Вольноопределяющийся (СИ) - Сухов Александр Евгеньевич. Страница 37

— Да ладно! Теоретик семейной жизни! А ну, как объединятся супротив супруга? Впрочем, все это ерунда, спокойная семейная жизнь, брат, нам с тобой еще не скоро светит. Даст Господь через седмицу будем стоять рядом на главном рынке Эривани и поносить друг друга последними словами, при этом я за аршин шелка буду драть пять дирхамов серебром, а ты за три торговать. Меня станут называть плохим армянином, а ты у нас будешь хорошим муслимом. Ха-ха! И никому невдомек, что торгуем-то мы с тобой в один карман.

— Это ты, конечно, здорово придумал, хатроумный армяшка. Раньше почти месяц торчали на рынке, стараясь сбыть товар с рук, теперь в неделю укладываемся. Правильно, что с оптовиками связываться не стали.

— Ага, если бы не мои армянские ум и прозорливость, эти жадные твари ободрали бы нас как липку. А так сам привез товар, сам же его реализовал за нормальную цену. Кстати, мне обещал один русский купец к следующему нашему приходу подогнать партию ручных дамских зеркал, а еще стеклярусов и шариков разноцветных для бус прямиком из Гусь-Хрустального. Продадим в Тегеране, пятерную выгоду поимеем, я смотрел, сравнивал цены. Ты как, не против?

Ответить персиянин не успел. В шаге от костра, словно из ниоткуда, материализовался какой-то мужчина, высокий и худющий (куда там Парвизу), взгляд водянистых глаз пустой, будто принадлежит сумасшедшему. Единственной его одеждой были основательно изодранные штаны, ноги босы. Даже в сумерках несложно разглядеть многочисленные шрамы по всему телу. Особо бросалось в глаза изуродованное рубцами лицо под всклокоченной сивой бородищей в обрамлении седой косматой шевелюры.

Внезапное явление диковатого незнакомца буквально обескуражило товарищей. Справедливости ради стоит отметить, что растерянность эта продолжалась недолго. Руки сами потянулись к оружию. Однако не успели револьверы покинуть свои кобуры, как загадочный визитер одной рукой схватил казан прямо с костра, другой что-то кинул на кошму перед толстяком и тут же, будто облако, истаял вместе со своим трофеем на глазах ошарашенных парней.

— Забеэль! Шайтан! — выругался по-арабски перс.

— Гётферан! Клирес цецес! — не менее эмоционально поддержал товарища его армянский коллега. — И что мы кушать сегодня будем?! Такой плов унес! Точно шайтан! Вай, вай, вай!

— Тигран, он там тебе что-то кинул под бок, в темноте плохо видно.

Парень повел рукой по кошме рядом с собой, нащупал брошенный предмет и поднес к глазам. Он мгновенно понял, что ему оставили взамен утащенного казана. Трясущимися пальцами он расстегнул хитроумную застежку плотно набитого кожаного кошелька. В следующий момент оттуда на походную кошму не первой свежести пролился дождь из английских банкнот, каждая достоинством сто фунтов, помимо бумажных денег из недр кошелька выпало не менее полусотни желтоватых кружков, номиналом в сто турецких курушей каждый.

— Парвиз, кажется, нам с тобой больше нет нужды таскаться по горам с риском для жизни. Наконец у нас появятся собственные дома, да такие, о которых мы и мечтать не могли. Столько денег нам за всю жизнь не заработать. Да простит меня добрый джин, за нехорошие слова, брошенные сгоряча в его адрес! Пусть Господь будет к нему добр и не менее щедр, чем он к нам! Посмотри, друг, что там у нас в мешках из еды, не оставаться же голодными на сон грядущий.

***

Несмотря на то, что прошедший день из-за случая на стрельбище оказался для меня не самым приятным я не упустил возможности после отбоя отправиться в самовольную отлучку в станицу Зареченскую, что широко раскинулась вдоль одного из пойменных рукавов дельты Волги примерно в трех верстах от расположения взвода. Там меня с нетерпением поджидала красавица Вероника дочка тамошнего атамана казачьего полковника Заболотнова.

