Разведка боем (СИ) - Щепетнев Василий Павлович. Страница 22

И, похоже, правильно сделала. Романом заинтересовались и другие журналы. Но авансов они не только не платили, но и не обещали. Тем более больших.

Так что…

Так что первый номер «Поиска» материалом обеспечен, и к концу декабря появится в «Союзпечати». А потом и подписку подключим.

Если всё пойдет по плану.

Пара закончилась.

А следующая — в клинической больнице номер три. Пропедевтика внутренних болезней. Через сорок пять минут.

За это время добраться до больницы можно, если повезёт. А не повезёт, то можно и опоздать. То есть опаздывать нельзя, нехорошо, но приходится. Большинству, не нам. Мы-то на машинах. Сегодня на «Ведьмочке», так Лиса окрестила оранжевую троечку, к которой уже привыкла. Можно сказать, прикипела.

С собой мы взяли Ленку Семенихину. Нет, обычно не берём никого, я так завел ещё с первого курса. Не общественный кошелёк, не общественный транспорт. Но у Ленки особые обстоятельства. Она, Ленка, беременная. Для беременных переполненные автобусы и трамваи как-то не очень и подходят. Потому девочки решили: Ленку мы возим.

Я не очень и сопротивлялся, хотя личное пространство есть личное пространство. Ну, что ж, беременная, так беременная. Пусть. Потерплю. Не век же ей беременной быть, Ленке.

И вот мы едем. Лиса за рулем, я, бледный, но ухоженный, рядом, а Пантера с Ленкой на заднем сидении. Ничего, беременность не заразна. Надеюсь.

Ольга скармливает Ленке бананы. Числом два. Очень, говорит, бананы беременным полезны.

Бананы в нашем Чернозёмске — как снег в Африке. Только на вершине Килиманджаро, сиречь в обкомовских пайках. Вот Ольга и заставила отца бананы заказывать. Так и сказала — нужно, для беременных полезно.

Андрей Николаевич опешил, но Ольга успокоила: не себе нужно, а для подруги по группе. И Стельбов, то ли на радостях, то ли просто по доброте душевной, стал заказывать бананы. А Ленка их ест. Привыкла. Почти ручной стала. Но от кого беременна, не говорит.

Ну, я-то и не спрашиваю, не моё это дело. А девочкам любопытно.

Но они тоже держатся, не спрашивают.

Приехали загодя, и двадцать минут погуляли по больничному парку. Ради здоровья. Я тоже гулял. Дышал. Дыхательные упражнения есть основа всего: нормализуют обмен веществ, стабилизируют нервную систему, и многое, многое другое. Парк здесь хорош. Два гектара. Больные же — болеют. По причине осенней погоды сидят в палатах и лечатся.

Стали подтягиваться остальные, и мы пошли в больницу. В стационар. В кафедральные залы. Переоделись в белые халаты, шапочки, комнатную обувь. Повесили на шеи фонендоскопы. Ну, просто врачи, если смотреть издали.

Кстати, фонендоскопы мы привезли из Америки. Когда в Лас-Вегасе девушки купили тонометр, к нему в придачу шел фонендоскоп. Лиса послушала — и сказала, что он лучше нашего. Значительно. И потом уже в Нью-Йорке мы нашли магазин, где торговали самыми разными медицинскими товарами, и взяли фонендоскопы на всю группу. Сувениры из Америки, так сказать. На долгую память: они, фонендоскопы, вечные. Звукопроводные трубки потом поменять можно, а с головкой ничего не сделается. Ну, если под трамвай на рельсу не класть.

Преподаватели на фонендоскопы смотрят с завистью. Но завидуй, не завидуй, а что есть в медтехнике, то есть, а чего нет, того нет. У доцента Смиглы, правда, фонендоскоп немецкий, из ГДР. А у других — наши, советские.

Пропедевтика внутренних болезней — основа, фундамент. Без нее в медицину хода нет. Здесь нас учат работать с больными: осматривать, выслушивать, выстукивать, ощупывать, а, главное — разговаривать. Хороший врач может поставить верный диагноз из одного разговора с больным. Но выстукивать тоже нужно учиться. И называть это умными словами — аускультация, пальпация, перкуссия, сбор анамнеза. И фонендоскоп, строго говоря, называется стетофонендоскопом.

