Битва за Лукоморье. Книга 2 - Камша Вера Викторовна. Страница 32

Разобравшись, что делать, ихтифай успокоился и действовать стал делово́. Безрукая статуя шла первой, на нее Мель и нацелился. Смертоносная струя водобоя медленно отрезала врагу сначала вторую руку, а потом и голову – кувыркаясь и подпрыгивая, та скатилась по ступеням на причал и ухнула в воду. Безрукое и безголовое тело продолжало спускаться – правда, неуверенно и слегка спотыкаясь, – похоже, нащупывало ногами лестницу. Каменные уступы, наполовину скрывавшие врагов от Меля, сильно мешали стрелку – ног не разглядеть, не подрезать. Впрочем, какая разница – пусть себе туловище идет! Что оно сделает-то, такое бестолковое?

Вторая и третья статуи отодвинули в сторону искалеченного товарища и, похоже, прибавили ходу, но Мель уже знал, что делать: сначала срезал голову одной, а потом – и второй. Простучав по ступеням, пара белых шаров один за другим плюхнулись в темную воду, а Мель решил дать водобою отдохнуть, ведь Полуд учил, что долго чудо-оружие использовать нельзя. Ихтифай подошел к борту и, оперевшись на поручень, с любопытством наблюдал, как трое безголовых врагов пытаются спуститься по лестнице. Они толкались и мешали друг другу, а потом безрукий догнал товарищей, споткнулся об ногу одного из них и покатился вниз, прихватив с собой и остальных.

Свалившись в кучу-малу на пристани, статуи ворочались, пытаясь подняться. Мель малость подумал и вновь взялся за рукоятки, решив довести дело до конца, но вдруг будто сам воздух вздрогнул – и всё замерло.

* * *

Радята облегченно выдохнул. Садко был весь в крови, рубаха порвана в лохмотья, но ничего, главное – жив! И сидит верхом на вылупившем глаза чернобородом супостате, а дальше, слева у стены, ползает и ищет чего-то на полу какая-то девица.

– Сюда давай, быстро! – крикнул капитан.

Радята поудобнее перехватил палицу и уже собрался бежать на выручку, как услышал знакомые тяжелые шаги. Он обернулся и невольно выругался – проклятые статуи все-таки разделились. Часть пошла за Жданом, а эти двое, с бронзовыми мечами на изготовку, увязались за поваром. Этого-то он и боялся – что выведет врагов прямо к капитану!

– Тут истуканы! – попытался объяснить Радята, но Садко лишь затряс головой.

– Сюда давай, говорю! Этого гада скрутить надо и обыскать!

Воля капитана – закон, и кашевар бросился на помощь, оставив попытки рассуждать. Раз надо супостата крутить, значит, скрутим! Поскользнулся на мраморном полу, заплясал на месте, размахивая руками, чтобы не упасть, – чуть палицей себе голову не размозжил! Из-под каблука выскользнуло что-то мелкое и круглое, стрелой полетело мимо Садко и замерло на полу, неподалеку от странной девушки. Та, увидев шарик, радостно вскрикнула, бросилась к нему, схватила, что-то зашептала, будто нашла давно потерянную любимую вещицу.

А Радята, подбегая к капитану, уже успел обругать себя. Мол, ну как всегда, вот ведь нелепо-то как вышло, неловко… Тоже мне, воин великий! С тяжелой палицей в потных ручонках, еще и наступил на шарик, чуть не растянулся на мраморе людям на потеху!

Из-за угла выступили истуканы, и нога в ногу, как на смотре, двинулись прямо к людям. Радята присел возле Садко и брызжущего слюной, что-то шипящего богато разодетого пухляка и отложил палицу. Следуя капитанским указаниям, прижал лапищи врага к полу; капитан же чуть привстал и с мощного замаха саданул кулаком чернобородого по скуле. Тот сразу обмяк, а Садко принялся торопливо обшаривать его одежду.

– Где же?.. – бормотал новеградец, роясь в поясном кошеле и косясь на приближающихся каменных воинов.

Радята себя считал человеком не слишком умным, а в том, что происходит, – с ходу не разобрался бы и мудрец. Да только тут и дурак бы сообразил, что капитан не успеет найти то, что ищет. Поэтому кашевар отпустил безвольные лапищи, подобрал свою палицу и встал лицом к врагам, надеясь выгадать другу хотя бы немного времени.

– Всем стоять и замереть! Исполняйте, истуканы! – раздался за спиной звонкий голос.

