Двойная ошибка (СИ) - Морейно Аля. Страница 17

Понимаю, что дальше тянуть нельзя – придётся всерьёз заняться этим вопросом.

– Арслан, – зову мальчика, заглядывая в соседнюю комнату. – Скажи, у вас есть с собой какие-то документы? Свидетельства о рождении, например.

– Конечно. Мне тётя, которая за нами приехала, сказала взять на всякий случай.

– Отлично! Покажешь?

Почему я сразу не догадался? Там наверняка должно быть написано, где и когда они родились, кто отец.

Ребёнок протягивает мне две одинаковые бумаги. Делая шаг в коридор, пробегаю по верхней глазами. В графе «отец» стоит прочерк. Прочерк? Как такое может быть?

Внимательно изучаю документ. Дата рождения… Но это просто невозможно! Меньше восьми месяцев с того дня, как мы с Линой…

Меня бросает в холодный пот… Делаю несколько глубоких вдохов, чтобы наладить дыхание, но ничего не выходит.

Меньше восьми месяцев… Беременность длится обычно девять месяцев, но бывают недоношенные дети. Она могла сразу после меня с кем-то другим? Но нет, чушь, слишком маленький срок. Господи… А если это… мои дети? Но как? Нет, не может быть...

Приваливаюсь к стене. Может, в коридоре недостаточно света и я неправильно прочитал дату?

– Лёня, с тобой всё в порядке? – бабулин голос звучит где-то далеко, на фоне какофонии, разыгравшейся у меня в голове.

Отрываюсь от документов, смотрю на Арслана. В нём нет ничего от меня. Он похож на Лину, на её брата, да на кого угодно, только не на меня! Он не может быть моим сыном! Он. Не может. Быть. Моим! Не может!

Место рождения – какой-то райцентр соседней области. Как она туда попала? Не понимаю ничего. Ни-че-го! Боюсь своих мыслей и догадок…

– Лёня, да что там такое написано?

Встряхиваюсь и пытаюсь хоть немного восстановить самоконтроль. Возвращаюсь к бабушке.

– Ничего. В графе «отец» – прочерк. Место рождения – тмутаракань, я и название такое впервые слышу.

– Что ж тебя так напугало?

Бабуля, как всегда, видит меня насквозь. Иногда кажется, что мысли читает, от неё не спрячешься.

– Дата рождения. Очень странная дата… Очень. Понимаешь, есть вещи, которые просто невозможны. И вот это как раз такой случай.

Ночью не смыкаю глаз. Инге надоедает, что я кручусь и не даю ей спать, и она выгоняет меня в гостевую спальню.

Не знаю, что думать… Ни одно предположение не выглядит хоть сколько-нибудь логичным или хотя бы просто реальным.

Всё сходится на том, что Айлин должна была сообщить мне о беременности и детях. Ведь мы с ней планировали ребёнка! Я не давал ей повода усомниться в моих намерениях и отношении к ней. Почему не сообщила? Я потерял телефон, лежал в больнице. Но она знала мой адрес, и дома должны были быть мама, отчим или сестра. А даже если она не застала никого, то могла прийти в другой раз или оставить записку. Да просто передать через Лейлу или Тагира, что ищет меня! Ведь речь шла о детях и нашей жизни!

Рано утром мчусь за двойнятами и везу их в лабораторию. Я должен подтвердить или опровергнуть свои догадки!

Не отваживаюсь послать кого-то за результатом. Как только заветный конверт оказывается у меня в руках, вскрываю его, пропускаю цифры, в которых ничего не смыслю, и жадно вчитываюсь в заключение.

Нужно быть честным – ещё только увидев дату рождения детей, я уже понял, что они мои. Несколько дней уговаривал себя, что произошла какая-то чудовищная ошибка. И теперь, глядя в белый лист с чёрными бездушными буквами и числами, ощущаю, как мир окончательно разваливается на части.

Меня трясёт так сильно, что медсестра на ресепшене замечает это, подходит и протягивает стакан с какой-то резко пахнущей гадостью, которую время от времени принимает бабуля.

– Молодой человек, вам нехорошо? Вы присядьте, пожалуйста, – тянет меня в сторону мягкого дивана.

Послушно опускаюсь и обхватываю голову руками. Не понимаю, как это возможно. Как она могла поступить так со мной, с нами, с детьми? И, главное, зачем, почему?

