Корона кошмаров (ЛП) - Мерседес Сильвия. Страница 8

Хоть Айлет пыталась подавлять желание, она открыла глаза и поймала взгляд королевы. Ее манили эмоции души Одиль.

— Я нашла ответ. И я поступила так, — сказала с горечью Одиль, а потом ее голос стал таким нежным, что растопил бы самое твердое сердце. — У меня было много лет, дитя, чтобы обдумать, сделала ли я правильный выбор. Много лет боли… и сожалений.

Айлет не могла говорить. Слова будто засохли в горле. Она могла лишь смотреть в черные, как ночь, глаза и ощущать связь между ними. Связь была сильнее любой духовной связи между смертным духом и тенью. Связь кровного родства, какую она еще не ощущала.

Нет… это не было правдой…

Разум показал ей картинки ее братьев-волков и сестер-волчиц. Ее мать в теле волчицы. Она снова ощутила сходство с ними, хоть ее смертное тело отличалось от их тел. Она не понимала разницы тогда, будучи ребенком. Даже сейчас, оглядываясь на вернувшиеся воспоминания, она едва замечала это.

Это была семья. Там она ощущала свое место. Не так, как с Холлис, которая взяла ее, только чтобы управлять ею, врать ей. Не как с Орденом, который использовал ее и бросил, когда ее уже не могли использовать. Тут было ее место, как рожденной с тенью. Тут был зов крови.

Она принадлежала Одиль. А Одиль принадлежала ей.

Дух Айлет брыкался. Протест рос в сердце, давил все сильнее, пока не вырвался из ее рта визгом:

— Нет! — закричала она, а потом снова и снова. — Нет! Нет! Нет!

Ментальная проекция ее тела пропала, растаяла, и остался только дух. Ее не ограничивали плоть и кость, она устремилась в небо, полное обливиса, унеслась во тьму, в забвение. Только бы сбежать от той связи, которой она боялась больше всего в жизни. Больше, чем монстров, на которых охотилась. Больше, чем костра эвандерианцев. Больше, чем вечности в Прибежище. Она не могла быть привязана. Она должна была сбежать…

* * *

Вес смертности обрушился на нее, ее дух вернулся в тело. Она сидела миг в темноте в своей голове. А потом открыла глаза и посмотрела на высокие деревья Ведьминого леса вокруг нее.

Она проснулась.

ГЛАВА 5

Тьма ревела вокруг него. Но через миг он вдохнул прохладный чистый воздух.

Еще через миг он оказался во тьме снова, в хаосе таком шумном, таком тяжелом, таком жарком, что даже миг был адом. Но миг прошел, и он снова вдохнул, в этот раз — грязный воздух Ведьминого леса. Пять раз он менял миры, каждый раз это было слишком быстро, чтобы осознать, он словно просто моргал.

Путешествие закончилось резко, как и началось. Каждая клетка его тела была напряжена, словно сердце, кровь, конечности и душа были готовы разорваться на тысячу кусочков.

Герард рухнул в грязь Ведьминого леса, вытянув руки, согнув ноги, лицо было повернуто, чтобы он мог дышать, не глотая слизь и гниль. Он лежал, словно сломанный, ничего не видел, кроме пляшущих лучей света на пылающих глазах. Его уши не слышали ничего, кроме какофонии тишины и криков, которые не совпадали с его пониманием. Его ощущения были живыми, опаленными болью, он не мог осознавать мир вокруг него.

Он не знал, как долго оставался в таком состоянии, пока не начал хоть немного приходить в себя. Казалось, его разум собрал все, что пережил, и запер в глубоком темном месте, где он не мог это видеть и помнить. Он стал оживать. Сначала ощутил боль в теле, словно его снова и снова толкали в стену. Потом он ощутил вонь гнилой почвы под ним, достаточно сильную, чтобы его желудок сжался, а горло сдавило от желчи.

А потом его уши стали слышать. И он уловил голос:

— Нет! Нет, нет, нет, я не дам тебе навредить ему!

Он поднял голову. Земля шлепнула, когда его щека высвободилась, грязь осталась на лице и шее, стекала по груди, пока он поднимался на колени. Боль пронзила плечи и спину, но ничего не было сломано. Он осторожно повернулся к голосу, который стал стоном без слов.

