Кто я для тебя? (СИ) - Белицкая Марго. Страница 59

Фридрих сильно сдал за последние годы, тяготы походной жизни, бесконечные тревоги за судьбу страны сделали свое дело. Гилберт всерьез волновался не только за его физическое здоровье, которое сильно пошатнулось, но и за душевное.

— Фриц, что стряслось? — осторожно спросил Гилберт.

— Мессалина Севера мертва! — без намека на галантность объявил король.

Вот теперь Гилберт понял, что Фридрих пока еще не сошел с ума: повод для радости был и не малый. Русская императрица, которую по странной гримасе судьбы звали Елизаветой, а прусский король величал не иначе, как Мессалиной — люто ненавидела его и обещала вести войну до победного конца. Теперь же, после ее смерти, появлялась надежда на мир с самым опасным и сильным противником. Ведь по сути у Ивана, в отличие от Родерих, не было к Гилберту никаких старых счетов и особых претензий, Гилберт был уверен, что Ивана просто втянули в войну. Он пошел бы на мир, если бы не давление императрицы. Так и случилось.

Новый русский император Петр был горячим поклонником Фридриха. Он не только заключил с ним мир, но и вернул все захваченные русскими территории на Балтике, в том числе и старую столицу Гилберта — Кенигсберг. Фридрих был счастлив, называл Петра своим лучшим другом, вручил ему прусский орден Черного орла.

А Гилберта охватили смешанные чувства: он больше мог не опасаться нападения с востока, это было прекрасно, но на душе было гадко. Он хотел победить сам, без чьих-то подачек и счастливых случайностей, лишь с помощью своей силы и умения. Но все же мир с Иваном был несказанной удачей. Франциск тоже не горел желанием выполнять свой союзнический долг, его гораздо больше занимали колонии, на которые покушался Артур, а не война в Европе. В итоге, Гилберт с Родерихом остались один на один. Они оба были истощены, измотаны, непримиримость Родериха и решимость вернуть Силезию во что бы то ни стало пошатнулись. И даже рожденный для битв Гилберт хотел лишь мира. Произошло еще несколько мелких стычек, видимо Родерих еще надеялся, что если не сможет победить, то хотя бы заберет часть Силезии, но Гилберт держался крепко. Затем к нему в ставку прибыли австрийские послы…

Гилберт и Родерих подписали мирный договор, ознаменовавший окончание крупнейшего военного конфликта этого века. Права Гилберта на Силезию были окончательно подтверждены, он получил еще несколько мелких территории и думал даже оставить за собой Саксонию, но потом решил не связываться с этой вздорной девкой.

Когда они ставили свои подписи на бумаге, Родерих вдруг подался вперед, склонился близко-близко к лицу Гилберта и впился в него колючим, льдистым взглядом.

— Силезия теперь твоя, радуйся, шавка! — прошипел он. — Но земель Эржебет тебе не видать, как своих ушей!

Гилберт задохнулся от бешенства.

— Дались мне ее земли! — заорал он, но Родерих лишь фыркнул и, круто развернувшись, покинул комнату.

Война закончилась.

Гилберт сидел лавке в одном из укромных местечек дворцового парка Сан-Суси и созерцал лениво плывущие по небу облака. Он победил, доказал всем, что с ним стоит считаться. Его и прусских солдат боялись и уважали по всей Европе. Его воины на своих штыках внесли его в круг великих держав, решающих судьбы мира. Теперь любой бы трижды подумал, прежде, чем напасть на Пруссию. Гилберт должен был ликовать и праздновать, но внутри была лишь пустота. Он чувствовал себя усталым и больным, точно древний старик. Все же он был воплощением своей земли: страдания народа сказывались на нем. Больше миллиона его людей погибло: солдаты пали на полях сражений, мирных жителей вырезали вражеские войска. От многих деревень остались лишь дымящиеся руины, поля были выжжены дотла или вытоптаны копытами лошадей. Многие города, в том числе любимый Гилбертом Берлин, пострадали.

Ему нечего было праздновать.

Мирный шелест листвы, легкий ветерок, медленно плывущие облака — все убаюкивало, навевало дрему. Гилберт не стал сопротивляться: он так устал за эти годы, мотаясь с армией по всей стране, сражаясь и убивая… Он закрыл глаза и провалился в сон…

Очнувшись, Гилберт сразу же почувствовал под головой что-то мягкое, а затем ощутил, как его лба касаются теплые пальцы. Ласково отводят челку, гладят.

