Моя (не) на одну ночь. Бесконтрактная любовь (СИ) - Тоцка Тала. Страница 49
Адвокат Аверина господин Хубер произвел на Олю самое неблагоприятное впечатление — все время глупо улыбался и говорил с ней как с дурочкой. После ареста Кости ее доставили в клинику, она отказалась от осмотра, отказалась от врачебной помощи, долго и нудно отвечала на вопросы полицейских, всячески отрицая обвинения в похищении.
Когда ее, наконец, отпустили в гостиницу, где они остановились с Голубых, Оля налила полную ванну горячей воды с пеной и пролежала там не меньше часа. Хотелось спать, но уснуть не получалось.
Стоило закрыть глаза, перед ней вставал Костя. Он гладил шероховатыми пальцами ее лицо, обрисовывал по контуру губы, убирал со лба пряди волос. И целовал. Целовал, целовал, она даже запах его слышала. Ощущала покалывание щетины на коже. И плакала.
Он сказал на нее «жена». Не так как Оля выкрикнула в отчаянии, назвав его мужем, потому что представила вдруг, что припишут Косте, если ее осмотрят в клинике. А в разговоре с полицейским. Говорил о ней и сказал, что она жена. И это выворачивало ей всю душу.
Неужели ей как раз этого не хватало? Она никогда не стремилась замуж, Богдан еле уговорил ее зарегистрировать брак. Оля считала, что браки заключаются на небесах, и, если люди любят друг друга, никакие регистрации не нужны.
А услышала от Аверина «жена» и потеряла равновесие. Конечно, Костя оговорился или, возможно, просто подыграл ей. Почему тогда ее так торкнуло? Чем она в таком случае отличается от помешанного на контрактах Аверина?
И сама же отвечала себе, не видя причины прятаться. Она по-прежнему любит этого сложного, закрытого мужчину, хочет родить от него ребенка. Но с ним и для него, ведь дети должны рождаться не просто от любви. Они должны рождаться в семье.
У них должны быть оба родителя, не только мама, а и папа. Который всегда рядом, не как Костя со своими сыновьями, а как Даниял с детьми. Такое может быть только в браке, а Оля слабо представляла себе брак с Авериным. Вообще его в качестве мужа представляла слабо.
Она не хотела становиться в ряд с матерями его детей, не хотела быть «одной из». Она хотела быть для него единственной. Но стать для него единственной, не причинив ему боль, похоже, невозможно. У Дианы получилось, но Дианой Оля становиться не собиралась.
Так стоит ли тогда соглашаться на этот контракт, который она так необдуманно предложила Аверину? Выпустят же его когда-то из австрийской тюрьмы…
Тело сводило от желания, стоило вспомнить подробности новогодней ночи и сегодняшнего утра. Она столько месяцев прекрасно обходилась без секса, а после этой ночи несколько часов без Кости казались пыткой. Ломкой. Помешательством.
Все-таки задремала, завернувшись в махровый халат, и когда в дверь постучали, поначалу даже не услышала. Стук был все настойчивее, Оля поднялась с кровати и поплелась открывать.
Увидев довольное, улыбающееся лицо Голубых, не выдержала и разревелась, бросившись на шею приятеля.
Антон вытащил ее в одну из кафешек неподалеку отеля, чуть ли не силой заставил поесть, пригрозив, что ничего рассказывать не будет. Она послушно жевала, не чувствуя вкуса, а Антон рассказывал.
Они с Данилевским подбили преследовавший их вертолет, а потом их арестовали. Почему за Костей прилетели только утром, Антон понятия не имел.
Он ничего не спрашивал Олю о Косте, как будто так все и надо, как будто они давно устоявшаяся пара, и спрашивать там не о чем.
— Аверин мог не приезжать в Хофбург. Он достал для Данилевского вторую часть рукописи, но спектакль с передачей ее Давиду вполне мог разыграть я, — рассказывал Антон, недоуменно разводя руками. — Я так и не понял, зачем он подставился.
«Он хотел встретить со мной Новый год», — Оля комкала салфетки, сдерживая слезы, а в груди не переставало саднить только об упоминании его имени.
Как рассказал Антон, Давид вступил в сговор со спецслужбами своей страны для выявления международной террористической группировки. В его команде был связной между спецслужбами и ним, по итогу оказавшийся засланным казачком.
