Сны Сципиона - Старшинов Александр. Страница 39

Едва я закончил, проиграли сигнал идти на приступ. Мои солдаты готовы были ринуться на стены. Но не тут-то было: восточные ворота отворились, и осажденные высыпали наружу. Я решил не двигаться им навстречу и приказал стоять на месте и ждать, пока нас атакуют.

* * *

Пунийцы были уверены, что Новый Карфаген неприступен. Магон, командир гарнизона, следил в городе в основном за работой мастерских — амуниция, оружие, повозки, инструмент — все это производилось для нужд карфагенских армий здесь, в Новом Карфагене, и Магон не ожидал, что ему придется с кем-то воевать. Но пришлось. Он был растерян. И первой мыслью (второй уже не нашлось) было, что штурм начнется с восточной стороны. Он бы сам наверняка так и сделал. Я не стал его разочаровывать и разбил свой лагерь именно здесь, укрепляя Магона в этой простой и понятной мысли.

Пытаясь помешать штурму, Магон решил устрашить нас вылазкой. Не знаю, почему, но он вообразил, что легко справится с римской армией. Однако командир пунов не рассчитывал, что я оставлю своих солдат стоять у самого лагеря недвижно. Хотя сигнал к атаке проиграли, вперед никто не выступил, когорты не сдвинулись ни на шаг. Горожанам, что хлынули из ворот, пришлось пробежать изрядное расстояние прежде, чем они добрались до наших порядков. Миновав разделявший нас пустырь, они принялись строиться и выравнивать шеренги. В этот момент мои солдаты по команде швырнули пилумы. Опытный командир ни за что бы не стал строить своих так близко к порядкам римлян. Многие из горожан пали, однако другие тут же ринулись в атаку, в беспорядке, но с такой яростью, что мне на миг показалось — они могут нас одолеть. После ожесточенной схватки стало видно, что горожане вот-вот сломают наш строй. Я спешно отвел уставших и бросил в бой свежих воинов, это и решило исход вылазки — вышедшие на замену уставших легионеры смяли противника, ряды атакующих рассыпались, и пунийцы пустились в бегство. Мы чуть-чуть не ворвались в город на плечах бегущих, но какой-то смельчак со своим отрядом встал у нас на пути. И хотя эту горстку бойцов наши быстро истребили, смельчаки свое дело сделали — ворота успели затворить, мы остались снаружи. Увидев с высоты стен разгром отчаянной вылазки, кое-кто из защитников в ужасе сбежал со стен. Мои воины тут же приставили лестницы и начали карабкаться наверх, но защитники успели вернуться, прежде чем первый наш солдат достиг зубцов. К тому же обнаружилось, что стены слишком высоки. Да, мы верно высчитали длину лестниц, но они получились такими длинными, что не выдерживали тяжести солдат и ломались. Но даже если хватало прочности, они так пружинили и тряслись, что воины наверху едва могли держаться за перекладины, не в силах завязать бой. А сверху летели камни и бревна, и поначалу все наши усилия оказывались тщетны.

* * *

Я наблюдал за происходящим, заняв место на возвышенности, отдавал приказы, но сам не кидался с мечом в гущу сражения — лишить армию полководца, как это сделал мой безрассудный тесть, в такой ситуации было бы чрезвычайно глупо. К тому же я хорошо помнил, как был смертельно ранен Аппий в подобной ситуации, когда отбивался от вылазки капуанцев. Так что я постарался как можно тщательнее позаботиться о своей безопасности — три щитоносца прикрывали меня со всех сторон, дабы уберечь от случайного снаряда.

Видя, что взобраться на стену не удается, я приказал трубить отбой.

Итак, уставшие вышли из боя, солдаты резерва взяли все лестницы, какие были, и снова двинулись на штурм. Несколько легионеров, построившись черепахой, сумели добраться до восточных ворот и принялись рубить их топорами, казалось, не замечая, что защитники сбрасывают на них камни и бревна, пытаясь разбить щиты.

