Моя (не) на одну ночь. Бесконтрактная любовь (СИ) - Тоцка Тала. Страница 60

— Я тут подумала, — изобразила Оля святую простоту, — может быть, Марк? Аверин Марк Константинович, красиво звучит.

Видать, изобразила плохо, потому что будущий отец не купился.

— Скажи, милая, он уже до тебя добрался? — Костя приподнял ее за подбородок. — В глаза смотри. Добрался, — кивнул с удовлетворением, — все ему неймется.

— Ольчик, а вы точно мне племянника родите? — не отставала будущая тетка. — Тут падре меня уже достал, чтобы я тебя упросила назвать его внука Мариком. Ну ты же понимаешь, звали бы его Ксенофонтом, в жизни бы не согласилась. Но Марик годное имя. Марк Константинович, скажи, красиво звучит?

— Кость, — потерлась Оля щекой об заросший подбородок, — давай пусть он сначала родится?

— Конечно, милая, как скажешь, — Костя еще подоткнул плед.

Они лежали на террасе и смотрели на море. И на звезды. Днем было тепло, даже жарко. Даже загорать было можно. А сейчас похолодало, но уходить не хотелось.

— Как же здесь здорово, Костя, — она уткнулась в его шею. — И чего я так упиралась, дурочка, не хотела в Испанию?

— Потому что ты не была Авериной, — подумав, заключил Костя, — а теперь ты уже почти она, вот и мудреешь на глазах.

— Сколько раз ты встал в очередь, когда раздавали бахвальство и спесь, любимый? — Оля легко прикусила мочку уха.

— Я в этот день был эксклюзивным покупателем и брал столько, сколько смог унести, — снисходительно заявил будущий муж, — но, если надо, говори. Могу поделиться.

Оля вышла из репродуктивного центра и пошла по дорожке, с трудом переставляя ноги. А они не слушались, заплетались, грозились подвести в любой момент и подломиться. Руки безвольно висели вдоль тела, пальцы цепко держали файл с заключением УЗИ и прикрепленными к нему фотографиями.

Анфиска, наревевшись вместе с ней, отказывалась ее отпускать, но Оля ни секунды больше не могла вынести в этих стенах. Ей надо было на воздух. Ей надо было видеть Костю.

Он не пришел на УЗИ, не успел. Звонил ей, Анфисе, но Оля не позволила взять телефон. Опоздал, значит опоздал. И плевать, что его вызвали к себе какие-то генералы, плевать. Сколько можно. Пусть ему генералы детей рожают, а Оля сама обойдется.

На садящийся перед зданием центра вертолет даже не обратила внимания. Подумаешь. Для нее вертолеты в последнее время как велосипеды стали. Надоели.

— Оля, — Аверин бежал прямо через сугробы, вот тебе и весна. — Оленька, я опоздал? Они не перенесли? Прости, хорошая моя, девочка моя, прости!

Подлетел, схватил за озябшие руки. Файл с заключением упал к ее ногам. Костя побледнел и спросил севшим голосом.

— Что случилось, милая? Что-то… что-то с ребенком?

Оля покачала головой, глядя в одну точку.

— Он… здоров?

Она кивнула. Аверин наклонился вперед, уперевшись в колени и шумно выдохнул. Постоял так, потом спохватился.

— А ты? С тобой все хорошо?

Она опять кивнула.

— Тогда что? — он чуть ли не кричал. Оля быстро вытерла побежавшие по щекам мокрые дорожки.

Костя схватил ее в охапку.

— Говори. Кто там, знаешь?

Снова кивнула. Он сглотнул.

— Мальчик?

Посмотрела на него помутневшим взглядом и качнула головой. Он вздрогнул. Облизал губы.

— Де… девочка?

Глаза вмиг наполнились слезами. Оля мотнула головой.

— А кто? — заорал серый от ужаса Аверин. Она показала глазами на файл.

Целую вечность он доставал из файла лист формата А4, его руки тряслись, он долго и безрезультатно вглядывался в буквы. Пока не вгляделся.

Поднял голову и посмотрел на нее совершенно беспомощным взглядом. Спросил хриплым, дрогнувшим голосом:

— Это правда, Оля?

Она закивала, а потом закрыла ладонями лицо и заплакала. Костя снова захватил ее в объятия и прижался лбом.

— Так почему ты плачешь? — прошептал ласково, как, наверное, она еще никогда не слышала.

