Спасенная инопланетным воином (ЛП) - Харт Хоуп. Страница 32

— Зарикс…

Он поворачивается и уходит, и я, прищурившись, смотрю на его удаляющуюся спину. Должна ли я была сказать ему раньше? Несомненно. Но если Зарикс хочет кого-то обвинить в этом дерьме, он может обвинить своего отца. Я скриплю зубами, когда он исчезает между двумя кради. Я чертовски терпелива с ним и даю ему передышку, поскольку знаю, что он борется с мыслью, что его отец мог предать свой народ. Но если он думает, что сможет откреститься от меня, то скоро узнает другое.

Я выдыхаю. Я дам ему немного пространства и оставлю в покое. На сегодня.

Я хандрю. Другого слова для этого нет. Я провожу час, пытаясь попасть в цель своими болтами, скрипя зубами, когда некоторые из них полностью пролетают мимо доски. Моя концентрация нарушена, и я ругаюсь, собирая свои болты, когда появляется Тазо.

— Ты можешь прицелиться и получше.

— Да ни хрена. — Я бросаю на него сердитый взгляд через плечо, и он беззаботно ухмыляется.

— Тот выстрел, сделанный ранее, был прекрасен, — восхищается он, и я киваю.

— Спасибо.

— Так почему же ты стреляешь хуже, чем в первый раз, когда взяла в руки арбалет?

— В первый раз, когда я взяла в руки арбалет, я выстрелила в вуальди в упор.

Тазо ухмыляется.

— Ах, Зарикс рассказывал мне об этом. Очевидно, ты из тех, кто лучше всего стреляет под давлением ситуации.

Я наклоняю голову, бросая свою тренировку, запихивая болты в тонкий мешок.

Тазо придвигается ближе, хмурясь, когда мои плечи опускаются.

— Ты хочешь поговорить об этом?

Я пожимаю плечами.

— Это не важно.

— Важно, если ты так расстроена. Продолжай, я хорошо умею слушать. — Он снова ухмыляется и ругается, когда его губа трескается.

— Кто тебя избил?

— А ты как думаешь?

Я вздыхаю, и Тазо смеется.

— Дай угадаю, твой воин — причина того, что ты не можешь нормально прицелиться.

Я сердито смотрю на него.

— Продолжай меня раздражать, и ты увидишь, насколько плохо на самом деле я целюсь.

Он снова смеется, но забирает у меня сумку, помогая собрать последние болты.

Я снова вздыхаю.

— Просто… все навалилось одно на другое. В течение нескольких дней казалось, что мы действительно можем быть кем-то друг для друга, но теперь все, что мы делаем, это противоборствуем.

Тазо кивает.

— Мало что проверяет на прочность отношения — любые отношения — больше, чем война, болезни или голод.

— Я знаю, и я знаю, что то, что происходит прямо сейчас, не совсем нормально. Но разве мы не должны держаться вместе в трудные времена? Вместо этого я либо злюсь на него, либо он злится на меня, либо и то, и другое вместе.

Тазо указывает на перевернутое бревно, и я подхожу к нему. Сегодня моя хромота стала менее заметной, и я наконец-то могу передвигаться без острой боли.

Я все еще благодарна судьбе за то, что могу сесть, и тянусь за великолепным фиолетовым полевым цветком, вздрагивая, когда Тазо шлепает меня по руке.

— Отравишься, если дотронешься, — говорит он, и я чуть не смеюсь. Конечно, кто бы сомневался.

Тазо ухмыляется, а потом его лицо становится серьезным.

— Зарикс был моим лучшим другом, когда мы были молодыми воинами, — говорит он, и я киваю. — Мы были ближе, чем друзья, скорее как братья. Зарикс так и не знал настоящей семьи после того, как его мать умерла, а отец покинул племя. Его отдали сестре его матери, Мари, которая вырастила своих детей и больше ничего не хотела. Мои родители относились к нему как к родному, когда он был рядом. Но Зарикс… что-то внутри него никогда по-настоящему не верило, что он заслуживает любви или преданности. Когда нас ловили за нарушение правил, он сразу же заявлял, что это была его идея, принимая вину вместе с любым наказанием, которое ему назначили.

Тазо наклоняется и срывает нежный белый цветок, протягивая его мне. Я колеблюсь, и он усмехается.