А тем временем пятьсот отборных воинов с лестницами на берегу лагуны ждали часа, когда набравший силу северный ветер сделает свое дело. Наконец воды с ревом устремились через узкий пролив к морю, и тогда мои солдаты двинулись через обмелевшую лагуну к стенам. Вскоре мои пятьсот смельчаков добрались до стены. Нам повезло вдвойне — и то, что лагуна обмелела под напором ветра, и то, что немногие караульные, стоявшие здесь обычно, позабыв обо всем, умчались на помощь своим отбивать штурм. Так что стену никто не охранял вообще, ни единого человека, чтобы призвать на помощь горожан. Как и говорил старик, с этой стороны стены были куца ниже. Мои солдаты приставили лестницы и без всяких помех взобрались наверх. Никто из защитников ничего не видел и не слышал — да и как можно было услышать что-то, когда грохот и крики у ворот отвлекали всех. На стене мои воины оказались около полудня [63].

Взобравшись наверх, мои солдаты кинулись по стене бежать к воротам, сбрасывая по дороге ополченцев из горожан, что попадались у них на пути. Никто не успевал даже понять, откуда взялись в этой стороне римляне, не то что оказать сопротивление. Наконец, добравшись до ворот и спустившись вниз, солдаты отворили засовы. Тут же многие горожане попросту удрали, справедливо решив, что город не удержать. Тех же, кто остался, быстро перебили. Не прошло и часа, как мы захватили все стены, а следом и восточный холм.

Видя, что взобраться на стену не удается, я приказал трубить отбой.

Итак, уставшие вышли из боя, солдаты резерва взяли все лестницы, какие были, и снова двинулись на штурм. Несколько легионеров, построившись черепахой, сумели добраться до восточных ворот и принялись рубить их топорами, казалось, не замечая, что защитники сбрасывают на них камни и бревна, пытаясь разбить щиты.

А тем временем пятьсот отборных воинов с лестницами на берегу лагуны ждали часа, когда набравший силу северный ветер сделает свое дело. Наконец воды с ревом устремились через узкий пролив к морю, и тогда мои солдаты двинулись через обмелевшую лагуну к стенам. Вскоре мои пятьсот смельчаков добрались до стены. Нам повезло вдвойне — и то, что лагуна обмелела под напором ветра, и то, что немногие караульные, стоявшие здесь обычно, позабыв обо всем, умчались на помощь своим отбивать штурм. Так что стену никто не охранял вообще, ни единого человека, чтобы призвать на помощь горожан. Как и говорил старик, с этой стороны стены были куда ниже. Мои солдаты приставили лестницы и без всяких помех взобрались наверх. Никто из защитников ничего не видел и не слышал — да и как можно было услышать что-то, когда грохот и крики у ворот отвлекали всех. На стене мои воины оказались около полудня [64].

Взобравшись наверх, мои солдаты кинулись по стене бежать к воротам, сбрасывая по дороге ополченцев из горожан, что попадались у них на пути. Никто не успевал даже понять, откуда взялись в этой стороне римляне, не то что оказать сопротивление. Наконец, добравшись до ворот и спустившись вниз, солдаты отворили засовы. Тут же многие горожане попросту удрали, справедливо решив, что город не удержать. Тех же, кто остался, быстро перебили. Не прошло и часа, как мы захватили все стены, а следом и восточный холм.

Взяв тысячу человек из лагеря, я двинулся к распахнутым воротам. Мой путь лежал к западному холму, где стояла крепость и где укрылся Магон с остатками гарнизона [65].

Едва город был захвачен, мои солдаты получили приказ очистить улицы — каждого мужчину, что оказался вне дома, убивали. Испанский Карфаген был многолюден, многие в панике еще бежали со стен и не успели укрыться в домах, так что пока я шагал к крепости, со всех сторон неслись крики ужаса, визг, мольбы о пощаде. Мне чудилось, что я слышу детские и женские голоса, но вмешаться уже не мог, а только мог двигаться как можно быстрее, и я велел моим воинам перейти на бег и сам бежал впереди отряда.

Магон, наблюдая с высоты стен за ужасом, что творится в городе, понимал, что Новый Карфаген обречен, но не в его силах было что-то изменить. Едва я подошел (вернее, подбежал) к воротам цитадели, они отворились, и гарнизон сдался.