Возрождение (ЛП) - Мартин Трейси. Страница 33

− И?

− И? − он проверяет меня, но не уверена, что еще я должна знать.

Один делает паузу, потом отвечает.

− Они дают тебе возможность взаимодействовать непосредственно с компьютерами.

− Ой. Да, и это тоже, − хотя именно это я не помнила, но это объясняет, почему у меня в руках провода с различными наконечниками.

− Так эти люди там − те провалившиеся ученые из лагеря?

− В основном. Они предшественники КИ и нас. У инженеров заняло некоторое время, прежде чем они сумели сделать все правильно, − он открывает дверь, и порыв холодного воздуха поступает в комнату. — Они не совсем люди. Те, которые с неисправными нейронными имплантами, едва находятся в сознании. А не удавшиеся КИ заперты ради всеобщего блага, даже их собственного. Пойдем, я покажу тебе еще кое-что, потом мы пойдем назад в наши комнаты.

Один начинает идти, но я не двигаюсь с места. Я знала об этом раньше? Должна была. Один ведет себя так, словно я знала и словно расценивала не иначе, чем он. Так что может это не такое уж большое дело. Но многие вещи, которые старая я рассматривала, как небольшое дело − как, например, я не знаю, убить парня в гостиничном номере − сейчас наносит мне удар ниже пояса.

Потом еще этот вой, крик. Оно вызывает что-то неправильное, но не воспоминание. Больше похоже на чувство отвращения и жалости. Что могло вызвать такой шум, и почему Один считает, что это пустяк? Требуются эмоции, чтобы издать такой жалобный звук. Требуются страдания.

Сделали ли три месяца жизни на воле меня такой слабой, что я не могу игнорировать такие вещи? Очевидно, что да. Я также не могу, вынести страданий, которые причинила при помощи АнХлора.

Меня пробирает озноб. Недаром Фитцпатрик хотела стереть мне память. Нахождение снаружи испортило меня, как она и сказала. Теперь я тоже ошибка.

− Семь? − Один указывает головой в сторону дверного проема.

Я облизываю губы.

− Если я не верну назад свои воспоминания, то я попаду в то место?

Один смотрит на меня, потом смеется.

− Так вот почему ты странно себя ведешь?

− Ну, я сломана, — больше, нежели раз.

− Семь, − он отпускает дверь и в два шага сокращает расстояние между нами. Его сильные руки притягивают меня ближе. Как только я прячу голову в его груди, мои мышцы расслабляются.

Но живот трепещет. Я в курсе, что камеры видеонаблюдения наблюдают за нами, и я не знаю, что Один себе думает, вот так долго удерживая меня. Чтобы утешить, конечно. Но по-братски или здесь замешано что-то еще? Я говорю себе, что просто хочу, чтобы это было по-братски, но не уверена, что это честно. Объятие не ощущается по-братски. Мое тело знает его, и я подозреваю, что для него все так же.

Что я помню о Первом: я брала пример с него, доверяла ему. Я любила его?

Как бы плохо это ни заставляло меня чувствовать себя, я не могу отрицать это. Также, как и не могу отрицать, как хорошо я сейчас себя чувствую — тепло, и безопасно, и защищенно. Но когда вспоминаю ту опасную сцену, которую мы разделили ночью перед отъездом, я начинаю думать о Кайле. Я хочу, чтобы это были руки Кайла вокруг меня и запах кожи Кайла в моем носу. Насколько помнится, я никогда не чувствовала себя в безопасности или защищенно с Кайлом, и это было нормально. Потому что вместо этого, я чувствовала себя живой. Дикой и удивительно свободной.

Невозможно сравнить Первого и Кайла, потому что они настолько разные. И запретные. Блин. Все равно все это запрещено, так что неважно.

Что бы ни случилось с моими воспоминаниями, я разберусь с этим. Лучше начать рано, чем поздно, поэтому я отстраняюсь.

− Никто не собирается запирать тебя с Пи, − говорит Один, отпуская меня. − Мы вернем твои воспоминания.

− Да, хорошо, − слова механические, потому что я так запуталась и нахожусь в противоречиях, что на мгновение забыла о ПИ и о своем приступе паники. Я не хочу показаться слабой перед Первым. Что бы я только не отдала, чтобы оказаться бесчувственным КИ. Жизнь и так достаточно сложная и без этого человеческого багажа.

