Ты попал! (СИ) - Арсеньева Аселина. Страница 20
Даже не думал, что когда-то решусь на новые отношения. У меня же была семья — мой ребенок. И работа, на которой сначала пропадал из-за острой необходимости, а теперь меня затянуло так, что я сына вижу даже не каждый вечер.
Обязанности ректора и научная работа с постоянными конференциями в разных городах, а иногда и странах, занимают почти все свободное от сна время. Когда я начинал, думал, что все временно и скоро я стану более свободным, но оказалось, все наоборот накручивалось как снежный ком.
Частые командировки и затягивающие в ночи исследования — сделали свое дело. Время для меня летело стрелой. Я даже не успевал улавливать этапы роста сынишки, замечая лишь первый зуб, первый шаг, первое прочитанное слово. Каждый раз с удивлением поглядывал на ростомер сына, в его комнате, отметки на котором появлялись буквально скачками. А говорят чужие дети быстро растут… В то же время я понимал, что если я остановлюсь, без поддержки мы скатимся в яму. А уровень жизни сына и цель обеспечить ему нормальную возможность жить, не хуже, чем дети из полных семей, были для меня приоритетом.
Первое время, как только мы остались совсем одни, во мне жило много страхов, и один самый сильный из них — что я не справлюсь и у меня заберут Эда какие-нибудь органы опеки, а может и мои родители тому поспособствуют…
Но время шло, нас никто не трогал, я медленно становился на ноги, а сын подрастал. Страхи уходили. Но дыры в общении было все сложнее прикрыть. Тем не менее, я срывался с работы и спешил к сыну, как только заканчивал все дела. Не зная о чем с ним говорить, я каждый раз спрашивал о его делах и достижениях с нашей прошлой встречи. Случалось, что интервал был всего несколько часов, и я бывало буквально терялся, не зная, о чем нам поговорить. В раннем детстве, мне в этом помогало катание машинок туда-сюда и обсуждение игрушек.
Единственное, что нас объединяло сейчас — это утренние разминки и спорт, в дни, когда я успевал. Сын очень полюбил спортивные игры и хоть об этом мы могли перебросить парой фраз или покидать мяч. Я, безмерно любя своего ребенка, не мог найти баланс в общении и воспитании. Я так хотел воспитать его подготовленным к жизни, что бы ему на пришлось проходить мой путь. В те немногие часы, что мы проводили вместе я со временем превратился из ласкового, в очень требовательного отца. Даже сам удивлялся откуда в эти моменты во мне столько жёсткости. С какого-то момента у нас повелось — я четко говорю, а он четко выполняет. Конечно, мое воспитание давало плоды и мой ребенок растет не по годам развитым и начитанным. Но теперь я явно стал понимать, что нам не хватало той женской смягчающей связующей, способной все расставить на места.
В любом случае, сейчас сторонние разговоры нам, наверно больше даже мне, даются с трудом. Обычно в форме: я говорю, а мой ребенок кивает и односложно отвечает. Я много раз порывался рассказать сыну о Мьяне и каждый раз не решался. Даже подвести разговор слова не складывались. Я злился на себя, почему на работе-то все гладко выходит? Там даже на конференциях я как рыба в воде… А тут!!!
В итоге, после помолвки решил лично познакомить Мьяну с сыном. Тем не менее, работа брала своё и оттягивала шанс. Но зато теперь я снова начал надеяться, на счастье. Я очень хотел, чтобы Мьяна приняла моего сынишку и у них все сложилось.
Валентина Егоровна, так зовут нашу Няню, уже давно ставшей частью семьи, все это замечала и искренне считала, что только сейчас я начинаю жить. Но категорически не разделяла моего отношения к образованию и интенсивной подготовки ребенка с малых лет во взрослую жизнь. Она часто его баловала, водила по детским развлечениям, думая, что я не в курсе. А я был ей благодарен, потому что в глубине знал, что делаю всё как-то не так, но по-другому просто не умел. Взвалившаяся ответственность на работе, проблемы, достижения и переживания, годами душили все остальное в жизни, не оставляя места на анализ и исправление.
