Замок пепельной розы. Книга 2 (СИ) - Снегова Анна. Страница 30

На третий день своего добровольного заточения я добралась до самого дальнего угла парка — старой полуразрушенной беседки. Каменные скамьи полукругом, тонкая белая колоннада, увитая сухим остовом дикого винограда, осыпающиеся зелёные доски купола. Здесь я особенно любила помечтать в детстве. И втайне лелеяла надежду, что даже после стольких лет в этом месте меня настигнет какое-нибудь озарение.

День очень медленно и неторопливо клонился к вечеру. Было всё ещё светло, хотя свет становился уже совсем бледным, выцветшим и утратившим солнечные краски.

Бесконечная тишина и первозданный покой.

Наверное, поэтому я сначала отмахнулась от стука копыт одинокой лошади где-то далеко-далеко, как от слуховой галлюцинации.

Когда мне показалось, что стук копыт затих примерно напротив ворот, я думала, в обморок упаду. Потому что дыхание внезапно как-то закончилось. Но после недолгой паузы стук снова стал слышен — медленней, медленней и всё тише. Пока окончательно не растворился в предвечерней тишине.

Первый вдох дался мне с болью под рёбрами. И хорошо, что не ко мне! Хорошо же, хорошо — правда, дурочка Элис? А плакать нельзя на морозе. И вообще, ты же так долго не плакала — ну что теперь? Из-за какого-то всадника, который проехал мимо…

Да и полно — не послышалось ли? Зимой ведь все пути запорошены. Недавно был снегопад. Откуда бы взяться стуку? Звуки вязнут в густой снежной пелене.

Так что точно, слишком долго была одна. Вот и слышится… всякое.

Я попыталась вспомнить, заперты ли ворота. Да, правильно, я же собственными руками поворачивала большой ключ несколько раз, я же не совсем дура, чтобы не подумать о собственной безопасности в пустом поместье! А колокольчик у входа не звонил. Так что точно — никого… Можно расслабиться и снова думать, о чём думала.

Но мысли путались, сердце колотилось, как сумасшедшее, и снова вернуться к тому равновесию и душевному покою никак не выходило. Я решила, что должна быть сильнее глупых реакции своего тела, должна себя заставить. И просижу здесь хоть до самого утра — но непременно успокоюсь снова!

Так и сидела. Нарочно спиной к парковой дорожке, что сливалась с главной подъездной аллеей Шеппард Мэнор. Чтобы не было соблазна сорваться и бежать к проклятым воротам, отпереть заржавленный замок, выбежать на дорогу и отчаянно всматриваться в вечерние сумерки до боли в глазах.

А потом мне стало жарко в полушубке, отороченном серой лисой. Муфту пришлось отложить на скамью, шапку тоже снять в надежде, что зимний воздух немного охладит разгорячённый лоб. Не помогло. Более того, мокрые волосы прилипли к вискам, и я испугалась, что простужусь. Всё-таки надо бы вернуться в дом.

Я поднялась… и застыла, как вкопанная.

Не услышала — а почувствовала шаги. Спиной.

Нет, не стану — не стану оборачиваться! Я уже как-то обманулась недавно. Когда приняла Квентина за… второй раз будет слишком больно. Не стану оборачиваться.

Вот только теперь уже их было слышно. Шаги приближались медленно, и в конце концов замерли неподалёку.

— Прости, я сломал твой замок.

— Там был колокольчик, — выдавила я, задыхаясь.

— Я его не заметил.

Обернулась резко, впиваясь ногтями в ладони до крови, вдыхая раскалённый воздух, который волнами струился вокруг.

Я стояла на небольшом возвышении. Три каменные ступени вели в беседку, отсюда мне как на ладони был виден парк — и длинная дорожка, которая ещё недавно была такой же белой, как тонкие ветви заснеженных деревьев.

Теперь она протаяла до самой земли, а та была черна как пепел. Как пепел, в который превратились сами деревья. Две полосы выжженного дотла парка. Будто павшие часовые по обе стороны от пути, по которому он шёл ко мне.

Стало ясно, почему я услышала стук копыт. Снег таял под ним всю дорогу, видимо.

— Где твой конь?

Что я пытаюсь спрятать под этими глупыми, ненужными разговорами? Неужели страх — страх того, что я понятия не имею, как себя вести? И меня раздирает от противоречивых чувств так, что вот-вот сердце остановится?

