Колдун не знает (СИ) - Сяньсян Роман. Страница 7

— Боги слушают мою речь и радуются, Нолел. Потому что она им приятна. Льётся как ручеёк с высокой горы в прозрачное лоно сонной, медленной бухты.

— А почему лоно прозрачное, Оэла?

— Ты, Нолел, не понимаешь. Это стиль высокой поэзии. Но если желаешь выучить эту мою прекрасную фразу и декламировать её везде, где только сможешь и сочтёшь необходимым, можешь заменить «прозрачное» на «тёмное». Или «тёплое».

Льётся как ручеёк с высокой горы в тёмное лоно сонной, медленной бухты речь моя та, что приятна богам, ибо славен Оэла меж ними!

Только, Нолел, прошу тебя, не декламируй мою прекрасную фразу когда будешь вкушать перезрелые плоды с разными не вполне достойными людьми, дабы не испохабить прекрасную поэзию нелепым пьяным бурчанием.

— Да я вообще-то не собирался…

В нашем обществе частичное совершеннолетие наступало с четырнадцати лет. В этом возрасте человек мог уже иметь свой собственный дом, заводить семью, совершать сделки, в случае нападения врага идти в бой. Полное совершеннолетие наступало в шестнадцать, с этого возраста человека могли казнить за тяжкие преступления. До шестнадцати за преступника отвечали родители или супруг, если достиг полного совершеннолетия.

— Чем думаешь его занять, Нолел?

— Не решил ещё. Пока по хозяйству помогает, а там видно будет.

— Слушай-ка, у меня к тебе предложение.

— Ну выкладывай что там за предложение у тебя. Только я тебе и так сделал хорошую скидку, если ты об этом.

— Нет-нет. Я о другом. Мне нужен ученик. Помогать по хозяйству, но я при этом ещё и кое-чему его могу научить. Ты ведь знаешь, я разбираюсь в исцелении.

— Знаю-знаю.

— Отдай мне твоего сына на пару лет. Будет хорошо учиться — станет моим подмастерьем, а там глядишь и сам займётся делом. Или ты хочешь чтобы он был таким же рыбаком, как и ты? Ты не подумай. Я не вижу ничего плохого чтобы быть таким рыбаком, как ты, я имею ввиду, таким прекрасным рыбаком. Кто кроме тебя способен правильно изловить ядовитую рыбу?

Оэла задел отца за живое. Конечно же старик хотел, чтобы сын стал таким же рыбаком как он, или даже лучше. Но я никогда им не стану, потому что я — полная бездарность в рыболовном деле. Не могу дышать шесть раз в минуту, чтобы не спугнуть глубинного панцирника, когда тот подплывает к берегу. А между прочим, из этого панцирника добывают особо ценные жемчужины, каждая из которых стоит как несколько добротных лодок.

Не могу без содрогания молотить по голове прыгуна-головуна, а если его не прибить сразу же, как только его вытащили на палубу, он может разнести своим хвостом всю лодку. А ещё не могу — о, это будет очень длинный список, чего я не могу! Из того, что должен уметь всякий уважающий себя рыбак. Или даже не уважающий, но желающий не сдохнуть с голоду, занимаясь этим промыслом.

— Забирай. Рыбак он всё равно никакой. Может так оно будет и лучше.

Вот так я и стал учеником Оэлы — наглого лысого рыжебородого отравителя. Был ли он на самом деле отравителем, или лишь негласно продавал яды? Для меня это было неважно. Гораздо важнее было побочное уменее Оэлы: учитель был известен как непревзойденный мастер медитации.

— Видишь ли, для того, чтобы собрать воедино все ингредиенты снадобья, чтобы не нарушить их небесную гармонию — крайне необходимы терпение и точность. А для того, чтобы различить все ингредиенты снадобья, составленного кем-то ещё, эти качества нужно иметь в десятикратном количестве. И для того, чтобы достигнуть этих качеств в таком количестве, необходимо прежде всего успокоить свой разум и изгнать из него все посторонние заботы.

А я помнил, что должен овладеть медитацией.

Но Оэла обучал меня прежде всего ядам. Он знал их все и мог определить даже легкие следы по едва уловимому запаху. При этом у него самого была к этим ядам полная невосприимчивость.

— Скажи, Оэла, а смогу ли я развить в себе эту невосприимчивость к ядам?

