Совершенство (СИ) - "Rin Xiao". Страница 26

Шень Сяо Ми была украшением его сада, цветком, который он не срывал, но зато всем подряд показывал. Относился он к жене и правда как к вещи. Складывалось впечатление, что он не жену приобнимает, а скамейкой перед гостями вертит, показывая её со всех сторон и предлагая погладить. В те редкие моменты, когда он вспоминал, что тело в его руках — его жена, он даже мог поговорить с телом. Одинаково, с лёгкостью и игривостью он общался с Шень Сяо Ми и со своей собакой. Можно представить, как его жена была «рада» такому отношению.

— Так что он сам его довёл.

— Я понимаю, но… — Гон Пин вспомнил изувеченное тело третьего мужа, — переломанные руки, размозжённый сустав, гематомы. И он задушил его собственными руками.

— Очень сильно довёл, — покачал головой Синь Юэ.

Гон Пин со вздохом сделал заметку на бумаге: «…из-за бесчеловечного отношения».

Глава 19

Пожилой судья пригладил козлиную бородку и недовольно хмыкнул:

— Гон Пин, я понимаю, что, возможно, и присутствуют, м-м, некоторые смягчающие обстоятельства. М-да… Но! М-м, а кому легко?

Уважаемые господа одобрительно закивали и замычали.

— Да и, господин Гон Пин, м-м, я даже не думал, что вы будете оправдывать, м-м, убийцу, — осторожно, но с осуждением заметил судья. — Всё-таки покойный господин Фэн, насколько мне известно, был вашим, м-м, другом? Или я не прав? М-м?

— Господин судья, боюсь, что вы не совсем понимаете, причины, по которым я говорю о смягчающих обстоятельствах. Видите ли, как человек, для которого справедливость и совесть имеют большое значение, я считаю для себя недопустимым однобокий взгляд на поступки человека. Я стараюсь учитывать всё: от тяжести и формы жестокости преступления до внутренних и внешних причин. Вы и уважаемые господа однозначно встали на сторону обвинения и призыва к наиболее жестокому наказанию. Чтобы отдать долг совести, я должен стать противовесом.

Гон Пин вежливо поклонился. На лице его за всю речь не промелькнула ни одна эмоция.

— М-да… М-да… Что ж… Я вас понял… — судья перевёл взгляд на господ, всё заседание активно кивавших ему, и увидел в их глазах высокомерную непреклонность. — Желает ли кто-то поддержать господина Гон Пина? Или высказать иные предложения?

Мужчины молчали.

— В таком случае, как и было решено ранее, преступник будет казнён завтра на закате! А теперь прошу всех из зала! Через два часа будем отмечать очередной день поминок!

В дверях Гон Пина встретил бледный Синь Юэ. Опустошённый, но смирившийся с будущим, он печально улыбнулся дяде и направился вместе с ним по дороге, ведущей в темницу.

— Хочешь ли ты, чтобы я озвучил ему приговор? Ты знаешь, это не положено, чтобы смертник не свёл счёты с жизнью раньше назначенного самостоятельно, однако…

— Ты ведь не дашь нам уйти живыми?

— Он совершил преступление и должен ответить.

— Ты такой правильный, дядя… — вздохнул Синь Юэ одновременно с огорчением и уважением к чужим принципам. — И всё-таки это слишком жестоко.

— Слишком.

— Я скажу ему.

— Скажи. Я дам вам время.

…

Помощник Бай распорядился поставить в камере Шень бочку с чистой водой, и Сяо Ми смог, наконец, отмыться от чужой крови. Вошедшего Синь Юэ он встретил расчёсывающим волосы.

— Привет.

— Привет.

Синь Юэ неловко потоптался на месте и уже открыл рот, чтобы что-то сказать, но Шень опередил его:

— Ты расскажешь мне, как меня убьют? — парень мило улыбнулся и поправил волосы.

— Ах!.. — не то сражённо, не то отчаянно выдохнул Синь Юэ. Он опустился на колени рядом с Сяо Ми.

Шень выглядел совершенно спокойно, даже расслабленно, будто не пребывал в холодной и грязной камере и не знал о том, что уже завтра его жизнь угаснет.

— Они хотят… Они хотят подвесить те… кхм, подвесить за руки на площади и…

Шень наклонил голову и попытался заглянуть в глаза молодому человеку:

— И что? Пырнут ножом? Задушат? Забьют камнями? Ха-ха, — Сяо Ми в отличие от Синь Юэ почему-то было весело.

