Двойная ошибка (СИ) - Морейно Аля. Страница 19
Наши дни
Трудно понять, где реальность, где сон, а где бред больного воображения. Какие-то звуки и обрывки воспоминаний крутятся в голове. Я то снова куда-то ныряю, то возвращаюсь в сознание.
– В целом неплохо, – сквозь плотный туман слышу мужской голос. – Снижаем дозу…
Пытаюсь открыть глаза, чтобы установить источник звуков. Но вижу только какие-то голубые пятна. Всё расплывается.
– С возвращением, – тот же голос.
Откуда? Плохо понимаю, что происходит. А спросить не могу – что-то мешает.
В голове проясняется медленно. И снова появляется жуткий страх: что с детьми? Сколько я здесь? Будто читая мои мысли, опять появляется голубое пятно и тот же голос.
– Вам велели передать, как только вы придёте в себя, что с детьми всё хорошо, можете не волноваться.
Кто велел передать? Спросить бы, но не могу. Главное – дети у кого-то под присмотром. Беспокойство за них не проходит, но становится не таким острым.
Первое, что делаю, когда учусь самостоятельно дышать, – прошу у медсестры телефон и звоню детям.
– Алло, – голос сына звучит испуганно.
– Арслан… – больше ничего выговорить не могу – душат слёзы, не хватает кислорода.
– Мама, мамочка! Это ты?
– Я…
Надо бы спросить, как они, где, с кем, но ничего не получается. Я снова задыхаюсь.
– Мамочка, мы тебя очень ждём. Когда ты приедешь за нами?
Захлёбываюсь от рыданий. Медсестра берёт трубку.
– Арслан, твоя мама ещё очень слабая, она не может много говорить. Она передаёт, что очень любит и скучает. Как только ей будет лучше, она позвонит тебе снова.
Процесс выздоровления движется медленно. Говорить по телефону по-прежнему очень трудно, но слушать я могу долго. Мои птенчики по очереди щебечут мне в трубку, наперебой рассказывая свои новости. Ничто так не подстёгивает выздоровление, как весёлая болтовня моих кровиночек.
От детей я знаю, что живут они в столице с Лёниной бабушкой, которая занимается с ними музыкой. Отец часто навещает их, гуляет, покупает игрушки и вкусную еду. Он строгий, дети сначала его боялись, особенно Эдже, но теперь привыкли и с восторгом говорят, что папа – хороший. И бабушку они тоже очень любят.
Лёня вписал себя в свидетельства о рождении детей и теперь переводит их в школу рядом с бабушкиным домом, чтобы они не пропускали занятия. Умом я понимаю, что это правильно, ведь неизвестно, сколько времени я ещё проведу в больнице. Но эта новость очень пугает меня. Он… хочет забрать у меня их? Почему тогда они живут с бабушкой, а не с ним? С детьми это не обсуждаю, чтобы не волновать их раньше времени.
От врача знаю, что Лёня извёл его звонками и очень беспокоился обо мне. А ещё, что он купил мне дорогостоящие лекарства, благодаря которым я выкарабкалась. Но мне он не звонит, а я боюсь набрать его и услышать что-то плохое.
День рождения Арслана и Эдже мы отмечаем по телефону. Первая круглая дата моих детей оказывается самой грустной за все десять лет их жизни, потому что в этот день мы далеко друг от друга.
Из больницы меня забирает Света. Слабость такая, что с трудом перемещаюсь от кровати на кухню. Поход за продуктами кажется невыполнимой задачей. Но главное – я дома! Если бы ещё рядом были дети…
Срок оплаты за квартиру истёк ещё полмесяца назад, но хозяйка меня жалеет и обещает зайти за деньгами через неделю. Пересчитываю заначку – её едва хватит, чтобы покрыть долг, но на следующий месяц там не наберётся. Нужно выходить на работу, только где взять силы?
Наконец решаюсь позвонить Лёне.
– Лина? Ну наконец-то! Я думал, ты уже никогда не позвонишь.
По телефону трудно уловить интонации. То ли он и вправду ждал моего звонка, то ли это всего лишь едкий сарказм.
– Я дома…
– Да, знаю, мне твой врач звонил вчера, что тебя выписывают.
– Лёня, спасибо за лекарства и за беспокойство. Без тебя мне бы туго пришлось. И спасибо, что не бросил детей.
– Было бы гораздо лучше, если бы ты не скрывала, а вовремя сообщила о них!