Он убедил Давида в договоренностях с австрийскими силовиками, которой на самом деле не было. Австрийские спецслужбы не подозревали, что на их территории ведется антитеррористическая операция, и вертолетная схватка в Альпах оказалась для них полной неожиданностью.
Конечно, когда у тебя под носом ловят террористов, а ты ни сном, ни духом, такое не понравится никому. Тут Оля хорошо понимала австрийские спецслужбы. Они были искренне возмущены, в этом она тоже их поддерживала. Но при чем здесь Аверин?
— Знаешь, — Антон задумчиво посмотрел на скомканную Олей салфетку, — единственное, что мне приходит в голову. А что, если их там прячут?
— В тюрьме?
— Да. Давид не стал распространяться, но он не просто так сцепился с террористами, там какая-то старая история.
Оле было стыдно, конечно, но ей было абсолютно наплевать на террористов и спецслужбы всех стран, вместе взятых. Ее интересовал только Костя. Он собирался, когда они выберутся, закрыться с ней в отеле на несколько дней, а потом увезти в Испанию…
Оля даже ноги сжала плотнее, когда представила, как бы это было, если бы…
В отель вернулись, когда уже стемнело, но Оля не представляла, что сейчас останется одна.
— Антон, — несмело дернула за локоть идущего рядом мужчину, — давай еще в ресторане посидим. Тут же есть чай из альпийских трав?
Голубых внимательно всмотрелся в ее лицо, а потом порывисто обнял.
— Его выпустят, Оля. Он нормальный мужик, правильный. Не переживай, все будет хорошо.
И она беззвучно заплакала, пряча мокрое лицо на груди у Антона. Если бы, если бы…
В ресторане они заказали чай. Антон с извиняющимся лицом вышел — удивительно еще, что он так долго терпел, столько кофе в себя влил! — и Оля осталась ждать его у барной стойки.
— Думаешь, что сможешь его удержать? — вдруг услышала за спиной голос, похожий на змеиное шипение. — Он все равно вернется ко мне. Он всегда возвращается.
Обернулась и наткнулась на холодный высокомерный взгляд.
Ольга впервые видела Диану так близко. Как ни странно, она понимала Аверина.
Колдовская, завораживающая красота. Все, от изгиба бровей и идеальной формы носа до полноты губ казалось натуральным, дышало свежестью. Это вам не слепленное на коленке лицо, на котором без труда можно вычислить объем закачанных филлеров.
Лицо Дианы Ульрих с чистой совестью можно было назвать произведением искусства лучших мастеров пластической хирургии. Так сказать, венцом их творения. Не будь Оля врачом, решила бы, что это природа так благосклонна к Диане.
Ну какой мужчина устоит перед такой красотой? К таким женщинам даже ревновать глупо, кто же ревнует к божеству!
Отстраненно поймала себя на том, что совсем недавно сразу бросилась бы сравнивать. Сначала представила бы себя — уставшую, с красными глазами, со стянутыми в хвост волосами. Потом сравнила с ослепительной Дианой и захлебнулась бы от ощущения собственной незначительности.
Но так Ольга могла думать раньше, пока не было этой волшебной ночи в лесу.
«Где ты держишь его, милая? — Аверин будто стоял рядом, она даже голос его слышала. — У меня не самая удачная модификация… Оно такое… непривлекательное. Но оно мое, и оно живое… Может, ты носишь его в сумочке?»
Оля не забирала его сердце, он сам ей его отдал. Сложила руки лодочкой и поднесла их к губам, прикрыв глаза.
«Нет, Костя, оно здесь, со мной. Всегда со мной. И я никому больше не позволю его ранить».
А потом открыла глаза и насмешливо взглянула на Диану.
— И ты бегаешь за мной по всей Вене, чтобы это рассказать?
На безупречном лице промелькнули все возможные оттенки от изумления до настоящего шока. Но, как бы то ни было, держалась Диана отменно.
— Смелая стала? — пренебрежительно дернула плечом.
— А кого мне бояться? Тебя, что ли, — Ольга набрала в ложку каплю меда и с блаженной миной положила в рот. Ммм, как вкусно!
Будь он здесь рядом, сразу бы впился в губы, чтобы успеть слизать с языка мед, как в прошлый раз у него в доме…