Моим детям почти десять лет. Десять лет! А я даже не догадывался об их существовании! Ну как же так? За что Лина так поступила со мной?

Ничего не понимаю, кроме одного – теперь я знаю, почему она отправила детей именно ко мне. Возможно, даже сказала им, что я – отец, но они чего-то не поняли…

Спасибо хоть на этом…

Отчаяние и страх сменяются яростью и злобой.

Она отняла у меня не только себя, но и детей! Она не просто вырвала моё сердце и растоптала своими грязными ботинками, но и лишила меня детей… Она оставила сына и дочь без отца. Чёрт знает, как они жили эти годы! И всё почему? Только потому что я не той веры и национальности? Ведь другого объяснения нет и быть не может!

Злость вправляет мозги на место и собирает, словно магнитом, частицы, на которые разметала меня новость об отцовстве.

Я зол и спокоен. И знаю, что должен сейчас сделать.

Не помню, чтобы когда-нибудь задумывался о детях. Гипотетически допускал, что в отдалённой перспективе у меня будет ребёнок, просто потому, что так принято в обществе. И если бы меня спросили, хочу ли я завести детей прямо сейчас, я бы с ужасом отшатнулся: мне ещё тридцати нет – какие дети? 

Я слишком молод для мыслей о продолжении рода, хочу ещё пожить для себя. Хочу развиваться, заниматься карьерой, мотаться по стране и миру. А ребёнок – это якорь и корни, которые накрепко привязывают к одному месту. Хочешь не хочешь, а думать приходится не о работе, а о том, как ночью укачать орущего младенца, почему у него сыпь или в очередной раз поднялась температура и что купить ему под ёлку.  

Оглядываясь назад, понимаю, что предложение Айлин забеременеть в восемнадцать лет было ребячеством. Я не имел представления, ни что такое ребёнок, ни даже что такое ответственность. Тогда я думал только о том, как бы её не потерять, и готов был на всё ради того, чтобы быть с ней. Конечно, я бы Лину с детьми ни за что не оставил, ведь я любил её как одержимый. Не исключаю, что это сделало бы меня совершенно другим – возможно, более мягким и менее циничным. Какой была бы моя жизнь? Как сложилась бы карьера? Этого я уже никогда не узнаю. 

Но Айлин сделала свой выбор не в мою пользу, и я даже не догадывался, что почти десять лет назад стал отцом. И что мне делать теперь с неожиданно свалившимся на меня выводком? Внутренности скручивает от раздирающих меня мыслей и чувств, не успеваю сортировать их, нумеровать и раскладывать по полочкам, как привык. Лютая ярость за предательство, подлость и потерянные десять лет граничит с щемящей нежностью и острым желанием всё переиграть и попытаться начать жизнь заново.

Как мне общаться со своими детьми? Как себя вести? Гибкий разум, привыкший подстраиваться под любые обстоятельства, постепенно свыкается с новой ролью. А душа застыла в недоумении и непонимании, она не успевает переварить новость, сгенерировать адекватные эмоции и подать правильный сигнал мозгу.

Состояние Айлин не улучшается, мне с трудом удаётся удерживать себя от паники и принимать взвешенные решения. После нескольких телефонных звонков наконец получаю номер хорошего семейного адвоката и уговариваю встретиться со мной прямо сегодня. 

Времени до отъезда почти не остаётся, но мы успеваем заключить договор и подать иск на установление отцовства и внесение изменений в документы детей. Это в случае чего легализует пребывание двойнят у бабули на время моей командировки. Дальше загадывать бессмысленно – всё зависит от здоровья Лины. А ещё от того, что она мне скажет в своё оправдание и смогут ли её аргументы погасить мои злость и обиду. 

Хотя мозг периодически порывается строить планы мести, каждый раз одёргиваю себя. Готов допустить, что тогда что-то произошло, из-за чего она не смогла выйти со мной на связь. Может, пряталась? Не зря же по городу ходили слухи о криминальных разборках, а дети родились в какой-то тмутаракани. Но за десять лет можно было много раз связаться со мной! Даже если она меня разлюбила, то могла хотя бы стребовать с меня алименты для детей. Ведь никто их не усыновил – значит, не было других претендентов на роль отца. Хотя… Может, она нуждается в деньгах только последние годы, а до того благополучно спускала наследство отца? Я же о её жизни с тех пор так ничего и не узнал… Ясно одно: выводы можно будет сделать, только поговорив с Линой.