Вольноопределяющийся (СИ) - Сухов Александр Евгеньевич. Страница 36

А я и не переживаю, поскольку с точки зрения военных уставов, кругом прав, а если некоторым зазнайкам на армейские законы положить, таки это уже не моя забота, пусть вышестоящее начальство прикладывает их фейсами оф тейбл.

— Ну что, бойцы, перебздели?! — задал риторический вопрос своим подчиненным по прибытии на стрельбище.

— Есть чуток, господин подпрапорщик, — озвучил общее мнение сержант Суржиков, — думали полный и окончательный пиз… ну, короче расформируют нас и раскидают по ротам.

— Не, братцы, супротив устава в армии даже сам Государь Император не пойдет. Сказано, оружие посторонним лицам в руки не давать, значит, не даем. Зарубите себе на носу. Если что, то только мне, если потребую. Всем прочим: командиру полка, дивизии или самому Верховному Главнокомандующему, то есть царю-батюшке можно, но исключительно через меня. Усвоили?!

— Так точно, господин подпрапорщик! — в один голос гаркнули мои чудо-богатыри.

По возвращении взвода в расположение за мной примчался, высунув язык, личный ординарец комполка Степан Краснобаев.

— Воронцов… это, к его высокоблагородию срочно!

— Ну что же ты так, Андрей Драгомирович, представителя уважаемого дворянского рода мордой да в говно?

— Дык я не хотел, — я прикинулся валенком, — оне сами начали.

— Ты мне Ваньку тут не валяй, подпрапорщик! Скажи спасибо, что рядом оказался Владимир Харитонович (это он про полковника Егерева), худо бы тебе пришлось, братец.

— Ваше высокоблагородие! — тут уж я не смог удержать эмоций, — мало того, что капитан Звягинцев хотел отобрать личное оружие у моего подчиненного, он пытался отправить меня на гауптвахту. Ни на то, ни на другое действие он не имел никаких прав. Так скажите, в чем, собственно, заключается моя вина?

— Формально вины за тобой никакой, но я бы на твоем месте опасался заводить таких недоброжелателей как капитан Звягинцев. Поговаривают, ужасно мстительный типус. Благо волею Прокопия Митрофановича капитан получил назначение командира батальона не в наш полк. Ладно, свободен, и еще раз хочу предупредить, Воронцов, больше так не делай.

Мне оставалось лишь взять под козырек. Уточнять конкретно, что именно мне не делать не стал — не хватало еще вводит в смущение и во гнев своего непосредственного командира. Благо капитан не в нашем полку, нехай себе командует своим батальоном, вряд ли попытается на меня наехать в открытую, а если доведется столкнуться на узкой дорожке один на один, так я за его никчемную жизнь ломаного гроша не поставлю, раздавлю как клопа вонючего. Ух, как я зол!

[1] Точное цитирование афоризма Суворова: «Тяжело в учении — легко в походе! Легко в учении — тяжело в походе!».

Глава 11

Мы в России девушек весенних

На цепи не держим, как собак,

Поцелуям учимся без денег,

Без кинжальных хитростей и драк.

Ну, а этой за движенья стана,

Что лицом похожа на зарю,

Подарю я шаль из Хороссана

И ковер ширазский подарю.

С. А. Есенин.

— Вот ты, Тигран, что будешь делать, когда станешь богатым и водить караваны с контрабандным товаром через границу не будет нужды?

— Когда это случится, мой дорогой Парвиз, я буду уже старым и больным. Если удача мне не изменит, к тому времени у меня будет свой большой дом с садом любящая жена, куча детишек и внуков. Я буду сидеть за столиком под раскидистой шелковицей, кушать долма, сыр чанах, лаваш, запивать все это легким белым вином, смотреть как из-за гор появляется светлый солнечный лик и начинается новый день.

Если бы какой-нибудь путник случайно оказался на сокрытой от взгляда постороннего человека лесной поляне, расположенной в стороне от узкой горной тропы, он увидел бы довольно странную картину. У небольшого костерка с подвешенным над ним казаном с готовящимся в нем пловом расположились на кошмах два совершенно разных человека.

