Кто я для тебя? (СИ) - Белицкая Марго. Страница 60
— Черт, да это же самоубийство! Австрияки расстреляют наших ребят только так! — взвился Гилберт.
— А у тебя есть другие предложения? — Король говорил подчеркнуто сухо и холодно.
Гилберт надолго замолчал.
— Нет, — наконец тихо ответил он. — Но я пойду с ними…
Напускное спокойствие мгновенно слетело с лица Фридриха.
— Совсем сдурел?! А если ты погибнешь? — выкрикнул он. — Страшно представить, что будет, если мы потеряем тебя… Пруссию… Это полный крах…
— Фриц, ты, кажется, забыл, с кем говоришь. — Гилберт ухмыльнулся. — Я — страна. И я должен быть со своими людьми до самого конца. Раз я требую от них отдать за меня жизнь, то хотя бы должен их поддержать… К тому же только страна может убить страну.
В последней фразе он слукавил, никому не было доподлинно известно, что может принести смерть воплощению государства. Но Фридриха его слова явно немного успокоили.
Нескольким эскадронам прусской кавалерии чудом удалось подняться на холм, уйдя от огня артиллерии, они разметали австрийских всадников, открывая путь пехоте.
Шесть батальонов получили приказ идти вверх по склону и атаковать австрийские пушки. Утренний туман уже рассеялся, и ничто не укрывало наступавших пруссаков.
Гилберт встал в первой шеренге, рядом с простыми солдатами. Они смотрели на него со смесью удивления, восхищения и благоговения: все-таки у него была слишком заметная внешность и даже простые вояки знали свою страну в лицо.
— Господин Пруссия, господин Пруссия с нами, — пронесся по рядам взволнованный шепот.
— Ну что, мужики, зададим австриякам жару?! — залихватски выкрикнул Гилберт, весело улыбнувшись своим людям.
— Так точно! — воскликнул молодой парень по правую руку от Гилберта, потрясая мушкетом.
А стоящий слева уже немолодой солдат с роскошными усами молча отсалютовал.
Колонна пехоты двинулась вперед…
Вскоре заговорили вражеские орудия, визгливо засвистела картечь, кося прусские ряды как жнец пшеницу. Гилберт успел заметить, как упал запомнившийся ему пожилой вояка. А ведь ему наверняка оставалось совсем немного до пенсии. Улыбчивому парню рядом снесло половину головы…
Люди падали, словно марионетки, у которых подрезали ниточки, кто-то пытался бежать назад, но большинство продолжало упорно идти вперед. А артиллерия все не замолкала.
— За мной! — надсадно взревел Гилберт, обнажая саблю.
Он побежал под шквальным огнем: одна вражеская пуля прошила плечо насквозь, другая задела ногу. Но он не останавливался, вскоре оказался у австрийской пушки и одним ударом сабли рассек одному из артиллеристов горло…
Господствующая высота была взята, и это решило исход сражения.
К полудню все было конечно — австрийские войска отступили. Но это дорого стоило…
Склон холма был усеян трупами так, что было не видно земли. Между ними медленно брела одинокая фигура: Гилберт прижимал перевязанную руку к груди и тяжело припадал на раненую ногу. Вдруг он замер возле лежащего на спине солдата. На вид ему было не больше шестнадцати, совсем еще юный — безусый мальчишка. Он смотрел в небо широко распахнутыми синими глазами и будто удивлялся, спрашивал: «А почему я умер?».
Не обращая внимания на боль в ноге, Гилберт опустился рядом с солдатом на колени и закрыл ему глаза.
— Покойся с миром, — тихо произнес он.
Гилберт Байльшмидт был рожден для войны, но в такие моменты он отчаянно мечтал о мире.
Глава 12. Почти семья. Часть 1
Эржебет направлялась в Берлин и раздумывала, сколько уже лет ездит вот так на встречи с Гилбертом. Больше двухсот. Огромный срок для человека, да и для страны не маленький. Казалось бы за это время чувства должны были угаснуть, стать чем-то настолько обыденным и скучным, что уже не вызывает трепета. Но ничего подобного не произошло. Наоборот Эржебет казалось, что с каждым днем она привязывается к Гилберту всю больше. Словно он сковывает ее невидимыми, но чудовищно прочными цепями — не разорвать, не сбежать. И это пугало ее. Потому что она прекрасно понимала: она может сколько угодно язвить, хорохориться и выказывать норов, но на самом деле она полностью принадлежит ему. Одно только слово Гилберта, и она сделает все, что он хочет. Достаточно ему поманить и она придет.