Гилберт неспешно открыл глаза, уже зная, кого увидит.

Эржебет смотрела на него сверху вниз, в ее глазах притаилась грустинка, но улыбка была удивительно светлой.

— Ты так крепко спал, что даже не заметил, как я пришла, — обронила она, погружая пальцы в непослушные волосы Гилберта.

— Я просто очень устал, — едва слышно произнес он, сейчас разыгрывать Великого совершенно не хотелось.

А хотелось лежать у нее на коленях, ощущая легкие прикосновения ее руки. Теперь, когда Эржебет была рядом, Гилберт ощутил, как внутри что-то лопнуло, державшего его все эти семь лет напряжение вытекло, как вода из разбитого кувшина. Все-таки, пусть они с Эржебет и ссорились, пусть в их отношениях все еще не было ясности, для него она всегда была лучшим утешением. Тихой гаванью, куда его потрепанный ветрами судьбы корабль всегда мог вернуться и бросить якорь.

— Да, тебе пришлось тяжело… — шепнула Эржебет. — Отдыхай, пока есть время, Гил. Ты заслужил отдых…

Гилберт снова закрыл глаза и сквозь дрему расслышал, как Эржебет что-то тихо напевает на венгерском. Ее мягкий, грудной голос, сложенный с необычными для европейского уха звуками мадьярской речи, успокаивал, уносил прочь заботы и тревоги…

Эржебет вернулась в Вену, а Гилберта ждали труды по восстановлению страны. Вместе с Фридрихом он сделал все, чтобы вернуть людям нормальную жизнь. Через много лет его любимый король мог умереть спокойно, оставив после себя сильную страну…

Впереди было еще много испытаний. Безумие Франциска и его поход через всю Европу. Чтобы противостоять ему, Гилберту пришлось объединиться с Родерихом — впервые за века они с Эржебет сражались на одной стороне. Но Франциск и его император Наполеон, в гениальности ведения войны превзошедший Фридриха, все равно победили, отомстив Гилберту за Ройсбах. Волна наступления французов разбилась лишь о несокрушимую глыбу — Ивана Брагинского.

Европа отошла от наполеоновских войн и продолжала жить своей обычной жизнью: мелкие стычки, территориальные споры. Гилберт начал потихоньку осуществлять свою давнюю мечту: собирать немецкие земли. И в тайне продолжал воображать, как однажды у него хватит сил разгромить Родериха навсегда и освободить Эржебет.

Бонус 1. Господствующая высота

— Мы пройдем незамеченными через Кёнигсрайхвальд, окажемся перед лагерем пруссаков и развернемся для боя прежде, чем они успеют выйти на поле и построиться. — Родерих переместил на карте фигурку, призванную обозначать его армию, а затем постучал пальцем в белоснежной перчатке по черной точке на бумаге. — Также мы должны обязательно занять вот этот холм и разместить там наши орудия. Тогда мы сможем господствовать над полем боя. Байльшмидт допустил большой просчет, не обратив внимания на эту возвышенность… Что ж, он за это поплатится.

Генералы согласно кивали — план был просто идеален: мало того, что у их армии было численное превосходство, так они еще и смогут застать пруссаков врасплох. Победа гарантирована.

В пять утра Гилберт узнал о приближении неприятеля с запада. Он отдал приказ поднимать армию по тревоге, а сам вместе с Фридрихом поскакал оценить обстановку.

— Это основные силы австрияков, — произнес король, едва взглянув на двигающихся вдалеке солдат в подзорную трубу. — Они нас перехитрили…

— И заняли выгодную позицию. — Гилберт был готов локти кусать от злости и ощущения собственной глупости, глядя на холм, где разместилась австрийская батарея.

Гилберт мог сколько угодно обзывать Родериха тюфяком, но вынужден был признать, что воевать тот умел ничуть не хуже его самого.

— Ничего, сражение еще не проиграно, — пробормотал Фридрих. — У меня есть план… Главное — захватить этот холм, иначе австрийская артиллерия сведет на нет все наши потуги… Придется послать пехоту в лобовую атаку.