Первый, Тигран Мелик-Гайказян армянин двадцати пяти лет отроду. Толстый низкорослый мужчина с выдающимся носом, круглым лицом густо заросшим черным курчавым волосом и большими темными глазами навыкате, мечтательно глядящими на мир. На нем подпоясанные кожаным ремнем штаны, светлая рубаха из грубого домотканого холста и традиционный армянский архалук темно-серого цвета. Обут в мягкие сафьяновые сапожки со шнуровкой, на толстой подошве из грубой воловьей кожи.

Второй мужчина Парвиз Голбахар перс ровесник Тиграна, но по внешнему виду полная его противоположность. Высок, сухощав, при этом жилист и вынослив, по его собственному утверждению, «как десять ишаков». Одет в шаровары неопределенного цвета, пестрый халат на голое тело, подпоясанный широким шелковым поясом на голове темно-синяя чалма. На ногах такие же сапожки со шнуровкой как у коллеги по бизнесу.

У каждого на поясе по револьверу в кобуре, в сторонке на траве лежат заряженные автоматические карабины. Горы, место дикое и опасное, здесь огнестрел под рукой — вещь жизненно необходимая. Помимо дикого зверья можно запросто нарваться на злого и жадного человека, готового отобрать у контрабандиста всё честно нажитое.

Тигран плохо говорил на фарси, Парвиз армянского вовсе не понимал, поэтому общались на языке ненавистных обоим приятелям османов. Вообще-то странная, на первый взгляд, компания — мусульманин и христианин. Однако в жизни всякое бывает. Главное, чтобы людей объединялаобщая цель, при этом они друг другу доверяли и могли полностью положиться на компаньона, как на себя, особенно, когда дело касается вещей, связанных с риском для жизни. Эти двое уже не первый раз ходят по звериным тропам с дорогущим товаром, минуя погранзаставы и таможенные посты. Они не единожды побывали в серьезных переделках и вполне убедились в надежности друг друга. А то, что один молится Аллаху, другой — христианскому богу, не проблема, у каждого свои заморочки в голове.

Итак двое молодых парней, промышляющих контрабандой устроились на ночной привал на расстоянии дневного перехода от небольшого городка Джебраил, что в Нагорном Карабахе. Там на промежуточной базе их ожидает настоящий отдых с хорошей едой, баней и гуриями, готовыми одарить усталого путника любовью и лаской. И все это за вполне разумную цену. У кромки леса на густой траве пасется дюжина расседланных стреноженных ослов. Переметные сумы с контрабандным китайским шелком, серебряными чеканными блюдами хорезмских мастеров и еще с кое-каким весьма дорогостоящим товаром стояли неподалеку от костра под бдительным присмотром своих владельцев.

Сегодня наши друзья решили не экономить на еде и устроить праздник живота в виде казана вкусного плова из красного китайского риса коджи, нежного мяса молодого барашка, ярко оранжевой ленкоранской моркови, трех огромных репчатых луковиц, выращенных в междуречье Тигра и Евфрата, с добавкой дорогущих индийских специй, пяти крупных головок чеснока, и всё это на курдючном жире с добавлением хлопкового масла. Вах, вах! Пальчики оближешь. А запах! Аромат практически готового лакомства густо разливался по лесной поляне.

— А ты поэт Тигран, — иранец устремил мечтательный взор на окрашенную закатными лучами солнца в розовое вершину довольно высокой горы. — Я бы тоже не отказался иметь собственный домик с садом где-нибудь неподалеку от Тегерана в предгорьях Эльбурса, и чтобы три жены, как полагается правоверному мусульманину, ну и все прочее. Но для этого нам с тобой еще очень и очень далеко.

— Ха, три жены, Парвиз! Не многовато ли для одного мужчины? Мой горячо любимый папенька еле-еле справлялся с моей матушкой, Царствие им обоим Небесное! — истово перекрестился молодой человек.

— Вы гяуры ничего не понимаете в семейной жизни, — перс с явным превосходством посмотрел на товарища. — Назначил одну жену старшей, та следит за порядком в гареме. Не справилась, назначил командовать другую. Тут политика, похлеще, чем между государствами. Когда жены делят власть в гареме, им не до мужа.