Гибель «Русалки» - Йерби Фрэнк. Страница 80

– А вы уверены, что вам хватит трех дней? – фыркнула девушка. – Этот джентльмен, он такой сильный на вид!

Джульетта шаловливо взглянула на Гая:

– Через три дня он увянет, как старый салат, который оставили на солнце. Ведь я тоже, ma petite, кое в чем сильна!

Глава 23

Гай стоял на балконе маленькой квартирки и смотрел, но не вниз, на тихую улочку, а вверх – на звезды. Ночь была очень теплой, и в это время (а было около часа) город уже погрузился в глубокий сон. Он прислушивался к ночным звукам: тихому отдаленному цоканью копыт по булыжникам мостовой, приглушенному бряцанию сбруи, заунывному пению пьяницы, бредущего домой в этот поздний час, стуку двери в каком-то доме поблизости…

Гай сделал лишь одну уступку условностям, надев брюки. Он сложил на голой груди свои большие, мускулистые руки и стоял, чувствуя, как довольство собой охватывает все его существо.

Через открытую дверь он слышал, как Джульетта плещется в ванне, напоминающей по форме комнатную туфлю. Ванну в час ночи обычно не принимают, но, как понял Гай к своему изумлению и восторгу, то, что обычно делают люди, и то, что делает Джульетта Кастильоне, не имеет между собой ничего общего.

Внезапно в ночи раздался звук, самый чистый из всех, какие ему когда-нибудь доводилось слышать. Он весь оцепенел, чувствуя, как мурашки бегут вверх и вниз вдоль позвоночника. Человеческий голос не мог бы так звучать; ему никогда не достичь этой округлости, чистоты, беспредельной раскрепощенности.

И все-таки это был голос: он звучал то виолончелью, то флейтой, то скрипкой – Джульетта распевала гамму. Никакой инструмент не мог бы сотворить это чудо! Ничто и никто. А Джульетта могла. Он знал, что слушает один из лучших голосов своего века, да, пожалуй, всех веков. Гамма закончилась: она тут же начала «Robert, toi que j'aime» [60] из «Роберта-дьявола» Мейербера и пела с такой разрывающей душу нежностью, что Гай, который не плакал с той ночи, когда умерла Билджи, заморгал и почувствовал, что глубоко в горле у него застрял, перекрывая дыхание, большущий комок.

Внезапно Джульетта прекратила пение.

– Гай! – весело крикнула она. – Иди потри мне спину!

Он вошел в кухню, где стояла ванна. Джульетта лежала на спине, утопая меж холмов мыльной пены, воздух был тяжел от духов, которые она щедро налила в ванну. Она томно улыбнулась ему и протянула губку.

– Наклонись! – проворчал он. Она неторопливо подалась вперед, и он стал тереть ее плечи и спину, в то время как она придерживала обеими руками волосы.

– Спой это еще раз, – попросил он, – ту песню, что ты только что пела…

– Вот уж нет! – рассмеялась она. – Если хотите услышать Кастильоне, синьор Гай, вам придется платить!

– Ладно, – усмехнулся он. – И сколько же?

– Поцелуй, впрочем, нет! Поцелуями не ограничимся, не правда ли, мой любимый? А теперь, когда я чиста и хорошо пахну… Подожди, я придумаю что-нибудь еще. Подай-ка мне полотенце…

Она встала и вышла из ванны.

– Хорошо бы издать закон, – сказал Гай хриплым голосом, – запрещающий тебе когда-либо одеваться!

– Но это вряд ли будет очень здорово. Неужели ты хочешь, чтобы все мужчины глазели на то, что принадлежит только тебе?

– Ну нет! – рассмеялся он. – Была бы моя воля, я бы тебя укутал в широченное платье, как то, что носила матушка Хаббард из детской песенки, и десять ярдов вуали…

– Не пойдет! Тогда ты не сможешь увидеть зависть в их глазах.

– Зависть! – воскликнул Гай. – Да этих типов надо высечь плетью, а то и застрелить за те мысли, что приходят им в голову, когда они на тебя смотрят!

– А когда ты меня впервые увидел, что подумал? Не заслужил ли и ты подобного наказания?

– Нет, – ответил Гай после некоторого раздумья. – Тебе может показаться смешным, но я тогда не думал… об этом. Единственное, что пришло мне в голову: «О, как она красива! Какая удивительная безупречная красота!»