— Сможешь. Но для этого прежде всего ты должен со всеми этими ядами ознакомиться. Ну-ка, скажи, чем пахнет?

Оэла совал мне в нос свой кулак и я терялся с ответом.

Не все яды предназначались для мгновенного умерщвления. Были снадобья прямо противоположного назначения, если умерщвление требовалось медленное. Различались составы ещё по тому, приносили ли мучения, и какие именно. Были яды, отравленных которыми было можно исцелить и были яды, отравленных которыми было исцелить нельзя никакими средствами. Исцеление тоже могло быть различной степени — полное или неполное. Скажем, человек мог остаться живым, но навсегда ослепнуть.

Однажды Оэла сказал:

— Говорят, что любой яд в малом количестве лекарство, а любое лекарство в избыточном количестве яд. Но не говорят, что иногда яд лекарство и в большом количестве. Просто это лекарство не для того, кто его поглощает. Простейший пример — паразиты. Мы очищаем от них кишечник и исцеляем того, кого они мучили.

Оэла жил в трех островах пути к западу от Жемчужного Берега, где жила моя семья. Я мог бы навещать родных время от времени, мой мастер отравитель-целитель не возражал ничего против. Но проблема состояла в том, чтобы найти попутную лодку, да такую, чтобы она плыла именно до нашего острова, или хотя бы до соседнего — Жемчужной Гавани. И такую же на обратный путь.

Полагаться же на добирание разными перекладными было слишком самонадеянно, несмотря на мою двойную удачу. Торчать на одном месте надоедало, и время от времени я покидал Оэлу на целый день или даже больше. Это время я проводил в одинокой медитации на другом конце острова. Остров, где жил Оэла, был вытянут в длину на несколько десятков километров — один из самых длинных островов архипелага, хотя и далеко не самый крупный.

В самом широком месте в поперечнике остров составлял всего лишь полтора километра. Поэтому у мореплавателей и торговцев он и назывался Змеиным — он был похож на вытянувшуюся в прыжке змею. Но при всём при том змеи на острове не водились: всё здесь насквозь продувалось ветрами и совсем не было болотистых мест, где ползучие могли бы укрыться.

Закончив дела, начинающий ученик отравителя-целителя уходил на дальний конец острова. Обычноя отправлялся в путь после обеда, априбывал на место ужеглубокой ночью. На берегу безграничного тёплого океана я сплел хижину для защиты от осадковиз тростника и пальмовых листьев, хотя пользовался ей не так часто. Сильные дожди шли в основном по ночам и не круглый год.

Рядом с хижиной протекал ручей, из которого я брал чистую питьевую воду. На берегу ручья скучковались в небольшой лесок кокосовые пальмы и фруктовые деревья.

Мне нравилось ложиться на песок рядом с хижиной в позиции звезды — я раскидывал ноги и руки в стороны и смотрел в бездонное небо, наполненное сонмами загадочно мерцавших далёких светил. Смотрел на них и переставал думать обо всём. Это был лишь первый уровень постижения медитации. Медитация в комфортных условиях.

Настоящий мастер мог медитировать даже в гуще боя, при чём не переставая работать оружием — так говорил мне Оэла. Думаю, что Оэла немного приукрашивал действительность, если в гуще боя сильно размедитироваться, то и без головы недолго остаться. Если только не породить на это время двойника. Но это было доступно лишь воинам высочайших рангов. И одной медитацией тут явно делу не поможешь.

* — * - *

Как-то раз мне выпало повстречаться с заказчиками Оэлы. Обычно покупатели и заказчики приходили днём. В это время я был занят хозяйственными делами или же сидел в своей дальней хижине (а чаще рядом с хижиной). Обычно, но не в этот раз.

Стояла жара (обычная для сухого сезона), но тот день выдался особенно знойным. Лодка с людьми и товарами, которую ждал Оэла, натолкнулась на мель и перевернулась. Причиной было то, что рулевой потерял сознание от нещадно палившего солнца.

Этот рулевой продолжал сидеть прямо и держать руль. О том, что что-то пошло не так, все остальные догадались, лишь когда нос лодки на полном ходу врезался в мель и судно завалилось на бок. Никто не погиб, и даже товары не особо пострадали — да и что это были за товары — всего лишь связанные в пучки тростниковые стебли для строительства стен и заборов.