Один снова направляется к двери.

— Есть еще одно место, которое я надеюсь поможет, затем скоро приблизится отбой, так что мы должны будем пойти в комнаты. Закончу экскурсию завтра.

Ничего не говоря, потому что так безопаснее, я следую за ним наружу. Даже, если я не могла бы сказать «из здания» из-за ярких ламп, лагерь на самом деле хорошо освещен. У всех зданий наружное освещение. Я вижу легко, определенно достаточно хорошо, чтобы понять, что мысленный образ, который я восстанавливала — не был совсем точный. Я разобралась со зданиями, но не с их точным расположением. И при этом, не помнила столько асфальта и бетона, или так много автомобилей, припаркованных повсюду.

Надо мной, небо − ясное и осыпанное звездами, и темные фигуры поднимаются вдали. Горы, я полагаю. Все тихо, кроме ветра в деревьях.

Я полностью застегиваю свою куртку, но она тонкая, и не предназначена для этой погоды. Я не возражала бы вернуть свою настоящую зимнюю куртку назад − ту, которая у меня была в Бостоне. Но температура выше нуля, влажность умеренная, и Один не будет держать нас снаружи долго. «Заблокируй», − говорю я себе. И делаю это, хотя не уверена, как именно. Словно мое осознание холода угасает.

− Куда мы идем?

Один отводит меня с асфальтированной дороги на тропинку позади ангара. В любой момент я подозреваю, что мы столкнемся с забором из колючей проволоки, который опоясывает периметр, но мы не делаем этого. Мы оказываемся в лесу, и теперь по-настоящему становится темно. Освещение зданий все позади.

Один снимает небольшой фонарик с пояса и ставит его на землю. Мы на тропинке. Трава скошенная и земля хорошо выровнена.

− Я не помню, чтобы он был таким большим, − говорю я, маневрируя ближе к лучу фонаря.

− Лагерь? Да, он большой − сотни гектаров, а может и тысячи. Ты не помнишь тропы в лесу? Мы использовали эту местность для тренировок.

Я качаю головой.

− Я многое не помню.

− Все вернется.

Он продолжает говорить это. Я выдавливаю улыбку, жалея, что у меня нет такой же уверенности как у Первого. Чем больше я понимаю, что забыла, тем больше удивляюсь тому, как многого я не знаю − вещи, которые упускаю, и которые не понимаю, что упускаю.

Это могло бы быть важно. Что, если это включает в себя причину, по которой я была послана в КиРТ − определить личность Х? Не понимаю, знала ли я, и это означает, что чья-то жизнь может быть в опасности прямо сейчас, потому что мой мозг работает неправильно. Если Х схвачен или убит, это будет моя вина. Смерть другого человека на моих руках.

И Кайл… но я вытряхиваю эту мысль. Не знаю, почему мы были сегодня утром на Южной станции, и мысли об этом только беспокоят меня. Я должна доверять врачам, Мэлоуну и Первому. Все вернется ко мне. Должно вернуться.

− Сюда, − Один протягивает руку, и я останавливаюсь. Он направляет свет вперед, показывая гладкую, черную поверхность.

Мы на берегу озера. Вода спокойная и воздух наполнен запахом гнили и сосны. Мой нос замерз, притупляя нюх, но все спокойно.

− Тебе нравилось это место, − говорит Один. − Ты помнишь его?

Он передает фонарик, чтобы я могла посмотреть вокруг, но это не помогает. Кажется, что некоторые деревья знакомы, но откуда я могла это знать?

− Может быть, при дневном свете.

− Когда ты была здесь в последний раз, было темно. Мы вышли утром, когда тебе нужно было уезжать. Солнце еще не взошло.

Что-то новое появилось в его голосе. Надежда − наконец-то я поняла это. Он хочет, чтобы я вспомнила. Это было, безусловно, важно. Мое лицо сжимается от отчаяния, потому что я его разочаровала.

После того, как я молчу еще с минуту, Один правильно истолковывает мое молчание.

− Не беспокойся. Я просто думал, что это сможет помочь. Мы можем вернуться завтра.

Голос звучит оптимистично, вечно позитивно, но я знаю, что расстроила его.

− Мне жаль.

− Эй, не стоит, − он на мгновение обнимает меня. − Это временно. Давай вернемся в комнаты. Может быть, увидеть остальную часть группы будет полезнее.