С ней познакомился во время второго набега на станицу с целью закупки харчей. Представьте, я и двое моих бойцов топаем по улице, а навстречу выплывает эдакое чудо с фигуркой на загляденье. А когда сблизились, я и вовсе сомлел от вида восхитительного личика в обрамлении увязанных в толстую тугую косу до пояса золотистых волос, этих чертовых изумрудных глазищ, слегка вздернутого носика, прелестного ротика с пухлыми алыми губками и пары ровных рядов жемчужных зубов безупречной формы.

Сопровождавшие меня парни при виде пустых ведер, висящих на коромысле, в ужасе ломанулись в стороны (реальности хоть и разные, но предрассудки одинаковые), а мне по барабану, плевать на всякие глупости насчет баб с пустыми ведрами. Стою столбом, периодически зыркаю, то на симпатичную мордашку, то на четвертый размер, выпирающих из-под сорочки двух полусфер, то на стройные ножки в стильных туфельках, выглядывающие из-под юбки до колена и млею.

Представьте, от охватившего меня волнения не очень помню, как познакомились. Будто помутнение накатило. Пришел в себя лишь после того, как сделал предложение Веронике встретиться вечером после отбоя. К своему удивлению и непередаваемой радости, отказа не получил. Теперь время от времени тайно с ней встречаемся.

Вот и сегодня меня оповестили запиской, доставленной каким-то шустрым деревенским пацанчиком, о том что меня ждут с нетерпением в условленном месте. Парню выдал гривенник и отпустил с богом. Отлично, должно же быть что-то хорошее в жизни человека после пережитых неприятностей.

Звездная ночь, знакомый сеновал на отшибе станицы, жаркие объятия восхитительной красавицы, томные вздохи и едва сдерживаемые охи. Что еще нужно суровому солдату, не знающему слов любви, для душевного успокоения? Шучу, конечно, приятных слов я её наговорил вагон и маленькую тележку. Попробуй не скажи, что она самая красивая, самая горячая, самая желанная на свете — сразу в глаз прилетит. Казачки они такие, я бы сказал, брутальные. Зато в постели нежны и охочи до разного рода приятных экспериментов.

— И кто ж тебя такому научил, гаденыш ты эдакий?! — Выпустив из ротика головку моего члена, выдала Вероника. В разговоре она заметно смягчала «г» на южно-русский манер, поэтому «гаденыш» у нее получался едва ли не «хаденыш».

Убедившись в том, что ее потуги на ниве оральной стимуляции привели к ожидаемому результату, радостно заулыбалась и ловко взгромоздилась сверху на мою восставшую крайнюю плоть. Любит доминировать. Я не возражаю, мне так удобнее ласкать её упругую будто с силиконовыми имплантатами грудь и вообще смотреть приятно, как входит и выходит, иногда из-за её слишком интенсивных прыжков выскакивает. Ничего, дело поправимое, то есть вправляемое.

Наконец девушка вскрикнула, я также оказался на пике блаженства. Кончили одновременно. Рухнувшую на меня обессиленную Веронику еще какое-то время сотрясало в сладостных спазмах, меня тоже основательно лихорадило. Гармония, черт побери.

— Ты прелесть, — сказал я, целуя казачку в губы.

Вероника скатилась с меня и легла рядом на принесенное из дому одеяло. Прижавшись к моему телу своими пышными грудями и возложив ногу мне на живот, девчонка хлюпнула носиком:

— Говорят вас через три дня на войну отправляют. — Во блин, режим секретности, называется, я не знаю толком ничего, а гражданское население уже в курсе.

— Откуда сведения?

— Папенька разговаривал с хорунжим Дятловым, я случайно подслушала. Приказал в пятницу всем рыбакам на промысел не выходить, будут вас морем переправлять на Апшерон.

Ну точно, болтун находка не только для шпиона, но и для родной дочурки. Впрочем, второе, хоть и нежелательно, но вполне простительно.

— Понятно, значит скоро поплывем.

— Дурень, — укорила меня девушка, — плавает какашка, моряк ходит.

— Ну ты ж у нас рыбачка, тебе лучше знать, что плавает, что ходит.

За свою в общем-то незлую шутку получил крепким кулачком по ребрам.

— А ты после войны меня заберешь отсюда? — Нежно ластясь ко мне всем своим аппетитным телом спросила девушки.

— Если не убьют до смерти, непременно заберу. Увезу тебя в глухую деревню, построю там дом и буду держать взаперти, чтобы такую красоту не сглазили всякие мужики и не скрали заезжие дворянчики.