Оковы призрачных вод (СИ) - Ллирска Бранвена. Страница 9

— Отлюби его дважды, моя королева, — хмыкнул Киэнн. — Ну, или сколько тебе будет угодно.

И Эйтлинн ушла, пьяно спотыкаясь. Ушла куда-то в сторону белых кущей боярышника. И тело ее текло растаявшим маслом под бесстыдными ладонями еще одного живого мертвеца. Странны же твои вкусы, хозяйка! Ну да не мне жаловаться.

— Что скажешь, Лу? — Юный король глазел по сторонам с беспечным детским изумлением. — Будем через огонь прыгать? Не боишься?

Ллевелис с готовностью кивнул и тут же гордо помотал головой:

— Не боюсь.

— Ну, тогда и я тоже не боюсь.

Киэнн подхватил рослого, годовалого мальчугана, способного дать фору пятилетнему детенышу человека, на руки. Действительно не боюсь. И не только потому, что я не совсем фейри и их панический страх перед живым, настоящим огнем мне не знаком. И даже не потому, что мне стыдно бояться, если не боишься ты, Лу. Я устал бояться. Мне осточертело. Иди на хрен, мистер Моррисон! Тебя я тоже не боюсь. Что бы ты там себе не воображал.

Пламя внезапно ужалило куда больнее, чем того следовало ожидать. Не лизнуло горячим языком, а зло вонзило хищные желто-алые клыки. С чего бы вдруг? Старею? Ллеу тоже взвизгнул, но, кажется, больше от восторга. Или его тоже обожгло? Все же странно…

«От тебя смердит эльфом, Киэнн». Ну вот, можешь еще разок почувствовать себя почти настоящим.

Эльфы… Я не эльф, Снарг. Дэ Данааны — последние выжившие потомки древней расы сидов, и с альвами, которых вы, вервольфы, зовете «эльфами», у нас куда меньше общего, чем тебе это кажется. Хотя, много ли в нас осталось и от тех самых сидов, о которых слагают легенды не только у людей, но и у фейри?

На плечо внезапно легла едва ощутимая, трепетная ладошка, чуть влажная и прохладная. Запахло горькой солью и алой морской травой.

— Рад тебя видеть, Муиреанн.

Киэнн сообразил, что произнес имя кареглазой шелки прежде, чем обернулся. По голосу узнал? Так она ведь ничего не говорила. Ну да на Бельтанэ и не такое случается!

— Как твой малыш?

Она встревоженно нахмурилась и сердце Киэнна на мгновение ёкнуло. Но потом он снова прочел.

— Ты не взяла его, да? Хотела спрятать? Муир, я не король, тебе незачем меня бояться.

Шелки отдернула руку, порывисто дыша. Плохо ты умеешь успокаивать, Дэ Данаан. Ее нежно-коралловые губы чуть побледнели и нервно кривились в очаровательно испуганных гримасках.

— Откуда знаешь?

— Я его видел, — вздохнул Киэнн.

— Где и когда? — не успокоилась Муиреанн.

Говорить о времени и обстоятельствах нисколько не хотелось.

— Не важно. Я собирался его украсть. Но передумал. Стоял прямо перед тобой, вот так.

Он быстро сотворил пелену невидимости.

— Врешь, — фыркнула шелки. — Я бы заметила. Да и с чего бы тебе передумать?

— Не хочешь, не верь. Но только береги его покрепче, Муири. Мало ли кому еще вздумается чего.

А ведь они почти сверстники с Ллевелисом! Могли бы… Не могли. Никто из фейри не отдаст свое дитя королю добровольно. Разве что украсть...

Муиреанн снова напряглась, подозрительно сверля его взглядом. А потом вдруг расслабилась, хохотнула и вздернула маленький, чуть веснушчатый нос, потянула за руку.

— Раздели мое цветочное ложе!

Все по канону. Ох, Муири!

— Не сейчас, пушистая! — качнул головой Киэнн. — Это не отказ, просто, знаешь, я обещал Этт приглядеть за этим сорванцом. Не хочу, чтобы его тоже украли. Или он кого украл. Я найду тебя до рассвета. Веселись всласть!

Шелки снова состроила глазки, кивнула и умчалась прочь, на скаку поймав еще чью-то руку в толпе. Пляска набирала обороты, пламя гудело пчелиным роем, в воздухе витал терпкий аромат вожделения...

Пляши, пляши, плутовка-греховодница Бельтанэ! Сверкай золотыми пятками, скаль жемчужные зубы — яблонев цвет, щурь хрустальные глаза небосвода, хлопай изумрудными ресницами! Босоногая, неприкрытая, хмельная, бесстыжая, с сотней полных грудей, с кожей цвета эбенового дерева, бедрами сладкими, точно медовые соты… Говорят, на Бельтанэ и умереть — все равно что чашу вина выпить.