— Они… Они хотят срезать тебе лицо…

Шень побледнел. Веселье в его глазах сменилось шоком.

Синь Юэ продолжил:

— Они долго думали над наказанием для тебя. Они не хотели просто казнить. Это было бы слишком просто. Они решили, что забрать у тебя что-то важное будет достаточно жестоко. А что для тебя может быть важнее, чем… твоё лицо… Твоя красота…

— Моё лицо?.. — повторил Шень Сяо Ми, смотря в никуда.

— Они бы оставили тебя висеть на площади, без лица. Умирать от истощения. Такая мучительная смерть… Что может быть ужаснее?

— Люди увидели бы меня некрасивым… Меня — некрасивым… Некрасивым… — Шень обнял себя за плечи дрожащими руками. Впервые в жизни ему было так страшно.

Синь Юэ вспомнился вечер покушения на господина Фэна. Сяо Ми тогда улыбался ему. Но он видел, что в глазах его была не только напускная нежность. Он смотрел внимательно, вопросительно, удивлённо, ожидающе, даже выжидающе. Щёки были втянуты, а лицо пугало мертвенной бледностью, холодом, безумием. Он был похож на голодного хищника, который, не мигая, смотрит на жертву, будто видит каждое движение и, кажется, слышит, как лихорадочно носятся в голове мысли. Одна ошибка — и острые когти вонзятся в мясо, разорвут в одну секунду, клыки вцепятся в беззащитную шею. А ты даже не успеешь, не сможешь пошевелиться — слишком внезапно, слишком страшно. И единственное, о чём ты думаешь, находясь в пожирающем каждую твою клетку ужасе, — смерть.

Сейчас жертвой был Сяо Ми. Сейчас он смотрел в пугающие глаза уродливой смерти, боясь пошевелиться. Но гораздо, гораздо страшнее, даже страшнее, чем смерть, для него было лишиться своего лица, перестать быть прекрасным, перестать быть совершенством.

— А-Юэ! А-Юэ! — Сяо Ми бросился на колени Синь Юэ и обхватил того за шею. — А-Юэ! Пожалуйста, помоги мне! Пожалуйста, помоги! Мне нельзя… Я не могу… Я не хочу так… Нет, нет, нет!..

— Тише, тише, Ми-Ми. Я помогу тебе, помогу…

— Правда поможешь?

— Правда.

…

— Мне очень жаль, господин судья, — Гон Пин принял максимально прискорбный вид, — но я вынужден разочаровать вас и достопочтенных господ. Дело в том, что убийца Шень Сяо Ми лишил себя жизни в своей камере этой ночью. Прошу прощения, что недоглядел.

— Что?..

— Как?..

— Он так просто избежал наказания?..

— И какой теперь смысл отрезать лицо мертвецу?..

— А я уже приказал накрыть столы на площади…

— Господин Гон Пин, как это произошло?

— Преступник вскрыл себе вены кинжалом. Оружие, вероятно, осталось в темнице от охранника, который обвинялся в краже и отбывал наказание в той же камере, в которой был заперт Шень Сяо Ми.

— Ох… М-м… И что же нам делать теперь?

— Господа, труп уже начал разлагаться, так что предлагаю закопать его как можно скорее. Или сжечь, как вам будет угодно. Только прикажите — и мои помощники избавятся от тела.

— Думаю, мы можем доверить это господину Гон Пину.

…

Закатное солнце раскрашивало зелёные листья ивы в кроваво-красный цвет.

Синь Юэ протёр свой кинжал, спрятал обратно в ножны и улыбнулся тёплым лучам. Почему-то сейчас ему было невероятно легко, пусть и немного печально. Чу-Чу ночью уже все глаза выплакала, и поэтому стояла рядом с ним разбитая и уставшая.

Доктор Се Ци нервно оглядывался по сторонам, боясь, что за ними мог наблюдать кто-то посторонний. Они вместе с матерью Сяо Ми шли по делу как сообщники и должны были тоже понести наказание. После похорон они собирались разойтись. Вернее, Синь Юэ намеревался вернуться в столицу, а доктор вместе Чу-Чу отправились бы в южные деревни, в которых хорошие знакомые Се приняли бы их с распростёртыми объятиями.

— Долго ещё? — поинтересовался мужчина у художника, сидевшего рядом с телом Сяо Ми и старательно выводящего линии на бумаге.

— Не торопите его. Всё должно быть идеально, — Синь Юэ положил руку на плечо портретиста, — господин, главное — точность. Не спешите. Прошу вас.