Николай I. Освободитель (СИ) - Савинков Андрей Николаевич. Страница 54

Например телеграф. Теоретически идея понятна — с одной стороны искровой передатчик, с другой стороны — детектор, между ними провод, ничего сложного. А вот как оно должно выглядеть на практике — хоть убей представить себе не могу. Или лампа накаливания — предмет максимально простой и утилитарный, однако ни технологии производства вольфрамовой, или что более реально — угольной, у меня в чертогах разума не завалялось.

Из простого, что можно соорудить буквально на коленке я мог предложить физику исследовать электролиз и гальванизацию, тем более что второе теоретически имело и прокладной производственный смысл. Например, хромирование стволов по идее должно было бы повысить их живучесть. Или нет, ну не металлист я не знаю! Даже не знаю открыт ли уже хром как химический элемент.

В общем, начала свою работу лаборатория уже весной десятого года и вероятно это была самая крупная и лучше всего оборудованная электротехническая исследовательская лаборатория в мире. Понимая, что именно в этой сфере наука как таковая еще только зарождалась и можно резким рывком уйти вперед, оставив конкурентов позади, создать научную школу, на которую будут равняться, денег я на пожалел. Практика, впрочем, показала, что вложения эти были совершенно не напрасны.

Глава 24

Начало нового 1810 года принесло в Европу продолжение войны. Все хуже дела шли у французов на Пиренейском полуострове, где объединенные Испано-Британо-Португальские силы сначала выбили Французские дивизии из Португалии, потом из Южной Испании и осадили занятый неприятелем Мадрид. При этом войска сражающиеся под революционным триколором не смотря на лучшую подготовку, оснащение и снабжение, постоянно несли жесточайшие потери от действий местных жителей, воспринявших иностранную интервенцию как повод общенародному выступлению. Привыкшие на европейском ТВД спокойно добывать себе провизию и все необходимое на захваченных территориях, в Испании французы столкнулись с там, что буквально любую булку хлеба им приходиться отнимать с боями. А потом — что особенно неприятно — эта булка хлеба еще и отравленной могла оказаться. Испанцы дрались отчаянно, не жалея ни себя ни противника, продолжая сопротивляться до последнего в тех ситуациях, когда армия любой другой европейской страны уже давно бы сложила оружие.

Одновременно с этим война шла и в Германии. Со своими традиционными противниками, коих Наполеон бивал уже не раз, дела у него шли в более привычном ключе. Вновь удивив всех, Бонапарт не стал двигаться в сторону Берлина, чего ждали коалиционеры, а вместо этого повторил свой прошлогодний маневр двинувшись на юг в сторону Вены. Оставшаяся без прикрытия Австрийская столица пала под ноги французского солдата практически без сопротивления. Эрцгерцог Карл, откровенно проворонивший этот обходной маневр противника, мог только в бессилии наблюдать с противоположного береге Дуная, как армия Бонапарта входит в его столицу. Его авангард опоздал буквально на день.

Взятие Вены в Санкт-Петербурге стало излюбленнейшим предметом скабрезных анекдотов столичных остряков, и окончательно уверило общество в том, что переходить на сторону Пятой коалиции — дело не перспективное. При этом с тактической точки зрения, особой пользы взятие австрийской столицы не имело. Можно сказать, что стороны сев на странную, немного парадоксальную машину времени, переместились обратно в май 1809 года, только теперь на другом берегу Дуная стояли не только австрияки, но и прусские корпуса вместе с ними. При этом общий расклад сил изменился на так уж чтобы сильно. У французов было около ста сорока тысяч штыков, общая же австро-прусская армия насчитывала примерно сто шестьдесят. Стояние на берегах Дуная продолжалось всю весну и начало лета, при этом Бонапарт никуда особо не торопился — это же не его столицу методично разоряет вражеская армия, — а коалиционеры в себе силы и смелость попытаться повторить прошлогодний трюк, удавшийся французам, найти не могли.

Тем временем у нас на юг отправились первые переселенцы. Не сказать, что все прошло без накладок, однако в целом начало эксперимента выглядело удачным. За собственными наделами и личной свободой на юг двинулось чуть больше полутысячи семей, еще в конце зимы собранных в большом лагере в верховьях Днепра. Едва река вскрылась, и началась весенняя навигация, людей вместе со всем скарбом посадили на баржи — это были наспех собранные конструкции, которые в конце пути должны были вновь стать стройматериалом — и отправили вниз по течению, чтобы успеть еще в этом году засеять поля. Для того, чтобы распахать степь пришлось из своих средств закупать целый табун лошадей и устраивать такой себе прообраз МТС только в непарнокопытном варианте. Кроме того, был сформирован десант из агрономов, почвоведов и прочих специалистов по сельскому хозяйству, которые должны были на первых порах помогать переселившимся крестьянам осваиваться на новом месте.

В итоге денег было потрачено просто немерено. Переселение одной семьи обошлось бюджету в триста рублей — умопомрачительная сумма — которые вряд ли когда-либо вернутся в казну, во всяком случае в виде денег. Впрочем, дальше с увеличением потока переселенцев, расходы на одну семью должны были неизбежно снизиться, тем более что часть необходимого — провизии, инструментов, стройматериалов — со временем можно будет закупать у уже прижившихся местных.

Самым главным показателем, которые и определил работу как успешную, во всяком случае на дистанции одного сезона, стало то, что из полутысячи — точнее из пятисот сорока семи — семей осенью в обратный путь на старое место жительство сбежало всего двадцать две, что, как ни крути, не выходило за рамки статистической погрешности.

Что касается меня, то жизнь в эти годы вошла в какую-то достаточно ровную колею. Утром я поднимался практически с рассветом — для природной «совы» привыкнуть к подобному графику было весьма и весьма сложно, — тратил с полчаса на утренний туалет, делал небольшую зарядку, завтракал. Завтракал чаще всего вместе с Михаилом, а после того, как его отправили учиться в Лицей, где я тоже формально числился, только на курс старше — сам или в компании с Воронцовым и Бенкендорфом. После завтрака шли занятия до обеда. Хочешь не хочешь, а образование ты обязан получить даже если родился в императорской семье. Тем более если ты родился в императорской семье. К четырнадцати годам из занятий у меня осталось совсем не много предметов. Кроме права, экономики, философии и изящной словесности, остались только языки — немецкий и итальянский — а также «творческие» предметы: музицирование и рисование. Ну и закон Божий, без него вообще никуда, это как бы само собой разумеющееся.

Обед обычно подавали в полдень, к этому времени я уже обычно успевал изрядно проголодаться. Активно растущий организм требовал постоянной подпитки.

После обеда я занимался делами, ездил на производства, регулярно навещал свой полк, решал коммерческие вопросы или писал доклады по запросу Александра на те или иные темы, интересующие императора. Вечером немного бегал, чтобы в форме себя поддерживать и читал очередную пачку отобранных предложений пришедших по почте.

Постепенно функции отдела были расширены: кроме разбора почты «информационный» отдел стал отсматривать периодику, как научного направления, так и бульварного, составлять по ней еженедельные доклады. Сначала это касалось только Российских изданий, а потом и зарубежных. Кроме того, мне постоянно подавали списки молодых, перспективных ученых и деятелей искусства, которые пока ничем себя особо не зарекомендовали, однако, так или иначе, подавали надежды. Я регулярно просматривал километровые списки фамилий и имен выделяя тех, на которые реагировала моя память. Деятельность таких персонажей мои люди контролировали особенно тщательно. Все это потребовало увеличение штата «информационного» отдела и разделения его по направлениям — искусство, медицина, земледелие, химия, физика и так далее.