Князь Барбашин (СИ) - Родин Дмитрий Михайлович. Страница 6

– Только одно, государь. Свой флот нужен. Да не торговый, а боевой государев, как то у иных правителей сделано. Ведь ещё отец твой для защиты берегов русских хотел на море Варяжском свой флот создать. И для того искал он знающих фрягов да иных немцев. Токмо никому, кроме нас, русский флот на морях не надобен, оттого и не пропустили к нам умельцев корабельных ляхи да ливонцы.

– Флот, – протянул государь. – Это ж каких денег станет, флот-то?

– Не скрою, государь, больших. Точно не скажу, тут считать надобно, но флот вещь дорогая. То все знают. Но по-иному никак, государь. Те же отряды судовые, что в прибрежных крепостях стоят, далеко не ходят, потому как воеводы их окромя охраны крепостной никак и не рассматривают. Да и струги те хороши для рек и Нево-озера, а вот для моря они негодны. Тут, государь, надобно иные корабли создавать, чтоб служили они, охраняя пути торговые вдали от берега. Ведь властвуешь ты не только над твердью земною, но и над берегом морским и островами что в океан-море лежат, – Андрей почти дословно процитировал кусок из восхвалений одного монастырского книгописца, которые, как он знал, уже дошли до государя, дабы и польстить в меру и направить государевы думы в нужную сторону. – Понимаю, что дело то расходное, но ныне многие государи, что на Закате, что на Восходе, в честь себе ставят такой флот заиметь. Однако не с кораблей флот начинается, государь. Коль велишь, я всё досконально у немцев вызнаю. А пока что, пусть купцы сами о себе заботятся.

– Как твой Малой или братья Тороканы, – усмехнулся Василий. – Что удивился, думал, государь не ведает, кто из его князей да бояр с купцами какие дела ведёт?

– Прости, государь. А, правда, твоя. Грамота каперская позволяет им за себя постоять, а постояв, ещё и в прибытке остаться. Вот пусть и защищают пока сами себя за свой же кошт.

– Так зачем флот создавать, коли можно купцов снарядить?

– Купец от капера отобьётся, но коли придёт чужой флот – не сдюжит купец. А флот многое может. Вспомни, государь, как сожгли шведы Ивангород.

– Или как некий князь Палангу литовскую. Что скромничаешь, аль думаешь, я забыл твои выходки? Нет, не забыл. Да и людишки верные позабыть не дают, – вдруг усмехнулся государь, а Андрей сделал зарубку на память, что надобно отыскать тех стукачков, да поговорить с ними по душам. Почему-то казалось ему, что там не только шигонинские наушники отыщутся.

– Что ж, – продолжил между тем государь, – времени тебе даю до осени, а там придёшь, да расскажешь всё, что от немцев вызнал. А уж мы, с думцами, будем думу думать, – по кривой усмешке Поджогина Андрей понял, что государь вовсе не думу боярскую имел в виду. – Ну а ты опосля зайди к Иван Юрьевичу, он для тебя кое-что интересное имеет.

Андрей молча поклонился и вышел из палаты.

Когда он покинул малую залу, следом за ним в коридор выскользнул и Шигона. Подождав, пока сын боярский поравняется с ним, князь заговорил первым:

– Хотел бы с тобой перемолвиться, Иван Юрьевич.

– Надо же, – усмехнулся государев ближник, – и мне того же хочется. Так может в гости зайдёшь, не побрезгуешь.

– Отчего же не зайти? Говорят, повар у тебя больно мастеровит.

– А мне сказывали, что это у тебя настоящие мастера.

– Так за чем же дело встало? Пришли своего ко мне, пусть опытом поделятся, да поучаться друг у друга.

– Что ж, спасибо за ласку, княже. Приглашаю на обед, а там и о делах поговорим, – поклонился Поджогин.

Андрей молча кивнул и пошагал дальше.

Дом тверского дворецкого не отличался размерами или пышностью, но выглядел вполне себе уютно. Стол, крытый тканью, ломился от выставленных на нём явств: дымились горки варёной, сдобренной маслом каши в керамических плошках, покрытых незатейливым узором; исходили густым ароматом наваристые щи; пышущее жаром мясо неровными кусками было навалено по мискам. А хозяин был подстать угощению – сама любезность. Вот только верилось в это с трудом. Скорее это была маска, привычно накинутая Поджогиным.