Дорн стоит неподвижно, поставив одну ногу на нижнюю ступеньку и не делая попыток подняться выше. Смотрит на меня снизу вверх в упор таким привычным сумрачным серым взглядом, а я невольно всматриваюсь в каждую чёрточку любимого лица. Сравниваю с тем, что помнила, и мне больно от этих воспоминаний, будто кто-то проворачивает нож в открытой ране.

Он весь в чёрном. И на широких плечах не лежат снежинки, лишь капли воды, в которые превращался снег, едва его коснувшись.

Тёмные волосы слегка курчавятся от влаги. Он выглядит, как после долгой болезни — бледный, тени под глазами, складка меж напряжённых бровей. И всё так же неотрывно смотрит на меня, и всё так же молчит. Наше молчание рвёт мне душу. Кажется, ещё немного — и оно взорвётся чем-то, как страшная гроза, свинцовые тучи которой уже нависли над притихшей землей, а от раскатов грома все волоски на теле становятся дыбом.

— Я привязал коня в отдалении, — наконец, произнёс Дорн после долгого молчания, едва размыкая губы. — Животному сейчас опасно рядом со мной. — Потом ещё помолчал, и добавил. — Тебе ещё опаснее. Но видимо, я всё-таки слишком эгоист, чтобы позволить тебе тоже держаться от меня подальше.

— Ты для этого приехал? Чтобы снова говорить загадками? Спасибо, я их наслушалась уже достаточно, больше не хочу!

Мой голос наполнен горечью, как напиток из диких трав, который я предлагаю гостю вместо сладкого мёда. Но у меня нет сейчас ничего другого. Я не могу найти правильных слов, и вообще не уверена, что они есть. Дорн прикрывает глаза на мгновение, словно я его ударила. Неправильно, всё неправильно! Это мне должно быть больно — мне, не ему! Не я положила на стол то свидетельство. Не я всё разрушила.

— Как ты сюда попал? Дедушка проболтался? Я просила ни единой живой душе не говорить, где меня искать.

— Я не был в столице. Из Тедервин сразу сюда. Знал, что найду тебя здесь.

— Откуда?.. А хотя, что это я! Прости! Прости меня, пожалуйста! Я задаю слишком много вопросов! Ты же запретил. Ты же нарочно вписал этот пункт в наш брачный контракт, чтоб я не смела рта раскрыть лишний раз. Хоть мы и в разводе, я должна с уважением относиться к такому важному документу…

Боже, что я несу!.. но это похоже на то, как огрызается раненый, загнанный в угол зверь. Чтобы никто не увидел, как ему больно. Как он ослаб. Что он уже на последнем издыхании.

И я испуганно пячусь, когда Дорн в один шаг преодолевает все три ступени до меня и подходит вплотную. Мне не нужно этого! Не нужно его отравляющей близости. Не нужно вспоминать, как он высок, и что мне всегда приходилось задирать голову, чтоб с ним поговорить. Не нужно вспоминать широту плеч, и запах, и ощущение силы, к которой хотелось прислониться, затихнуть в безопасности.

Он так часто разбивал мне сердце, что ещё одного раза я просто не выдержу. Теперь уж точно.

А Дорн делает ещё один шаг под сень беседки и цедит сквозь зубы:

— Вот, что я думаю о нашем брачном контракте. Вот, что я думаю о твоём решении развестись.

Вытаскивает из внутреннего кармана пальто два помятых свитка.

Сжимает их в кулаке, и они рассыпаются в пепел, который стекает тонкой струйкой к нашим ногам.

Я широко распахиваю глаза от удивления. Выставляю ладони и упираюсь ему в грудь, не даю подойти ближе. Слёзы уже текут по моим щекам, я и так долго их сдерживала.

— Это было не моё решение!! Это было твоё!

— С чего ты взяла? Я ведь не стал его подписывать. Это сделала ты.

Жмурюсь, отворачиваюсь, потому что он уже слишком, слишком близко.

— Но собирался! Я всего лишь тебе помогла. Не стала длить агонию. Ты бы всё равно рано или поздно это сделал бы.

— Нет. Я взял коня и отправился куда глаза глядят. Пытался найти силы поступить, как должно. Но я не смог. Просто не смог от тебя отказаться. — Короткое молчание и меня бьёт наотмашь боль в его голосе: — Зато ты смогла.

— Я не…