Моя (не) на одну ночь. Бесконтрактная любовь (СИ) - Тоцка Тала. Страница 57
— Пойдем, — он потянул ее с кровати спустя не меньше, чем сорок минут поцелуев и нежничаний.
— Куда? — ей еще хотелось целоваться, но пришлось встать.
— Я принес ромашки. Только высушенные. Заварю успокаивающий чай, буду тебя поить перед сном каждый вечер.
Оказалось, Аверин купил в аптеке сухие цветки ромашки в картонной упаковке. Оля смеялась до колик, они оба смеялись, и Костя до сих пор каждый вечер заваривает ей ромашковый чай. Она и его пить заставляет, ему тоже не помешает.
С того дня Оля поняла две важные вещи. Во-первых, Аверин загоняется из-за их разницы в возрасте, хоть сама Оля эти двенадцать лет вообще не ощущала. Но то, что Костя ревновал ее к себе двадцатилетнему — факт.
И второе, он не выносит, когда чего-то не может сделать, не может выполнить прямо здесь и сейчас. В этом случае он становится в буквальном смысле невыносимым.
Поняв это, стало гораздо легче уживаться с Авериным.
Баграевы долго рассиживаться не стали, и когда за ними закрылась дверь, Костя привалился к ней спиной и увлек на себя Олю.
Они долго целовались. То нежно и трепетно, то углубляясь и повышая градус накала. Сплетая руки, переплетая пальцы. И она каждый раз проваливалась в пропасть, тонула в вязкой сладкой неге, переполнявшей тело от очередного поцелуя.
Костя оторвался от нее и впился взглядом, утягивая в космическую бездну своих черных глаз.
— Как я жил без тебя? — прошептал, обводя пальцем ее губы и чуть придавливая. — Разве это возможно, Оля?
Она только всхлипнула, покачав головой, потому что сама с ужасом осознавала, что так любить нельзя, невозможно. Когда любовь переполняет каждую клеточку тела и грозится в любой момент вырваться наружу.
О ней хочется говорить. Все время, беспрерывно. Вот только первой начать не получалось, как будто срабатывал невидимый стоп-кран.
— Давай полежим, — прошептал ей Костя в волосы, и она согласно закивала.
Первый триместр подходил к концу, до первого скрининга оставалось чуть больше недели. Анфиска рекомендовала воздерживаться от интима, но уже с некоторыми послаблениями.
— Плацента почти сформирована, лялька твоя уже не в свободном плавании. Так что ты там давай, Ольчик, изворачивайся как хочешь, но держать на голодном пайке такого мужчину просто преступление. Ну ты девочка взрослая, не мне тебя учить.
Они лежали и целовались, но теперь в движениях Аверина чувствовалось намного больше нетерпения и желания.
— Может, вместе в душ? — спросил он с тайным ожиданием в глазах. И Оля спросила с подозрением.
— Ты случайно не говорил с Траханковой?
— Я ей звонил, — признался Костя, — из аэропорта.
Этой ночью он был особенно нежен. Прижимаясь к влажной от пота грудной клетке и переводя дыхание, Оля думала, что совсем не знает этого мужчину. А откуда знать, если у них было всего две ночи? Теперь она захлебывалась в любви — своей или его, тут уж было сложно разобрать, особенно когда он целовал ее живот.
— Знаешь, для меня никогда не имело значения, где жить, — Костя задумчиво гладил ее волосы, рассыпанные у него на груди, и смотрел в потолок. — Я не привязывался к определенной стране, городу или дому. Пока не встретил тебя. Меня стало тянуть туда, где ты. А сегодня утром я отчетливо понял, что не хочу без тебя, что больше дня не вынесу. Перебронировал билет, свернулся по-быстрому и поехал в аэропорт. Мне впервые захотелось домой, ты меня вернула, Оля.
— Куда вернула? — подняла она голову. — Домой?
Черные глаза превратились в лазер. Вместо ответа Костя подтянул ее за подбородок, и они снова начали целоваться.
— Полетишь со мной в Испанию? — спросил он позже засыпающую Олю. — На несколько дней, мне надо уладить кое-какие дела. А без тебя никуда уже не хочется. Я только сгоняю к Климу, заберу документы. Это на день, мы их потом вместе проведаем, когда девочка подрастет. Полетишь?
