Корона кошмаров (ЛП) - Мерседес Сильвия. Страница 7

Одиль наступала. Другое оружие уже сияло в ее ладонях, копье толщиной с пояс мужчины с опасным острием. Она отправила его в полет, и копье пробило щит Айлет. Айлет бросилась на землю. Копье пробило ладонь статуи, как гвоздь, пробивший плоть и кость.

Сон дрожал вокруг Айлет, готовый растаять. Но сила в ней хватала обливис, удерживала сон, заставляя его быть прочным, заставляя каменную ладонь оставаться на месте. Айлет скользила по камню, спохватилась и вскочила. Снова пульсировал не ее инстинкт. Она взмахнула рукой перед лицом агрессивной дугой. Воздух стал сотней маленьких ножей облидита, и они полетели к Одиль. Ножи рвали ее одежду, плоть, пролетали насквозь, с их острых концов капала черная от тени кровь.

Айлет смотрела на фигуру перед собой, на раны в ее высоком худом теле. Раны были маленькими, нанесенными быстро, еще даже не начали кровоточить.

Одиль посмотрела на свое истерзанное тело, моргая. А потом посмотрела в глаза Айлет.

— Маленькая дура, — сказала она. — Ты не понимаешь? У тебя нет тут власти. Это лишь сон.

Айлет не успела защититься в этот раз. Атака ударила раньше, чем она поняла, что ее ждало. Воздух перед ней вдруг затвердел, оттолкнул ее. Она отлетела и врезалась в один из пальцев-колонн. Она попыталась ухватиться за камень, но твердый воздух и дальше толкал ее, давил ее.

Колонна пропала.

Айлет падала, кувыркаясь в небе, головой вниз, потом ногами, снова головой, руки не могли ни за что ухватиться. Полоска эйтра на лбу рассыпалась, и Айлет ощутила, как сила вытекла из ее духа, оставив ее слабой и беспомощной…

Она рухнула. Но падение было мягким, она едва ощутила его. В один миг она падала, в другой — просто лежала среди пустоты. Ее картинка пропала. Был только дух, парил в тумане обливиса.

Она не знала, сколько оставалась в таком состоянии. Время для нее потеряло значение. Но пейзаж сна медленно обрел облик. Ее разум дал ей новое тело — она ощутила, как оно появилось, обнаженное, лежало, раскинув руки, на твердой земле. Она ощущала под спиной гладкий камень. Веки были тяжелыми, и она с трудом подняла их, оказалась на отполированном монолите под идолом Одиль. Сам идол рухнул на колени, левая рука была отломана, голова — отрублена, покатилась по склону и разбила здания в городе внизу. Осталась только правая рука, отчаянно тянущаяся к небесам. Пульсирующий голубой свет сиял сверху, в ладони.

— Оромор заставит тебя поверить, что ты можешь управлять его силой.

У Айлет не было сил, чтобы сесть, повернуться, посмотреть. Она лежала под сломанным идолом, а Одиль появилась из-за обливиса, ее тяжелый шелковый подол шуршал, волочась по камню за ней. Она остановилась возле Айлет, смотрела на нее пару мгновений, а потом опустилась рядом с ней в пруду темных юбок. Айлет не нужно было смотреть, чтобы знать, что мелкие раны зажили. Их тут и не существовало.

— Это все обман, — сказала Одиль. — Искушение. Он хочет, чтобы ты нашла ее, но не тут, а в реальном мире. Он хочет, чтобы ты забрала ее до меня. Он знает, что ты моей крови. Он знает, что твое смертное тело может вытерпеть его силу. Но Оромор знает, что может управлять тобой.

Айлет поежилась. Было слишком ужасно, слишком странно лежать тут и слушать Жуткую Одиль. Ведьму-королеву, Яд Перриньона. Слышать ее спокойный голос, словно терпеливая бабушка говорила с непоседливым ребенком.

— Только одно создание может управлять Оромор, — продолжила Одиль, соединив ладони на коленях. Ее лицо было как фарфоровая маска, обливис обвел ее глаза, как аккуратно нанесенная косметика. — Это ее близнец, Иримир. Моя тень. Но даже так разница в силе между двумя такая маленькая, что малейшее изменение все разрушит. Носить корону из эйтра — это идти по границе погибели.

Айлет не хотела смотреть в те глаза. Она сопротивлялась, сколько могла, но ощущала притяжение. И она сдалась, бросила взгляд на странно знакомое лицо. Они долго разглядывали друг друга, и рот Одиль чуть дрогнул в намеке на улыбку.