«Как верная собачка…», — зло подумала Эржебет.
А ведь что чувствует он она так и не узнала. За двести лет он ни разу не произнес три таких простых слова «Я тебя люблю». Он никогда не говорил, как она дорога ему, как важна. Да что там, от него даже самого маленького комплимента невозможно было получить. Ведь это же Гилберт. Он выше всяких сантиментов.
Хотя он всегда целовал ее так жадно, ласкал с таким жаром. Но ей все равно хотелось услышать слова. Хотелось, чтобы он сказал…
Эржебет и сама была не лучше, ведь она тоже не смогла ему признаться. Все боялась оказаться проигравшей в этом странном и глупом поединке, который они то ли вели, то ли нет.
За размышлениями Эржебет не заметила, как ее конь медленно въехал в город. Так или иначе, все ее любимые лошади запоминали дорогу к дворцу Гилберта наизусть и наверняка могли найти ее даже с закрытыми глазами. Эржебет спешилась, поднялась по ступенькам к Гилберту, который ждал ее в конце парадной лестницы. Он всегда радовался ее приездам, хоть и выражалось это лишь в потеплевшем взгляде или звучащем чуть мягче голосе. Еще он всегда брал ее за руку, словно удостоверяясь, что она живая и настоящая. Это стало уже традицией.
Но сегодня Гилберт был необычно воодушевлен, он не просто чуть сжал пальцы Эржебет в своей ладони, а стиснул их и потащил ее за собой.
— Идем скорее, Лизхен, я хочу тебя кое с кем познакомить!
Эржебет только сейчас вспомнила, что в записке с приглашением, которую Гилберт ей прислал, было написано, что он хочет ей кого-то представить.
«Интересно, кто это? Гил прямо сияет… Вряд ли речь идет о новой собаке или птице…»
Гилберт провел ее в гостиную, где Эржебет увидела мальчика лет пяти, удивительно прямо и спокойно сидящего на диване. Его пшенично-желтые волосы были аккуратно приглажены, белая рубашка идеально накрахмалена, стрелки на брюках — ровные, а начищенные до блеска ботиночки только довершали образ не по годам серьезного мальчугана. При появлении Эржебет в его ярко-голубых глазах мелькнуло любопытство, но затем он вновь поспешил принять невозмутимый вид.
— Знакомься, Лизхен, это мой младший брат Людвиг! — торжественно объявил Гилберт и добавил чуть менее пафосно, с едва уловимой нежностью в грубом голосе. — Люц, это Эржебет Хедервари, о которой я тебе рассказывал. Давай, поприветствуй ее, как я тебя учил.
«Брат? Откуда? Всего пару месяцев назад у Гила не было никакого брата».
Эржебет ошарашено уставилась на Гилберта, на ее лице застыл немой вопрос.
— Потом объясню, — почти одними губами шепнул он.
Людвиг тем временем вскочил с дивана, поклонился, явно стараясь выглядеть величаво, как взрослые.
— Рад знакомству, фройляйн Хедервари. — Церемонная фраза, произнесенная чуть дребезжащим от волнения детским голоском, звучала так мило, что Эржебет не смогла сдержать улыбку.
— Я тоже очень рада, Людвиг. Надеюсь, мы подружимся. И можешь называть меня не фройляйн, а просто Лизой.
Мальчик немного робко кивнул.
— Тетя Лиза?
Гилберт прыснул в кулак, бровь Эржебет нервно дернулась.
— Лучше «сестренка», — процедила она и бросила злобный взгляд на все еще тихо хихикающего Гилберта.
— Ладно, Люц, нам с Лизхен надо кое-что обсудить. — Гилберт постарался напустить на себя серьезность, но в глазах все же притаился веселый блеск. — Иди пока к себе в комнату.
— Хорошо. Но вы потом… — Людвиг немного замялся, слегка покраснел, — вы поиграете со мной?
— Конечно! Устроим твоим солдатикам настоящую битву при Ройсбахе! — заявил Гилберт.
Удовлетворенный его обещанием, Людвиг вышел из комнаты, аккуратно прикрыв за собой дверь.