Парадокс Севера (СИ) - Побединская Виктория. Страница 65
Я помнил, как еще пару месяцев назад, задирая подбородок, Диана упрямо глядела мне прямо в глаза с высоты своего очаровательно-невысокого роста. Каждый раз по-детски поражаясь простым жестам, вроде открываемой перед ней двери или руке, которую я подавал, помогая выйти из машины. Хотя я сам до конца не был уверен, что это не она помогала мне, выводя за собой в какую-то иную жизнь, раскрашенную самыми яркими красками.
А теперь, хотелось смотреть на нее, не отрываясь. Касаться. Чувствовать, как в руках выгибается, подставляя нежную кожу под поцелуи. Такие, что с ума сводят.
Вот же черт!
Закрыв глаза, я едва не рассмеялся.
Разве такое хоть раз было, чтоб так накрывало от одного лишь поцелуя? Разве такое вообще нормально?
Усмехнувшись, я покачал головой. Вдруг раздался звонок в дверь.
И кого принесло первого января? Соседские гости ошиблись дверью? Уборщица забыла что-то?
Но на пороге стояла Адель. Одетая в вязаный свитер и джинсы, с перекинутой через локоть курткой, даже в настолько непривычно простых вещах, она выглядела как дорогая картина, случайно оставленная кем-то в чьей-то чужой парадной.
В ее руке были зажаты ключи от квартиры.
— Я не стала открывать сама.
Она подождала пару секунд в нерешительности, молча глядя мне в глаза, так знакомо, правильно, а потом произнесла:
— Вик, хватит. Поиграли и достаточно. Ты и сам лучше меня знаешь, что у нас нет выбора.
И я распахнул дверь шире, впуская ее внутрь:
— Проходи.
Глава 53 - Журавли и синицы
Прислонившись лбом к стеклу автобуса, я наблюдала за проносящимися вдоль дороги домиками родной деревни. Виктор оставил деньги на такси, но я решила его добротой не пользоваться. Этот жест казался отчего-то расточительностью.
Погруженная в собственные мысли я выдохнула, на стекле осталось белое облако, на котором, как в детстве, я нарисовала пальцем сердечко. Спустя пару секунд оно исчезло, еще больше заставляя гадать, не исчезнет ли точно также то, промелькнувшее между нами вчера притяжение?
В голову лезли мысли, одна волнительнее другой. Бабушкина болезнь, больница с ее белыми стенами, помощь Виктора и конечно финальная нота этого безумного нового года — поцелуй. Первый и последующие. Значат ли они что-то? Изменятся ли наши отношения теперь? А вдруг, все случившееся не более чем мимолетная слабость? Вспышка? Порыв?
Мое беспокойство было глупым, но я не могла от него избавиться.
«Надо поговорить», — написал утром Виктор, но о чем конкретно, уточнять не стал. Он вообще писал мало. Сухо и скупо. И хотя я знала, он не из тех, кто заваливает девушку сердечками и романтичными признаниями, несмотря на это к моменту возвращения в академию, успела накрутить себя до такой степени, что боялась предстоящей встречи сильнее, чем региональных соревнований.
Стоило пересечь порог академии, от Пашки пришло сообщение:
«Ты и я, в двенадцать. На нашем месте в кафетерии. Что думаешь?».
Надо бы рассказать ему, что возможно в нашей дружбе теперь все изменится.
«Ок, — написала я. — Если придёшь раньше, закажи мне капучино с корицей»
«Договорились».
Мы вышли с разных концов коридора одновременно, друг другу навстречу, улыбаясь и поздравляя с новым годом!
— Как бабуля? — спросил Пашка, закинув руку на мои плечи. Признаться, я больше не шарахалась объятий с ним. После недели, проведенной с Виктором, этот блок на прикосновения начал таять. Да и Пашка уже не был чужим.
— Она в порядке, — улыбнулась я. — В первый же день после возвращения, принялась за уборку. Заставила меня перемыть все советские хрустальные люстры и начистить столовое серебро. Кажется, готовит мне приданое.
— А есть повод?
— Ну, как она говорит, если уж твой характер никто не вынесет, то может хоть на серебро позарятся.
Мы дружно рассмеялись.
В кафетерии было многолюдно, несмотря на праздники. Встав в хвост очереди, я оглянулась по сторонам, пытаясь отыскать глазами другие, светло-серые. Потому что точно знала, он здесь.
