Генерал без армии - Тамоников Александр. Страница 7

Когда разведчик, потрясенный, весь исполненный покаяния, нарисовался в штабе, эти важные бумаги уже никого не интересовали. Ничего ужасного не произошло, ситуация не вылилась в катастрофу. Но Бердыш был арестован. В подобных случаях особый отдел не рассусоливал.

Дабы другим неповадно было, парень получил высшую меру. Однако встать к стенке он не успел. Анекдотическая ситуация не превратилась в трагическую. Шубин оказался рядом, вытащил парня.

Особист был не вредным, просто действовал согласно инструкциям, да еще и кое-чем был обязан Шубину.

– Ладно, забирай этого скорохода, – заявил он. – Будем считать, что штаб полка взял его на поруки. Но будь осторожен, парень спит так, что пушкой не разбудишь. А я, извини, должен сообщить по инстанции.

Сообщить особист не успел, погиб от взрыва мины через час.

Незадачливый гонец был уже в расположении разведвзвода, где товарищи встретили его дружным гоготом.

Последним подтянулся Юрий Малинович, тоже молодой, родом из Белоруссии, но жил в Подмосковье. Перед войной он провалил экзамен в Подольское пехотное училище, но с мыслью построить военную карьеру не расстался. Парень был физически развит, быстр, хотя и несколько угловат.

– Все, товарищ лейтенант, расчет закончен, – сказал он, упав в траву. – Надо грести отсюда, в овраге уже немцы шевелятся. Кажется, они сообразили, что эта пальба была не просто потехой.

– Все за мной! – скомандовал Шубин. – Держимся кучно, остановка только по приказу.

Чем дальше в лес, тем меньше немцев. Это правило пока работало.

Разведчики перебирались через завалы бурелома, вертели головами, как сычи. Где-то в стороне надрывно, на какой-то истеричной ноте работал дизельный генератор. Гул человеческих голосов превращался в монотонный фон. Лес оборвался. Вместе с ним исчезли и посторонние звуки. Впереди простиралось поле, перемежаемое перелесками. Луна озаряла местность дряблым желтоватым светом.

– А тут точно нет мин? – с опаской спросил Малинович.

– С чего бы? – сказал Завадский. – Мы находимся в тылу врага. Разве что старая попадется.

– И ногу оторвет, – добавил Пастухов. – Может, обойдем, товарищ старший лейтенант? Береженого, как говорится…

Закон подлости на войне работал, как никакие другие. Будешь обходить часами, потом выяснится, что никаких мин не было. Пойдешь прямо, рванет под ногами. Но фланговыми маневрами увлекаться не стоило.

Глеб представлял себе, как добраться до Утиного Брода. Он разглядывал в бинокль дальнюю опушку, фиксировал взгляд на перелесках.

В одном из них находились люди. Они не особо сохраняли режим светомаскировки. Там вспыхнул фонарь, завелась, мигнув фарами, машина.

Противник находился везде. Часть его сил была сосредоточена невдалеке от Мясного Бора. Ему требовались считаные минуты, чтобы, используя вездеходы, оказаться на месте. С техническим оснащением у немцев проблем не было. В отличие от советских войск, они брали не числом.

Разведчикам пришлось податься в обход. Через триста метров Глеб снова припал к биноклю. В данном квадрате заслоны и скопления живой силы врага отсутствовали.

Рисковать Шубин не мог, снарядил в дорогу четверых. Через десять минут, убедившись в том, что все тихо, за ними двинулись остальные бойцы. Часть пути они шли ложбинами, ползли на открытых участках.

Шубин спешил, стремился до двух часов ночи дойти до Утиного Брода. Группа в темпе двигалась через сосняк, хрустел валежник под ногами. Шубин поторапливал своих людей. Мол, не спать, шире шаг! Почему отстали? Вы что там, хворост собираете?

В общей сложности они прошли не больше полутора километров, уперлись в речушку с обрывистыми берегами, залегли за глиняным валом. Подошло кудлатое облако, закрыло луну. Вода журчала на перекатах, матово отсвечивала. Ширина речушки составляла метров тридцать, но она, похоже, была полноводной, и глубина ее могла оказаться внушительной. Из полумрака вырастал противоположный берег, космы травы свисали с обрыва, ворошился кустарник, дальше – лес.