Задрожали стены и пол, с потолка посыпалась пыль. По всему дворцу снова будто судорога пробежала, а каменные воины вдруг разом остановились, как на стену натолкнувшись. Скрежетнули последний раз – и замерли.

Радята беспомощно обернулся, глянул сначала на девицу, что сидела на полу, сжимая что-то в руке, а потом – на капитана.

– Я… – пробормотал кашевар, смущенно тиская булаву и отчего-то чувствуя вину. – Мы… Прости, Садко, нарушили мы твой наказ. На помощь тебе спешили. Аля сказала, смерть грозит вам, вот и…

Не договорил, закашлялся из-за пыли. А Садко неспешно поднялся, шагнул к Радяте и обнял его так крепко, что кости захрустели.

– Как же я рад тебя видеть, дружище! Ох и вовремя ты!

У Радяты будто камень с сердца спал, кашевар заулыбался и, угрожающе шлепнув древком палицы по ладони, кивнул на лежавшего под ногами бесчувственного супостата.

– Прикончим? – деловито осведомился он.

– Нет! – выкрикнула услышавшая его девушка. – Пожалуйста! Не надо!

Оба моряка обернулись к девице, по щекам которой текли слезы, а рот то открывался, то закрывался, как у выброшенной на берег рыбки.

– Не плачь… – проговорил Садко тепло и будто бы расстроенно. – Все кончилось. Заслужил твой отец смерти, только мы – не Дознаватели, не судьи и не палачи. Не плачь только…

* * *

Ждан ворвался в покои почему-то со стороны сада. Подбежал к обессиленному Витославу, стоявшему на коленях. Руки, безвольно упавшие вдоль тела, не слушались, чародей даже улыбнуться парню не мог, даже словом приветить. Он просто остекленевшим взглядом смотрел на спящих друзей, усыпанных перьями, пылью и осколками.

Только что по стенам пробежала какая-то дрожь, раздался треск и грохот… А каменные истуканы застыли – один с воздетым копьем, другой, облепленный птицами – на одной ноге и с разведенными в стороны руками… а третий уже замахивался бронзовым мечом, чтобы снести спящему Полуду голову. Не успел. Чудом.

– Чудом… – устало проронил Витослав.

Он держал Преграду до последнего, тратя драгоценные силы и уже понимая, что спасти друзей не удалось… Но ошибся. Произошло чудо. Не иначе Садко и тех, кто за ним идет, в самом деле оберегает удача, надежно укрывает теплыми своими крыльями.

Обаянник почувствовал, как неминуемая смерть отступила. Будто каменная плита перестала на плечи давить. Значит, не сегодня им еще помирать…

– Я круги по дворцу нарезал, – торопливо рассказывал Ждан, помогая снять с шеи держатель с дудками и свистульками, – потом по саду начал. А тут вдруг весь дворец задрожал, я испугался и к вам побежал.

– Все… хорошо, – с трудом выговорил Витослав, даже не пытаясь подняться. Дрожащими пальцами потер переносицу. – Оставь меня пока, мне прийти в себя надо. Выжат я…

Тут в дальнем углу комнаты из-за груды подушек поднялась голова Нумы. Индеянин зевнул широко-широко и проговорил:

– Долго ж я спал…

– И всё-всё-всё проспал! – бросился к нему Ждан.

– Надо и остальных разбудить да за капитаном идти, – проговорил Витослав крепнущим голосом, глядя, как ворочаются и зевают просыпающиеся соратники. – Заждался небось.

Каратан сонными глазами обвел залу, и рот его перекосился, когда он зашипел:

– Колдунство!

* * *

Отплывали с отливом, на закате. Солнце нависло над окоемом, раскрасив южное небо невероятно яркими красками. Потемневший на фоне этой красоты остров остался за кормой.

Садко на него не смотрел. Умывшийся, свежий, с залеченными ранами и в чистой одежде, он стоял перед своей командой, задумчиво перебирая струны гуслей. На поручне рядом пристроилась спокойная и умиротворенная Аля, что-то мурлыкая, будто подпевая. А капитан глядел на лица своих товарищей и чувствовал, как внутри разливается тепло. Эх, повезло же ему с командой, с этими ребятушками хоть в огонь, хоть в воду – не пропадешь.

День выдался на редкость трудным. И пусть тайну неуемному новеградцу раскрыть удалось, сделал он это, рискнув головой – и не только своей. Если бы Садко раньше знал, что творится на острове, возможно, и не решился бы войти в загадочный туман…