Его должница (СИ) - Серж Олли. Страница 16
В кухонной арке я обнаруживаю женщину в джинсах и футболке. Достаточно ухоженную, с немного «поплывшей» красотой и выжженными белыми волосами.
— Ты кто такая? — она смотрит на меня с враждебностью.
Я мысленно пытаюсь как-то легализовать ее статус. Уж слишком уверенно себя ведёт.
На любовницу Алексея не подходит по возрасту. Значит, домработница или… мать? Озаряет меня.
— Здравствуйте, — говорю благодушно и пытыюсь сгладить неловкость, — мы с Алексеем живем вместе. Меня зовут Аня. А как я могу обращаться к вам?
— Здесь пахнет мясом, — раздраженно говорит женщина, игнорируя мой вопрос.
— Да, — снова пытаюсь я выйти на контакт, — овощное рагу со свининой очень вкусное получилось. Попробуете?
— Ты же понимаешь, что когда кладёшь в рот кусок мяса, — распахивается глаза женщины, — ты тоже становишься убийцей!
Так… Выдыхаю про себя. Приехали.
— Извините, — говорю в слух, — но я не знала, что здесь нельзя кушать мясо. Оно было в холодильнике, и Алексей вчера жарил курицу…
— Ничего страшного, — вдруг резко начинает улыбаться женщина. — Это, действительно, дом моего сына. Я здесь редкий гость.
Фуух… Расслабляет меня.
— Вы — мама Алексея? — уточняю я.
— Да, — она, чуть замешкавшись в дверях, проходит на кухню.
Я пытаюсь угадать ее возраст. Лет пятьдесят пять, худая. Наверное, со спины можно подумать, что она моложе, но лицо выдаёт.
Такое… нездоровое лицо…
На самом деле, я ей рада, как новогоднему подарку.
Потому что это очень важно, что у Алексея есть мама. Вчера мне показалось, что он очень одинок, потому так крепко и дружит с Северовым и Саидом.
Ну и ещё мама — это не другая женщина, с которой Алексей мне бы изменял. Ой, точнее, ей со мной.
Господи, я запуталась…
— Ты учишься, Аня? — она останавливается, облокотившись на холодильник.
— Закончила совсем недавно, — смущаясь, своего статуса в жизни Алексея, облизываю губы и чуть-чуть вру. — Сейчас ищу работу.
— Понятно, — отзывается женщина, — а что у тебя с рукой? — стреляет глазами на повязку.
— А, — не зная, что соврать, говорю правду. — Мы с Алексеем сдавали анализы.
— Ты болеешь? — она прищуриваются. — Я ненавижу уколы, — добавляет решительно.
— Нет, нет, — мотаю головой. — Я здорова. Просто гинеколог…
— А… гинеколог, — оскаливается она. — Понятно…
— Нет… — вспыхиваю я, но тут же осекаюсь, остро ощущая изменившуюся в воздухе эмоцию безопасности.
Откуда берётся это ощущение, я не понимаю, но инстинктивно начинаю отступать назад.
«Какая странная у Алексея мама,» — проносится в моей голове. — «И, похоже, что мне совсем не рада. Надо срочно набрать Баринова.»
— Я могу приготовить что-нибудь для вас без мяса! — вылетает из меня.
— В этом нет никакого смысла, — качает головой женщина. — Твои руки все равно в крови.
— Где? — я оглядываю повязку на сгибе. — Да нету, вроде, ничего. Но не переживайте. Я руки помою…
Сердце срывается в галоп, потому что мать Алексея берет в руки нож, которым я только что резала свинину. Мне совсем не нравится, как она его держит, как при этом переводит взгляд с моего лица на живот.
— А давайте позвоним вашему сыну, — собираюсь я с духом и выдаю последнее, балансирующее на грани паники, предложение.
— Позвоним, — елейно тянет женщина. — Обязательно позвоним…
А дальше она с рыком срывается и сносит меня всем весом к столешнице, прижимая нож к животу.
— Решили родить ублюдка? — шипит она. — Род Бариновых не продолжится. Я так решила.
Я сглатываю, сглатываю, стараясь не закричать, но страх заставляет трястись коленки.
— Нету никакого ребёнка, — хриплю в ответ. — Вы ошиблись.
Господи! Это какой-то страшный сон! Разве так бывает?
— Сейчас ты позвонишь ему и скажешь, чтобы забрал мои документы из больницы. Тогда ты будешь жить, — она сдавленно усмехается. — Какое-то время.