В голосе слышится злость. Как его понимать? При встрече в ресторане я должна была сказать, что их у меня двое? Или попросить о помощи, как только заболела? Но откуда мне было знать, что он не откажет? Он так странно себя вёл…
– Лёня, как я могу забрать детей? Ты можешь мне их привезти? – знаю, что получу отрицательный ответ, но не спросить не могу.
– Нет, Лина, дети останутся здесь.
Вспоминается типичная фраза из фильмов: «Сдавайтесь, вы окружены, сопротивление бесполезно!». Бороться с ним смысла нет?
– Что значит “здесь”? Я уже дома, я хочу их забрать!
– “Здесь” – значит, в столице. Они уже учатся тут в хорошей школе, бабушка занимается с ними музыкой, водила их на прослушивание в консерваторию, сейчас оформляет в музыкальную школу. Тут у них есть всё для полноценного развития. Нечего им нищенствовать в той дыре.
Очень боялась услышать это с момента, как узнала, что дети находятся у Лёни. Вынуждена согласиться: в чём-то он объективно прав. С финансами у меня туго, да и в столице для талантливых детей куда больше возможностей. Но не всё же в жизни меряется деньгами и перспективами! Я не переживу расставания с ними! Они – всё, что у меня есть в этой жизни!
– Верни мне, пожалуйста, детей! – плачу в трубку.
Чувствую себя жалкой, униженной и, как никогда, уязвимой. У меня нет аргументов, чтобы спорить с ним. Нет денег на билет до столицы. Нет сил, чтобы выйти на работу или хотя бы сходить в магазин. Через неделю не будет жилья. Какой смысл сопротивляться и что-то требовать?
– Нет, Лина, я не верну тебе их. Детям нужны нормальные условия жизни, нормальная еда и полноценные занятия. Им нужно нормальное окружение и развитие их способностей. Что из этого способна им дать ты?
– Детям нужна мать, им нужна моя любовь! Зачем они тебе? Где ты был все эти десять лет? Они не были нужны тебе тогда и не нужны сейчас! Ты ведь отдал их своей бабушке, чтобы не возиться с ними!
– Где я был десять лет, мы поговорим с тобой не по телефону, а при встрече. Ты получишь возможность видеться с детьми при одном условии, – равнодушным голосом вдребезги разбивает мои эмоции.
Всего лишь видеться? Как это понимать? За что он так жесток со мной?
– Так вот, ты переедешь в столицу, устроишься на нормальную работу, чтобы никому даже в голову не пришло распускать сплетни, что мать моих детей – эскортница, которая развлекает мужиков. Если снимешь нормальное жильё, то я подумаю, чтобы разрешить детям жить с тобой.
Зачем он это говорит? По какому праву? Зачем так оскорбляет меня? Я никогда не была эскортницей, и он это знает! Я десять лет наизнанку выворачивалась, чтобы у детей было всё необходимое. Сколько кругов ада прошла, пока он жил припеваючи без груза ответственности за своё, между прочим, решение!
– Но как я это сделаю?
Условие кажется совершенно невыполнимым. Тут у меня есть знакомые, которые могут поддержать и помочь с работой, а что я буду делать в незнакомом городе?
– Думай и решай. Я условие озвучил. Дети сейчас обеспечены всем необходимым, за это можешь не волноваться.
– Лёня, но им же нужна мама!
– Не спорю. Всё в твоих руках.
Я готова согласиться с его доводами – детям в столице будет лучше, тем более, если Лёня их обеспечивает. Мне ли не знать, сколько денег уходит на двойняшек? Но что же мне делать?
Раз дети сюда не вернутся, то и смысла продолжать платить за квартиру нет. Поэтому трачу последние силы на упаковку вещей. Всё, что у нас накопилось за годы жизни тут, мне не увезти. Что-то откладываю отдать малоимущим, что-то выбрасываю, что-то выставляю на продажу за копейки. Большой пакет оставляю у Светы в кладовке, беру у неё немного денег в долг и покупаю самый дешёвый билет.
Столица встречает холодом и промозглым ветром – весна пока только на календаре. Спускаюсь в метро, с трудом волоча за собой чемодан с детскими вещами и рюкзак со своими. Адрес знаю от Арслана, нахожу его легко. Сын предупредил, что территория закрыта и охранник на входе пропустит меня только с согласия бабушки. Какие указания на этот счёт дал ей Лёня – не представляю, а потому подходить к нему не решаюсь.