Занятия с больными как пропустишь? Ведь по книжкам не узнать, каково это нащупать печень на пять сантиметров из-под реберной дуги, плотную, бугристую, с острыми краями. Или перкуторно определить границы сердца. Или услышать шумы в том же сердце.

Вот и сегодня ассистент Решетникова привела в комнату больного и пригласила нас послушать его легкие и сердце.

Да, нелегко приходится больным в клинических стационарах: вертят, мнут, прикладывают холодные железки, и вообще… Добро бы доктора, а то ведь студенты несмышленые. Зато лечат больных профессора, доценты с кандидатами, ради этого можно и потерпеть. Ну, и некоторым нравится внимание, пусть даже и студентов. Дома-то он кому интересен, больной…

— Что скажете, Чижик? Что вы услышали своим американским фонендоскопом? — спросила ассистент.

Я на свой счёт не обольщаюсь. Я знаю, что симпатий ко мне преподаватели не испытывают. Испытывают зависть, неприязнь, а подчас и ненависть, порой неосознанную, подавляемую. Ну, кто я такой? Мальчишка, который только и сумел, что родиться в успешной семье. И вот он приезжает на занятия в собственном автомобиле, носит шелковый — шелковый!!! — белый халат, галстук-бабочку, на шее американский фонендоскоп, на ногах — туфли крокодиловой, что ли, кожи, сам из-за границы не вылезает, и не смей ему ставить иных оценок, кроме отличных!

Так или примерно так думала кандидат медицинских наук Решетникова Мария Фёдоровна, ассистент кафедры пропедевтики внутренних болезней. Ассистент, который никогда не станет доцентом, не говоря уже о профессоре. И да, хотя я только утром заплатил комсомольские взносы, не удивлюсь, что здесь уже пересчитали мой доход и прикинули, что на него можно купить, с учетом, что это валюта, а на валюту в «Березке» продают… чего только в «Березке» не продают.

Я выслушивал сердце больного и думал.

В наших советских газетах, на радио и телевидении, наш с Фишером матч освещали широко, но вот о денежной стороне практически не говорили. Считали, ни к чему вызывать нездоровое чувство зависти. Не деньги главное. Деньги — это нечто постыдное. То, что следует скрывать. Но люди слушают не только «Маяк», но и «Голос Америки». Не все. Иногда. Слушают и передают другим. Нередко перевирая. Так, мой гонорар по словам точно всё знающих колебался от ста тысяч до двух миллионов. Золотом, непременно золотом.

Но Мария Федоровна человек разумный, и знает точно: четыреста пятьдесят тысяч долларов Соединенных Штатов Америки. Её зарплата за сто пятьдесят лет. А по курсу «Березки», по товарам — и все пятьсот.

— Ну-с, Чижик, мы ждём.

— Исходя из характера шумов можно предположить, что у больного комбинированный порок митрального клапана, стеноз и недостаточность, с преобладанием стеноза. Для подтверждения диагноза необходимо задокументировать аускультативное исследование фонокардиографией, провести электрокардиографию, рентгенографию, ультразвуковое исследование сердца, а именно эхокардиографию и допплерографию.

— Э… А… Ну ладно, правильно, стеноз и недостаточность…

Уже потом, когда, подбросив Ленку до дома, мы ехали в Сосновку, Ольга сказала:

— Может, зря ты про допплерографию сказал? В нашем учебнике о ней вообще ни слова.

— Скорее, зря про неё не пишут в наших учебниках. В американских-то пишут. А мы, значит, ушами обойдёмся…

— Но ты же обошёлся. Услышал. Понял. Поставил диагноз.

— Аускультация субъективна. Я слышу одно, Суслик другое, а кто-то вообще ничего не слышит. Аппаратное исследование объективно и документируется. Параметры можно сравнивать и сопоставлять, наблюдая динамику.

— Но ведь это дорого! Это очень дорого — ультразвуковое исследование, допплерография!

— Ну да, дорого. Но мы ведь только и слышим, что жизнь человека бесценна, что здоровье населения — главное достояние страны. А как доходит до дела — уши да пальцы, вот и все наши инструменты. Зато бесплатно, да. Я на днях с бароном встретился. Заматерел Яша. Бригадир ремонтников теперь. И вот что любопытно: человек чинит автомобили, и зарплата у него двести сорок. Врач лечит людей — и зарплата сто десять. Ну, и кто более матери-истории ценен, люди или железки? — и, переводя разговор, спросил