С женой Клима, Катей, Оля была уже знакома. И сейчас полностью соглашалась с Авериным — нечего шляться к новорожденному ребенку, микробы разносить. А в Испанию можно. Чего же не слетать. Она сонно кивнула и уснула, обвив рукой тугое плечо.
Летели через Париж. Там нарисовались какие-то дела, а Оля все равно летела погулять. Так какая разница, где гулять? В Париже тоже хорошо.
Еще Костя хотел встретиться со своими сыновьями: старшим Робертом и младшим Мартином. Оказалось, двенадцатилетний Роберт с родителями тоже в эти дни был в Париже, а пятилетний Мартин там жил.
Аверин прямо спросил, как она к этому отнесется, и ее это тронуло. Ему было не все равно. Ему было важно, чтобы она не возражала. А как можно возражать, когда она видит, что он любит своих сыновей. Любит и скучает.
Они часто созванивались, дети сами ему звонили. Аверин спрашивал, не задевает ли ее это, а она смотрела на него как на болезного. И сейчас вот тоже спросил.
— Костя, я не настолько ущербная, чтобы не занять себя на несколько часов, пока ты будешь общаться с детьми. Думаю, пора уже начинать знакомство с твоей футбольной командой, — ответила Оля и поспешила добавить. — Если ты, конечно, этого хочешь.
Надо ли говорить, что ей самой было интересно посмотреть на «визгливую истеричку» и «хамовитое невоспитанное создание». Интуиция подсказывала, что змеиная натура Дианы не преминула вылезти наружу, и ты попросту оболгала мальчишек. Но собственное мнение составить хотелось.
Встретились в торговом центре. Роберта привезли Жанна с мужем, Жанка церемонно кивнула Оле, та так же кивнула в ответ. Мартина привез водитель. И Оля в который раз убедилась, какой стервой оказалась любовь всей жизни Аверина. А они — обычными детьми.
Роб — стеснительный подросток с Костиными глазами. Малыш Марти — живой непоседливый ребенок с аверинским овалом лица, скулами, бровями и полностью отцовской мимикой. Нормальный пятилетний ребенок.
Ясно, что гормоны били ключом, но ей почему-то было их всех жалко до слез. Костя явно соскучился по детям — без конца поправлял Мартину свитер, одергивал джинсы, подтягивал ремень. А Роберт не сводил с отца счастливых влюбленных глаз.
Отношения между братьями, несмотря на разницу в возрасте, казалось довольно дружелюбным. Было видно, что дети общаются.
Они поднялись на фуд-корт и заняли один из столиков.
— Папа, я приготовил тебе подарок, — сказал по-французски Мартин.
— Я очень рад, — ответил Костя, — только скажи это по-русски, сынок.
И тут выяснилось, что мальчик забыл подарок в машине. Он так искренне расстроился, что Костя решил сам спуститься за ним в паркинг, где ждал водитель.
— Я побуду с ними, иди. Вернешься, тогда и пойду по магазинам, — сказала Оля и торопливо добавила: — Если парни не возражают.
— Что вы, конечно, не возражаем, — очень вежливо ответил Роберт. Марти радостно кивнул, тряхнув белокурыми вихрами.
— Тогда я за коктейлями, — подмигнула им Оля, когда Аверин уехал вниз на эскалаторе. — Я буду шоколадный, а вы?
Она не могла сказать точно, когда все началось, настолько все произошедшее потом казалось фантастическим и нереальным.
Вот она стоит у прилавка с коктейлями, а вот уже видит, как неизвестно откуда взявшиеся бородатые мужчины с автоматами оттесняют людей с фуд-корта к эскалаторам.
Паника, крики, плач. Взгляд заметался и выхватил угловатого подростка с острыми плечиками, который прижимал к себе перепуганного младшего брата. Их тоже начали теснить к эскалаторам.
— Роб! — послышался снизу отчаянный крик. Крик раненого зверя. Или отчаявшегося отца. — Роберт! Марти!
И тогда их взгляды встретились. С бледного детского лица на Олю смотрели до боли знакомые черные глаза. Знакомые и любимые. Она опустила взгляд и увидела полные ужаса и слез голубые глаза маленького мальчика, который изо всех сил цеплялся за старшего брата.
«Чужих детей не бывает».
«Да, ты прав, любимый, прав. Не бывает».
Она решительно шагнула к эскалатору и напоролась на направленный в нее автомат. И хищный враждебный взгляд.