Врут. Смерть жизни неровня. Жизнь — крутобедрая плясунья в венке из хмеля да винограда, смерть — сморщенный упырь с сухими губами. Не хочу тебя, старик, не по вашей я части! А отказать нельзя, не по правилам…

Эйтлинн вернулась далеко за полночь, пылающая, но счастливая.

— Он хорошо себя вел? — деланно нахмурился Киэнн.

Фоморка прикусила губу:

— Как Моррисон.

— Значит плохо. Но тебе понравилось?

Она кивнула.

— Тогда все в порядке.

А потом была Муиреанн — все честь по чести. И две шальных оторвы-хульдры, и звездоглазая альва Ллофьэ, и… да, кривозубая гвилл тоже была, и даже когтистая баньши почтила вниманием утратившего корону короля. Отказать-то нельзя. А привсенародно назвать плакальщицу дурной любовницей и отослать с позором — ну, я не самоубийца. Еще, глядишь, расплачется, так и костей не соберешь. А спать мне доводилось и с куда более неприятными особами.

Моррисон остановил их уже на обратном пути, когда иллюзорная ладья готовилась отчалить. Бесцеремонно развеял едва сотворенную иллюзию, погнал воды реки вспять. И начал почти как тот самый палач из песни про виселицу:

— Твоя девчонка знатно согревала меня сегодня. Но я не простил.

Взгляд Эйтлинн вопросительно заострился. Надо было ей сказать. Я не пытался откупиться твоим телом, Этт. Хотя, вероятно, выглядит именно так.

— Чего же ты желаешь, Джим Моррисон?

Король-ящер раздраженно покривил губы:

— Шим О’Морриг. Чего желаю? Ну, я, конечно, мог бы пожелать, чтобы ты мне отсосал, Киэнн Дэ Данаан, или как тебя там?..

— Кен Дэниелс.

Иногда прятаться за выдуманной личиной куда проще, чем быть собой. Не так болезненно.

— ...но, так и быть, не стану, — закончил Моррисон. И глаза его недобро сверкнули. — Готов разрешить наши… разногласия поединком.

Киэнн выдохнул.

— Меч или магия? — нервно усмехнулся в ответ он.

— Магия, магия. — Моррисон лениво хрустнул суставами. — Превращаться ты умеешь, слизняк?

Накатил знакомый приступ тошноты. Вот же дерьмо! Умею, парниша, но прескверно. Твердо решил меня поиметь, да?

— То есть Матонви?

— Да, Матонви, — хмыкнул Моррисон. — Или сразу встанешь на колени?

Хрен тебе. Выиграть у меня, конечно, никаких шансов, да и… Может быть, было бы умнее попробовать сбежать, по части бегства я как раз ого-го, но… Это означает бросить Эйтлинн и Ллевелиса. И… не надоело бегать? Еще вопрос: в чем больше позора.

— Условия? — распрямился Киэнн.

— Стандартные условия. И если выиграю я, то, помимо всего прочего, все же вгоню тебе член в глотку по самые гланды, мудак.

Моррисон сплюнул. Киэнн стиснул зубы.

— А если проиграешь?

— Этого не произойдет.

Самоуверенный говнюк. Знает, что все козыри у него в руке.

— Как насчет ничьей?

— В Матонви ничьей не бывает.

— И все же?..

Потому что это мой единственный шанс. Киэнна била легкая дрожь. Не то, чтобы мне впервой, проглочу и не поморщусь, но срамиться перед Эйтлинн и сыном чертовски не хочется.

Физиономия короля-ящера расплылась в ехидной ухмылке:

— Тогда все пойдут с миром! С цветами в волосах!

— Ловлю на слове.

Эйтлинн, все это время молча наблюдавшая за происходящим со стороны, наконец, по-видимому, выбрала сторону и шагнула к Киэнну:

— Слушай, я ведь могу заставить его убраться вон. И Ллевелис может сделать это ничуть не хуже. Только скажи.

А ведь и в самом деле. Но что-то все же не позволяло Киэнну пойти по пути наименьшего сопротивления. Некий загадочный стержень, невесть когда и кем накрепко вбитый в позвоночник. Просить женщину и ребенка защитить тебя? Ты серьезно? И кем ты будешь после этого?

— Не надо, Этт. В любом случае, это не смертельный поединок.

Она прищурилась, склонив голову набок:

— И в чем суть?

Киэнн пожал плечами:

— Поиметь противника? Буквально, кстати. Это состязание в искусстве трансформации и одновременно, можно сказать, изнасилование. Победитель тот, кто успешно покроет противника, не выходя из звериного обличья. Кажется, у людей в легендах что-то было на этот счет, да? Про Мата, сына Матонви. Или я ошибаюсь?