк за покупками.

На эти слова Тамбовцев лишь развел руками.

– Сэм, – сказал он, – это ваше право. Но имейте в виду, что предложение мое останется в силе, даже если вы первоначально ответите «нет». И если вы передумаете, пришлите телеграмму вот на этот адрес. – И он написал пару строчек на том же листе бумаги. – Сообщите, что хотели бы обсудить издание ваших книг в Константинополе, и мы сразу все поймем.

– Хорошо, Алекс, – кивнул мистер Клеменс, – договорились.

– Ну, вот и ладушки, – сказал канцлер Тамбовцев. – А пока давайте насладимся вот этим вином – и он достал из портфеля две бутылки вина с этикетками на русском языке. – Давайте выпьем за хозяина этого дома.