С дальнего берега доносились голоса, смеялись мужчины. Язык, на котором они общались, был, увы, не русский.

К обрыву немного в стороне выходила проселочная дорога. В лучшие времена берега связывал мостик. Но сейчас конструкции громоздились в воде, уцелела лишь центральная опора. Видимо, советские солдаты подорвали его, когда выходили из окружения.

Оккупанты восстанавливать мост не стали, в этом отсутствовала необходимость. Для переправы они использовали весельные лодки, которые грудились на дальнем берегу. Там белела полоска намывного пляжа.

– Товарищ старший лейтенант, обходить надо, – прошептал Шемякин. – Посмотрите, что там творится.

Решение не вызревало. Шубин всматривался в противоположный берег. Согласно подсказкам из памяти, Утиный Брод был левее, за рекой. Дистанция составляла метров восемьсот или километр. Куприн уверял, что мостик цел, значит, ошибся.

Берег, на котором находились разведчики, был чист от оккупантов, но на другом их наблюдался явный переизбыток. Горели костры, сновали смазанные фигуры.

Возле лодок кто-то выбрался из воды, отфыркался, полез наверх. Немцы встретили товарища шуточками. Они отдыхали у воды в часы досуга. Время для отбоя еще не наступило.

– Что делать будем с этими фрицами, товарищ старший лейтенант? – прошептал Ленька Пастухов. – Уж больно много их.

– Водой обольем, – деловито предложил Ситников.

– На хрена? – не понял Шемякин.

– Так сегодня ночь на Ивана Купалу, – объяснил боец. – То ли языческий, то ли христианский праздник, не помню. Обливаются все, короче. А еще через костер прыгают. Середину лета вроде отмечают.

Кто-то хрюкнул, не удержал смешинку во рту, за что получил локтем от товарища.

– Товарищ старший лейтенант, а спать мы сегодня будем? – спросил Костромин.

– Завтра будем, – буркнул Глеб. – Так, закрыли рты! Не злите меня.

Немцы непринужденно проводили время. Кто-то из них купался, сбросив обмундирование и нательное белье.

Нарастал мотоциклетный треск. По проселочной дороге на обрыв выехали два «БМВ», стали выписывать круги, потом остановились.

Посыпались окрики. Купальщики быстро выбирались из воды. Там явно что-то намечалось. За кустами нарастал многоголосый гул, покачивались головы. Немецкие слова перемежались русскими, большей частью матерными.

Глеб напрягся, холодок пополз по костяшкам позвонка. За кустами мелькали огоньки фонарей, подходили люди. Кто-то закричал на высокой ноте, разразились гневные выкрики. Ударил автомат, застонал человек. Хлопнул пистолетный выстрел, и стон оборвался. Снова шумел народ, сыпались звуки ударов.

Автоматчики выгнали к обрыву кучку людей, человек пятнадцать, окружили их. Работали фонари. Различались понурые спины, оборванные гимнастерки советского покроя.

Это были наши военнопленные! Фашисты прикладами гнали их к обрыву. Они замирали на краю, смотрели вниз.

– Сволочи, что вы творите? – прохрипел кто-то. – Будьте вы прокляты, скоты!

Остальные слова в этой пламенной тираде никак не относились к цензурным.

Один из пленных вдруг прыгнул с обрыва, погрузился в воду, всплыл, начал судорожно кашлять. Сил в руках осталось немного, но он греб и тяжело, с надрывом дышал.

Орали солдаты, наставив автоматы на пленных. Трое подбежали к обрыву. Двое из них открыли огонь по пловцу, а третий для удобства своих товарищей светил фонарем. Пули прошили незадачливого беглеца, он дернулся, погрузился в воду. Через мгновение мертвое тело вынырнуло и неторопливо поплыло по течению.

– Товарищ старший лейтенант, разрешите открыть огонь? – взволнованно прошептал Бердыш. – Вот же они, рядом. Положим половину и свалим к чертовой матери. На этом берегу нас не возьмут, уйдем. А наши успеют разбежаться, хоть кто-то выживет.

Это противоречило инструкциям, было безграмотно, непрофессионально! Глеб не мог смотреть на это избиение, но скомандовать не успел.