– За это, – прошептала Джульетта, – ты получишь поцелуй. И еще, и еще, и еще один! А теперь пойдем на балкон, посмотрим на звезды.

– Ты этого хочешь?

– Конечно! Сейчас очень поздно, и все спят. Я люблю ощущать кожей ночной воздух. Прохладно, но это такая приятная прохлада. Пошли!

Она схватила его за руку и бегом пересекла маленькую квартирку. Он последовал за ней, полный удивления и радости. Они постояли немного на балкончике, тесно прижавшись друг к другу. Ее голова покоилась на его плече. Он вдыхал аромат ее волос.

«Смешно, – подумал он. – Я боюсь. Я счастлив, слишком счастлив, и поэтому боюсь. Все это так замечательно, но не может длиться вечно. Прекрасное мимолетно…»

– Гай, – пробормотала она, – ты сказал, что не думал… об этом. Но почему?

– Не знаю. Но я не думал. Наверно, считал, что ты слишком красива, чтобы быть женщиной из плоти и крови.

– Но я настоящая женщина. Самая что ни на есть настоящая. Может, правда, не такая, как большинство других женщин…

– Да уж, конечно! – рассмеялся Гай. – А скажи, Джулия, как тебе удается избегать приступов меланхолии, обмороков, обычной для женщин истеричности, наконец? Никогда не встречал таких женщин раньше. Даже не знал, что они существуют…

– Они бывают, но очень редко, – сказала Джульетта. – Мне повезло: меня спас дядя, брат моего отца. Он был музыкантом, очень, очень плохим музыкантом, но любил свое дело. Однажды, когда я была совсем маленькой, он услышал, как я пою. И тогда украл меня у родителей и начал шлифовать мой голос. Он знал, что иначе они со мной ни за что не расстанутся.

– Ты сказала, он спас тебя. Но от чего, Джулия?

– От глупых, бессмысленных вещей. От стыда за свое тело. От нелепой идеи, что будто бы порядочная женщина не должна испытывать никаких чувств. А я любила дядюшку. Он был бездельник и пьяница, да и вообще никчемный человек. Но вот умом его Бог не обидел. Он потешался над всем, во что люди привыкли верить. «Джульетта, – говорил он мне, бывало, – мужчины бегут от добропорядочных женщин, у которых сердце заковано в лед. Но, если женщина заставляет его смеяться весь день и трудиться всю ночь – от такой жены ни один мужчина не уйдет». Мне нравится, когда меня любят и сама я кого-нибудь люблю. А как можно выразить чувства? Пропеть любовную песню?

– Да, – ответил Гай, – особенно когда умеешь петь, как ты!

– Это правда. Когда я пою, я счастлива. Но не настолько счастлива, как в те минуты, когда ты меня обнимаешь. Пение и все прочее – поцелуи, флирт – это как увертюра. Но ведь должен быть и величественный финал, верно? Поэтому я люблю тебя всем своим существом и не стыжусь этого. Наши тела созданы для наслаждения друг другом. А какую радость приносишь ты мне, мой милый Гай! О-о-о!

– Что тебя мучит, Джулия? – спросил Гай.

– Я слишком много разглагольствовала о любви. Отпусти меня, Гай.

Он повиновался и отступил назад, с удивлением глядя на нее. Она молча повернулась и убежала с балкона. Он остался стоять, насупившись, глядя ей вслед и размышляя: «Какого черта…»

Потом он услышал, как из спальни взмыл ее дивный голос, мелодичный, нежный, полный теплоты и манящей прелести…

– Den vien, non tardar, о gioja bella [61], – пела она.

Ему даже не доводилось слышать о моцартовской «Le Nozze di Figaro» [62], он знал всего несколько итальянских слов, но любовный призыв безошибочно угадывался в арии Сюзанны, которую пела Джульетта. Да и слова очень напоминали испанские:

– Приди, не медли…

Но, даже поняв это, он все равно медлил. Таким наслаждением было слушать ее пение!

На следующее утро, когда они ехали в госпиталь в маленькой, с плетеным кузовом двуколке, он наблюдал за ней уголком глаза. Ее лицо было спокойным, очень спокойным и печальным. Внезапно он увидел, как на глазах ее выступили слезы.

вернуться

60

Роберт, я тебя люблю (фр.).

вернуться

61

Так приходи, не опаздывай, о радость прекрасная (исп.).

вернуться

62

«Женитьба Фигаро» (исп.).