— Ты учишься. — Он вкладывает его мне в руку и продолжает свой рассказ. — Это быстро превратилось в игру для некоторых других маленьких мальчиков. Чтобы узнать, сколько Зарикс возьмет на себя. Он всегда был крупным, способным бойцом, и некоторые завидовали его способностям владеть мечом. Поэтому они находили способы нарушить правила лагеря и обвинить Зарикса, который никогда бы ничего не сказал против.

Я хмурюсь, не в силах сопоставить эту жертву с человеком, который отказывается играть с другими.

Тазо кивает, читая мои мысли.

— Видишь ли, это никогда не имело значения. Наказания. Зарикс хотел быть лучшим воином в лагере. А для воина честь — это все. Те, кто издевались над ним, возможно, были детьми, но у членов нашего племени долгая память, и их все еще не любят по сей день.

Я хмурюсь.

— Хорошо.

Тазо кивает и продолжает:

— Однажды Дексар, Зарикс и я нарушили правило. Правило, из-за которого мы все могли погибнуть. Зарикс был всего лишь обычным ребенком, но мой отец был лучшим другом короля племени, а Дексар был сыном короля племени и будущим правителем. Мари тут же обвинила во всем Зарикса, который не сказал ни слова, чтобы возразить ей. Видите ли, она привыкла, что с ним случаются неприятности. Мы с Дексаром запротестовали, и казалось, что Зариксу опять придется отвечать. И тут появилась моя сестра.

Брови Тазо опускаются, и я беру его за руку.

— Все еще больно, — бормочет он.

Я киваю.

— Иногда я думаю: «Мне нужно сказать об этом маме» или «Мой папа знает, как это сделать». Не знаю, станет ли когда-нибудь легче.

Тазо вздыхает.

— Это помогает. Иметь людей, которые понимают. Хана обычно была с нами, когда мы были детьми. Она постоянно ходила за нами по пятам. В тот день я отослала ее в слезах, потому что мы планировали попробовать покататься на мишуа.

При этой мысли я расхохоталась.

— Сколько вам было лет, ребята?

— Семь лет. — Тазо усмехается в ответ на мой смех. — Да, мы все думали, что мы свирепые воины, которых сдерживают от нашего величия стареющие мужчины, которые отказывались позволить нам полностью раскрыть наш потенциал.

У меня отвисает челюсть, и Тазо кивает.

— Да, именно так выглядела моя мать, когда Дексар заявил об этом своему отцу. Во всяком случае, Хана знала, кто решил оседлать мишуа — и это был не Зарикс. Он пошел с нами, но именно Дексар хотел быть самым молодым воином, когда-либо оседлавшим мишуа. Хана рассказала об этом королю племени. А потом она рассказала ему, что произошло — что Зарикс взял на себя вину за все, что пошло не так в лагере.

— Что сделал король племени?

— Приговорил нас к месяцу уборки в загонах мишуа.

— Вас всех?

Он кивает.

— Дексар знал, что не следует ожидать особого обращения только потому что он был сыном короля племени, и он счел бы меньшее наказание оскорбительным. Зарикса наказали за то, что он не был честен. Король племени сказал ему, что честь не означает позволять своим друзьям использовать тебя.

— Что сказал Зарикс?

— Он сказал, что его никто не использовал. Это был его выбор — прикрывать тех, кто находится под его защитой.

У меня снова отвисает челюсть.

— Он так и сказал?

Тазо улыбается.

— Дексар и я были возмущены этим заявлением. Разумеется, мы не нуждались в защите. Но по мнению Зарикса, его долгом было оберегать других, — улыбка сползает с лица Тазо. — Он всегда считал себя расходным материалом. Всегда думал, что мы сможем обойтись без него.

Я постепенно начинаю понимать, каким человеком стал Зарикс.

— А потом умерла Хана.

Тазо кивает.

— А потом она умерла. Зарикс винил себя, несмотря ни на что, но, по его мнению, именно его резкие слова стали причиной ее действий в тот день. Видишь ли, эта планета покоится на плечах Зарикса.

В голосе Тазо слышится сарказм, и я вздыхаю, глядя на белый цветок в своей руке.

В юном возрасте Зарикс потерял родителей и был отдан женщине, которая не нуждалась в нем. Он решил, что его единственная роль — защищать тех, кого он считает более важными, чем он сам. А потом Хана умерла, и он понял, что потерпел неудачу в единственном деле, в котором был хоть сколько-нибудь хорош. И он ушел. Он пытался перестать оберегать и защищать, хотя тот факт, что он здесь, пытается защитить это племя, одновременно пытаясь отослать меня, показывает, что он все тот же защитник до мозга костей.