Наверно, если не кривить душой, основной виной всему была боль. Её я игнорировал годами, и пока не встретил Мьяну, я не осознал, что то, что меня беспокоило и мучило, пытаясь вырваться наружу — это боль. Боль от предательства самых близких, боязнь снова поверить. Наверно именно это стало причиной того, что все эти годы именно дома я замыкался и не находил себе места, при этом искренне пытаясь быть достойным родителем.
Когда Оксана ушла, Эду было всего два месяца. Я долго не верил, что мать способна бросить своего ребенка, мне все время казалось, что вот-вот она не выдержит разлуки и возьмётся за ум. Я ждал с надеждой увидеть её на пороге изо дня в день. Время шло неумолимо. Сын начал спрашивать о матери, как только научился говорить и стал осознавать, что у всех есть мамы и бабушки. А мы были только вдвоем.
Я, не желая ранить ребенка, и в надежде, что Оксана все же одумается, сказал, что она уехала по важным делам, и приедет домой как с ними закончит.
Время продолжало безжалостно бежать. Сын начал подрастать и наверно вперёд меня осознал, что мама не вернётся. Он сам начал говорить, что мама нас бросила. Я из нескладного почти подростка, превратился в матёрого битого жизнью бородатого мужика. А мой сын уже пошел в школу. Там появились новые вопросы. Им задали нарисовать родословную в виде дерева. Наверно у нас было бы самое куцее деревце, не решив я вписать туда хотя бы своих родителей. А вот и вопросы!
— Где они? Почему я не гощу у бабушки, как остальные дети?
Я снова стоял перед выбором. Не рассказывать же шестилетнему ребенку, что мне поставили ультиматум: или я не позорю интеллигентную семью своими связями и сдаю "нагулянный приплод", как они выразились, в детский дом; или я им больше не сын.
Конечно, я понимал, что в их глазах восемнадцатилетний пацан струсит и скинет груз ответственности, но я любил Эда. Не знаю, как объяснить, но несмотря на то, что он неуловимо напоминал мне женщину, которую я почти ненавидел, я боялся потерять сына больше, чем тех кому обязан жизнью и воспитанием. Я ушел с двухмесячным ребенком на руках.
В то время, я не представлял, что делать. Нужны были деньги. Съёмная квартира, на которую мы съехались после рождения Эда, была оплачена только на три месяца вперед, оставался один. Мне срочно нужно было найти работу, ведь необходимо было оплатить жилье и недешевые смеси, а также нанять няню на то время, пока я буду на работе. Мондраж и сожаления сейчас были неуместны, я просто четко действовал, в перерывах между пеленками, искал вакансии с оплатой побольше, но без опыта и в моем юном возрасте — я нежелательный кандидат. А неоднозначная оплата официанта, с неопределенными или неоплачиваемыми стажировками была не вариантом для меня. Пока из всего предложенного, соотношения были только в сторону автомойки. Был еще вариант, одно такси, но взяли бы меня только с личным транспортом.
Мы вместе с Эдом "пошли" в деканат, отчисляться со второго курса. Коляски у меня небыло, уже продал, чтобы закупиться питанием, поэтому я нес его на руках.
Надо отдать должное, он был довольно спокойным малышом. Как будто понимал, что папе тяжело.
Зайдя в деканат, я сразу столкнулся с деканом. Это была женщина за сорок.
— Ой, кто это у нас? Твой?
— Да.
— Можно? — Она ловко перехватила у меня сына и начала покачивать. Вовремя, мои мышцы уже неслабо ныли, от непривычного положения рук. Я не стесняясь размялся. Тут не до стеснений.
— Вот пришли отчисляться, нам подрасти нужно, потом и об учебе подумать.
— А мать? — Я пожал плечами, а потом все же добавил.
— Сказала не нужны мы ей. Одни мы.
— Знаешь, — протянула Наталья Ивановна задумчиво, а потом улыбнулась малышу. Тот ухватил ее за палец всей пятерней. — Я против терять своего лучшего на курсе студента.
— Да я и не лучший. Хотя не троечник конечно…
— Я о другом. — Она ласково нам улыбнулась. — Давай поищем выход. Пошли к ректору! — Не дожидаясь моего ответа они с Эдом пошли на выход, я поспешил за ними.