«Да она сумасшедшая!» — доходит до меня.
А значит, говорить тут и взывать бесполезно. Нужно просто со всем соглашаться. И срочно! Срочно звать охрану!
Вот так домик у вас, господин Баринов, что не день, то новый день рождения.
— Хорошо, — киваю, убедительно глядя ей в глаза. — Я позвоню. Только телефон со стола возьму.
— Иди… — она хватает меня за предплечье и подставляет нож между рёбер.
Пот течёт по спине. Дыхание рвётся. Глаза мечутся по пространству кухни, пытаясь придумать способ к побегу, к заминке, отвлекающему маневру… Да уже хоть что-нибудь!
Я слышу, как часто дышит женщина.
«Думай, Аня думай!» — мысленно кричу на себя. — «Конкретно ты ей была не нужна, пока она вдруг не решила, что в твоём животе ребёнок Алексея.»
За что она так ненавидит сына?
А главный затык в моей голове в том, что Баринов, похоже, испытывает к матери противоположные чувства, раз оставил ей комнату…
Лезвие ножа вдавливаемся в бок ощутимее, и я чувствую, как под его кончиком критично натягивается кожа.
Что делать? Что мне делать?
Взгляд падает на фарфоровую кошку, которую я так и не вернула на место. Она стоит на столешнице, как раз по левую руку от меня.
Если постараться, можно хорошенько приложить ею по голове. А потом сбежать. Главное — вырваться и выбежать на улицу.
Я даю про себя обратный отсчёт: три, два, один…
Молниеносно выкидываю руку, хватая кошку. Приседаю, подставляя под нож плечо, чувствую, как лезвие входит в кожу и бью со всей дури мать Алексея по голове статуэткой.
— Аааааа!
Из легких вырывается неконтролируемый крик. Женщина падает навзничь. По ее виску течёт алая струйка крови. Убила? Или нет?
Подойти не решаюсь.
Меня трясёт. Позвонить охране? А если убила? Это менты. Меня посадят.
Я хватаю с кухонного стола телефон, совершенно забывая о боли в ноге, выбегаю на улицу и сползаю по закрытой двери прямо на бетонные порожки.
Слёзы подкатывают в нос и горло. Господи, пусть она будет жива. Рука пульсирует свежей раной. Неглубокой, слава Богу, она не успела… Кровь… сегодня очень много крови.
Набираю номер Алексея и задерживаю дыхание, чтобы не сорваться раньше времени и успеть хоть что-то связно рассказать.
— Алло, — он раздраженно берет трубку. — Аня, я сейчас безумно занят…
— Я, кажется, ее убила… — шепчу ему.
— Кого, Аня? — переспрашивает он.
— Маму… — выдыхаю, — твою…
Глава 18. Его чувства.
Барин
Санитары, бригада скорой… От количества белых халатов за один день рябит в глазах.
А сердце… оно, кажется, вообще перестало биться в тот момент, когда Аня сказала, что мать пыталась ее убить. Как когда-то меня… В тот момент я перестал бояться чего-либо в принципе.
— Алексей Егорович, нужно подписать, — качает головой старый врач. — Поверьте моему опыту психиатрии. Дальше — только хуже. А терапия сделает ее безэмоциональной, но вполне безопасной.
— Какой кошмар… — тру шею и затылок ладонью.
Ручка дрожит между пальцев.
Она подумала, что Аня беременна. Хотела убить мою женщину и моего ребёнка…
Это сложно. Но нужно как-то признать, что моя мать — это не эта женщина. Моя уехала или умерла… да, кажется, именно так обычно говорят детям, чтобы не пугать фактом ухода близких. И я говорю своему внутреннему ребёнку так же.
Резко выдохнув, ставлю подпись на согласии и отшвыриваю документ от себя. Ручка скатывается на пол.
— Вы все сделали правильно, — врач легко похлопывает меня по руке и выходит из кабинета.
Я отрешенно смотрю ему в спину. Наверное, правильно будет проводить…
Встаю и иду за ним следом.
— До свидания…
Закрываю дверь.
Со второго этажа спускается Тимофей Тимофеевич. Хозяин той самой клиники, в которой мы с Аней сегодня были. Никому больше не смог доверить осмотр своей женщины. Выдернул человека прямо со дня рождения внука.
— Как она? — Спрашиваю его хриплым голосом.