Обед удался на славу. Знакомый по посольским делам с европейской кухней, часть блюд Иван Юрьевич ел заморским обычаем. Хотя большую часть стола занимала привычная русская пища со своим своеобразным привкусом от топлёного масла и иных приправ.

Ощущая приятную тяжесть в желудке, Андрей откинулся к стенке и внимательно посмотрел на тверского дворецкого. Уловив взгляд гостя, Поджогин усмехнулся и, поднявшись с лавки, прошёлся до богато изукрашенного резьбой сундука, отпер большой замок ключом, что висел у него на шее рядом с крестом и ладанкой и, достав оттуда свернутую грамоту, запер сундук по новой. Грамотку же он чуть ли не торжественно вручил князю.

Сорвав тканевый шнурок, Андрей развернул бумагу и вчитался в ровные строчки полуустава. Это был ответ государя на его прошение, которое он подал через тестя, сразу, как только отыскался медный рудник, прекрасно понимая, что шила в мешке не утаишь, и слухи о медеплавильном заводике до государя донесут обязательно. Расчёт его был на то, что Василий Иванович не его сынок, и грамоты на поиск любых руд (кроме железной) с припиской "отписывати к нашим казначеям, а самому тех руд не делати, без нашего ведома" не раздавал. Потому как ему вовсе не хотелось отдавать такой кус в казну, но и не замечать подобное богатство под ногами, как это делали много лет Строгоновы (ведь Яшка Литвин у них ещё при Рюриковичах служил, а руду, бедняга, только после Смуты, при Романовых отыскал), даже не мыслилось. Ну и то, что государь будет столь долго (почитай пару лет) думать, прослышав о меди, он даже не представлял. Что, впрочем, позволило ему использовать рудник и завод на полную катушку для своих целей.

И вот наконец-то государь разродился решением. Зная его прижимистость и нелюбовь ко всяким тарханным грамотам, Андрей на многое и не надеялся, но Василий Иванович всё же смог его удивить. По государеву веленью теперь он должен был продавать в казну (на Пушечный двор, этого главного предприятия государства по отливке орудий и колоколов) по твёрдой цене две трети всей выплавленной меди, зато оставшуюся треть разрешено ему было оставлять себе на "вольную продажу". Много это или мало? А это как посмотреть.

Увы, но Андрей не был в иной жизни ни рудознатцем, ни плавщиком и рассчитывать мог только на современные ему ныне технологии. А они были не сильно экономичны. Так, Григоровский рудник давал в год примерно 1500 пудов отборной кусковой и 4500 пудов толчёной мелкой руды. И это при том, что "уламывали" (разрабатывали) только самые богатые слои толщиной от одного до трёх пальцев. Нижние же слои толщиной в ладонь и верхние толщиной в 1/2 – 3/4 аршина (36–54 см) не выбирали, а просто бросали, хотя количество металла в них во много раз превышало взятую из центральных пластов руду. Такой примитивизм, а точнее сказать, хищничество, вполне укладывалось в понятия не только русских мастеров, но и их немецкого наставника. И только глядя на это безобразие, Андрей понял, почему Григоровский рудник то забрасывали, то начинали разрабатывать опять и почему умерший от нехватки руды Пыскорский завод спокойно заменил век спустя завод Троицкий, причём работая всё из того же месторождения. Зато появилась новая зарубка на память: разобраться с технологией, дабы не останавливать своё производство лет через двадцать из-за "опустошения рудного".

Так вот, из полученных шести тысяч пудов медной руды смогли выплавить почти 600 пудов меди. 400 пудов уйдёт в казну по цене рубль и двенадцать алтын за пуд, а остальное либо продать по три рубля за пуд, либо пустить на свои нужды. Правда, придётся принять у себя государева дьяка, который будет и за добычей следить и шпионить потихоньку, ну как же без этого, но одним шпионом больше, одним меньше, тут уж грешно плакаться. Считай, тысячу рублей получим, минус зарплата работникам, а остальное в карман. Поневоле задумаешься: а отчего это государь его милостями обсыпает? А то ведь в народе недаром говорят: мягко стелет, да жёстко спать. Как бы подарунки эти не оказались впоследствии горьким отваром. А Шигона-то молодец! Сим подарком мигом сбил Андрея с колеи и взял руководство разговором на себя. То-то не через тестюшку родного передачка-то прошла.