— Не иди за силой Оромор, — тихо сказала она, ее тон был с упреком. — Не желай ее лжи. Корона — мое бремя, а не твое. Моя великая и ужасная судьба.

Тело Айлет онемело. Хоть это была лишь проекция, разум говорил ей, что падение сломало все ее кости, и она не могла двигаться. Она хотя бы не ощущала боли. Или ощущала, но такую сильную, что смертное восприятие не могло это выразить. Как музыка флейт эвандерианцев не была слышна смертным ушам.

Призвав остатки сил, Айлет прошептала:

— Это того стоило?

Одиль склонила голову.

— Великая и ужасная судьба… стоила смерти моей матери? И моей?

Тишина мерцала в воздухе между ними, густая, как пылинки обливиса. Одиль не отводила взгляда от глаз Айлет, не двигалась, не дышала. Но ее облик во сне будто увядал. Перемены сначала были едва заметными — кожа провисла под глазами, у рта и на тонкой шее в шрамах. Черные волосы обвисли вокруг лица, в них появились седые пряди, как вены серебра в камне.

А потом тонкие губы стали двигаться, она заговорила:

— Когда они уложили меня для казни, когда сковали мои руки и открыли мою шею для клинка, когда песнь Краван Друк слетела с моих губ и активировала чары, я хотела только смерти. Я желала ее. Больше, чем ты можешь себе представить. Я видела сила своих родных перед глазами. Я видела своих дочерей, мертвую Олену и пропавшую Олесю. Ее ждала гибель. И я хотела присоединиться к ним.

Она опустила голову. Ее волосы стали почти серебряными, спина сгорбилась, тонкие кости плеч выпирали из кожи, похожей на бумагу, как крылья.

— Но если бы я умерла… что стало бы с моим народом? С захваченными тенями, которые искали у меня защиты? Что стало бы с моим городом, убежищем, которое я создала своими руками? Многие пострадали бы. Одержимых назвали бы ведьмами, наполнили бы ядом. Рожденных с тенью привязали бы к кольям и сожгли для их спасения. Все те страдающие души без надежды и помощи. Только я предложила им спасение. Только я с силами Иримир и Оромор могла защитить Дулимуриан и защитить их. Но если это тело умрет, что тогда? Даже если дух сбежит и найдет новый носитель, я не смогу носить корону из эйтра. Нет… нет, — она покачала головой, серебряные волосы тихо шелестели, как длинные ветви ивы на ветру. — Это тело нужно было спасти. Любой ценой. Эта жизнь значила так мало для меня, но все для моего народа.

Горечь появилась во рту Айлет. Она скривила губы, ноздри раздувались.

— Чтобы твое проклятие работало, тебе нужно было защитить себя. Ты не могла позволить моей матери жить. Или мне.

Одиль подняла голову, волосы сдвинулись, и она снова посмотрела на Айлет.

— Верно. Я послала своих Алых дьяволов убить вас обеих после твоего рождения. Только так я могла убедиться, что Краван Друк поддержит меня. Но Олеся… моя храбрая и красивая дочь сбежала с тобой на руках.

Она притихла на миг, губы дрожали. А потом слова сорвались с них, как искры костра в ночи:

— Когда они отрубили мою голову, когда сожгли меня и осквернили мое смертное тело, я думала о тебе и твоей матери. Когда они опустили меня на ту холодную плиту в черной гробнице, я снова и снова видела ваши лица. Мои дорогие. Мои любимые. Я надеялась, что вы обе выжили, что мои планы не сработали. Я надеялась, что ты вернешься и убьешь меня раз и навсегда.

Ее лицо выразило такую смертную боль, любовь и тоску, что душа Айлет с болью дрогнула в ответ. Она знала, что должна была ощущать только ужас при виде этого лица. Но… теперь в ее голове были знания. Картинки истории, которой с ней поделилась Одиль. Воспоминания о победах и поражениях. Она снова видела юную венатрикс на коленях посреди пепла, кричащую, рыдающую и зарывающуюся лицом и ладонями в холодный пепел, пока она вся не стала серой, как призрак.

Айлет покачала головой и зажмурилась.

— Немного поздно для сомнений, не думаешь?

Одиль не сразу ответила:

— Я видела ладонь Богини надо мной. Я была могущественной, но не божеством. Я не была вечной. Я видела, как Она подняла свое орудие, чтобы сбросить меня. Своего Избранного короля. Обещанного спасителя. И я спросила себя: «Я опущу голову на плаху? Я поддамся неизбежному?».