— Знаешь, я рассказал о случившемся маме. О том, как ты помогла мне, — сказал Пашка. — Ты на самом деле спасла меня, Ди.
Я похлопала его по плечу.
— Даже самые лучшие люди иногда оступаются. Так что не нужно благодарности. Просто больше не влипай никуда, ладно?
— Да, конечно, — кивнул он. — Знаю, это возможно преждевременно… Но мама очень хотела с тобой познакомиться.
Пашка продолжал что-то тараторить над ухом. Но я уже не слышала.
Потому что в глубине зала, за привычным столом у окна, в центре, заметила того, кого искала все утро взглядом.
На нем была слегка свободная белая рубашка, которая ему очень шла. Рукава чуть подвернуты, за запястье блестели часы. Рядом, примостившись у подоконника, о чем-то увлеченно рассказывал Макс. Кто-то подошел к ним поздороваться. Север повернулся, и мы встретились взглядами.
Вокруг как обычно толкотня. Смех, гомон.
Одними губами он произнес «Привет».
И не осталось никого. Только мы двое.
И пусть взгляд Севера такой, что все вокруг должно инеем покрыться. Коркой льда. Я знала, что внутри горит огонь.
А потом он улыбнулся. Незаметно, уголком губ. И сердце подпрыгнуло в груди.
Вот только сердце не знало, что в ту же секунду оно упадет и разобьется. Компания парней, закрывающая стол Севера отошла, я увидела, рядом с ним Адель. Как и всегда, она держала его за руку. И только тогда я поняла, что было написано на лице парня. Извинение. Жалость. Неловкость.
Он и не собирался ее бросать. Король и Королева по-прежнему вместе.
Я едва не задохнулась.
«Надо поговорить».
Еще вчера я так упрямо верила, что в жизни бывает по-другому. Но нет, увы. Каждый получает лишь то, что отсыпано ему Вселенной. Правда у одних в небе окно размером с дирижабль, а у кого-то лишь приоткрытая форточка. Таким действительно стоит довольствоваться лаконичным: «Лучше синица в руках…».
Народная мудрость та еще стерва.
Пашка болтал фоном, Адель опустила голову Виктору на плечо. Ситуация складывалась деталь за деталью. Как мозаика. Безжалостно расставляя всех на свои места.
«Лучшие достаются лучшим. Разве ты забыла?»
— Ди, ты слышишь? Ты согласна?
В голове вдруг стало пусто. В горле сухо. А внутри, в сердце — больно настолько, что я боялась даже вдохнуть. Прошло два дня, но облизнув губы, я все еще чувствовала вкус детского шампанского, лимона, мяты и самого большого в жизни разочарования.
Захотелось отвернуться, опустить взгляд, но я продолжала стоять на месте, словно статуя, неотрывно глядя как Виктор, обернувшись, дарит окружающим одну из своих редких улыбок, хотя глаза его не улыбались.
А ведь на какое-то мгновение я действительно поверила в искренность его слов. Только все, что случилось, произошло в иной жизни. Здесь же, в Карточной Долине пешке никогда не стать королевой, давно стоило запомнить.
Я подняла глаза. Паша, улыбаясь, ожидал ответа.
— Что? — переспросила я. — Что ты говорил?
— Говорю, идем вечером ко мне. Познакомлю с мамой.
Голова к этому моменту раскалывалась до такой степени, что его дальнейший бубнеж фоном я уже не слышала. Мне просто хотелось убраться отсюда подальше. Уйти и не возвращаться.
— Ну так что? Это значит да?
Я кивнула.
— Отлично! Зайду за тобой после тренировки! Через час.
Я зажмурилась, почувствовав, как чужие губы поцеловали в висок. Слишком грубые и горячие.
И снова не те.
Север.
Пять букв, которые могут разрушить жизнь и разбить сердце.
По одной из многочисленных теорий моей бабушки, люди делятся на два типа: тех, кто разбивает сердца, и тех, кому их разбивают. Угадайте, к которому отношусь я?
Вернувшись в свою комнату, я опустилась на кровать. На спинке стула висел пуловер Севера. Тот самый, что он забыл у меня дома. Сначала я хотела запихнуть его в шкаф, с глаз долой, но потом поняла, что все мои вещи станут пахнуть как он. А этого я уже не вынесу.