— Потому что ты обманщик и трепло, Аверин, — всхлипнула Оля, — нет у тебя никаких двух игрек-хромосом.

А еще она плакала, потому что ее ладони были мокрыми с обеих сторон. Вот почему.

— Конечно нет, — прошептал он, сглатывая, — зато у меня ты есть. Вы. И я вас люблю.

Аверин оттолкнулся и сел прямо в снег, накрыв рукой голову. В другой руке он сжимал заключение, где были прикреплены снимки двух его дочек. Двух девочек.

Эпилог

— Он что, их все время с собой носит? — шепотом спросила Данка, наклоняясь почти к самому уху Оли.

— Не с собой, а на себе, — подтвердила Оля, отхлебывая чай, — как обезьяна. Они на нем так и спят. Бедные дети. Представляю, как он их достал.

— Оля, ты добавила в чай молоко? — раздался строгий голос с властными нотками, и в гостиную вплыл Аверин.

В каждой руке у него было по крошечной девочке, он прижимал их к широкому торсу, заботливо поддерживая головки в трикотажных шапочках.

Оля закатила глаза.

— Я не могу пить чай с молоком, Костя, меня от него воротит!

— Ничего, ты отвернись и пей, — невозмутимо ответил муж, — девочек скоро нужно будет покормить.

Оля снова закатила глаза и уронила голову на руки.

— Скоро — это через два часа.

— Даночка, хоть ты ей скажи, — обратился он к Данке, и та поспешила прийти на помощь старшей сестре.

— Костя, чай с молоком не единственное средство для улучшения лактации. И не самое лучшее. Очень хорошо работают, к примеру, сок черной смородины и сироп из грецких орехов. Мне помогали растворимые травяные чаи, вот такие, — подготовленная Данка выставила перед внимательно слушающим Авериным несколько упаковок.

— Да? — с сомнением уставился на них Аверин. — Надо прочесть матчасть.

Но руки были заняты малышками, и он нерешительно застыл в раздумьях.

— Дай мне племяшечек подержать, Костя, — попросила Данка, — хоть одну.

— Ладно, — сжалился тот, — возьми. А ты руки мыла?

— Конечно! Два раза. Когда пришла и только что, перед тем как сели пить чай.

— Разве ты удержишь сразу двоих?

— Костя, у меня тоже двое было!

— Точно…

Но он все равно стоял с таким видом, как будто не решался оторвать от себя детей.

— Давай мне вторую, если Данке не доверяешь, — предложила Оля, протягивая руки к дочкам.

— А ты руки давно мыла? — подозрительно глянул на не Аверин, и она застонала.

— Это свекруха какая-то, а не муж!

Аверин и глазом не моргнул. Нагнулся и поцеловал ее в макушку.

— Ну что ты, любимая, я самый лучший муж. Просто я очень ответственно подхожу ко всему, что касается моих дочек.

Он осторожно передал одну девочку Данке, вторую отдал ей, а сам принялся изучать надписи на принесенных Данкой чаях. Младшей сестре досталась их младшая девочка.

— Привет, Дашунька! — ласково сказала Дана, засмеялась и поцеловала малышку в носик. — Ну надо же, вылитая Олечка!

— А Манюня один в один я, — заявил раздувающийся от гордости отец.

— Ну да, — Оля с любовью погладила по щечке старшую дочку. Та недовольно сморщилась. — Она и характером вся в тебя. Такая же вредная. Наверное, Дашку руками и ногами отпихивала, чтобы первой родиться.

— Марья Константиновна и Дарья Константиновна Аверины, — торжественно произнесла Данка, — красиво звучит!

Оля вздохнула и покачала начавшую возмущенно кряхтеть Маруську. Данка умильно разглядывала мирно сопящую Дашку.

— Поправь ей носочек, — милостиво разрешил заботливый отец.

— Костя, — позвала Данка и указала подбородком на большой постер, стоящий на полу у противоположной стены, — а это кто?

На постере был изображен черно-белый портрет молодого мужчины с длинными волосами в заломленном набок берете со звездой. Внизу стояла размашистая подпись.

— Это команданте, — поднял голову Аверин, а затем вновь углубился в изучение состава чаев. — Был один такой, тебя тогда еще и на свете не было.

— Это Эрнесто Че Гевара, команданте Кубинской революции, — более доходчиво объяснила Оля. Данка понимающе кивнула.