В нескольких ярдах от него Фантомная ведьма сидела на коленях спиной к нему. Он заметил ее через туман обливиса, ее золотые волосы выделялись во мраке, хоть они и были спутанными и грязными. Она сидела на коленях у дерева, сжимала ствол, ее ладони рвали кору и гнилое дерево. Смола текла из ран, катилась по ее пальцам и рукам.

Герард смотрел на те белые плечи — плечи Лизель, когда-то нежные и округлые, а теперь в красных линиях, словно она царапала их, пытаясь оторвать что-то невидимое от плеч. Она содрогалась от рыданий и дыхания. Казалось, она не замечала Герарда, а он встал на ноги и, шатаясь, подошел к ней сзади.

Он остановился на расстоянии вытянутой руки с неуверенностью. У него не было оружия — его меч остался, когда ведьма утащила его в другое измерение. Но даже с оружием он не смог бы навредить ей. Он снова услышал тот голос от нее.

— Фейлин? — тихо сказал он.

Она напряглась. А потом медленно повернулась и посмотрела на него, ее лицо было оскалом, выражение было чудовищным. Он невольно отпрянул на шаг, его сердце билось в горле. Но в следующий миг ее лицо вытянулось, выражение растаяло, другой дух бился за власть. Она обмякла, голова опустилась, руки сжали дерево.

— Фейлин, — сказал Герард и опустился рядом с ней. Он протянул руку, замер и взял ее за руку.

Ее тело дернулось от его прикосновения. Но ее пальцы переплели его пальцы, и она повернулась к нему, в глазах были слезы.

— Герард! — закричала она и прижалась к его груди.

Он притянул ее к себе, пока она рыдала. Он старался не думать о том, как просто она могла утащить его в Прибежище, и как быстро он мог умереть, и как он не смог бы даже помешать этому. Он старался думать только о Фейлин… Он любил ее раньше. Веселую Фейлин со смехом, похожим на звон колокольчика. Она могла танцевать ночь напролет, как цветок, кружащийся с весенним ветром. Фейлин… была его невестой. Он держал в руках не тело Фейлин, но ощущал ее душу внутри. Он узнал бы ее всюду, каким бы ни был ее облик.

Она перестала плакать. Она просто сжималась, держась за его рубашку, прижимаясь головой к его сердцу, как ребенок, который нуждался в утешении. Он держал ее, прижимался щекой к ее макушке, нежно сжимая руками, словно, если бы он держал ее близко и достаточно крепко, он мог еще спасти ее.

Но спасение было невозможным. Они оба знали это. И они просто сидели, тихие и испуганные, держались за то, что осталось между ними. Его тело дрожало. Кошмар, который он только что пережил, и яд в легких сделали его слабее, таким он еще никогда не был. И под этой слабостью его сердце колотилось, просило шевелиться, спешить к судьбе. Пока не поздно. Но он подавил те желания. Не было судьбы, видения, пророчества. Не в этот миг. В этот короткий миг была только Фейлин. И он был в этом миге с Фейлин.

Наконец, она отодвинулась и посмотрела в его глаза. Черты Лизель исказились, душа Фейлин смотрела из слезящихся глаз.

— Серина? — тихо спросила она.

Его горло сжалось с болью. Он видел перед глазами то белое неподвижное лицо на подушке, где он оставил ее. Такую холодную, хрупкую… недавно сломленную проклятием, с которым она не могла бороться.

— Она жива, — сказал он. Была жива пару часов назад, когда Террин встретился с ней в Дюнлоке. Он не знал, что стало потом с ней и всем замком. Словно убеждая себя, он повторил. — Она жива.

— Хорошо, — Фейлин кивнула, опустила подбородок к груди. Кудри Лизель упали по бокам ее лица. — Я… не хочу убивать ее, Герард. Не хочу.

— Знаю, — Герард нежно коснулся ее щеки. Все ее тело дрожало под его пальцами, и его душу сдавила печаль. Он хотел спросить ее о Террине. Он хотел спросить, что Фантомная ведьма сделала с его братом. Но он боялся ответа, не смог заставить себя произнести слова.

— Я… не знаю, смогу ли держаться дольше, — прошептала она. — Я так… устала. Так мало сил. Они сильнее меня. И злее.