Кровь над короной (СИ) - Романов Герман Иванович. Страница 13

— А ежели мы суд над убийцами Петра проведем показательный, перед всеми послами иностранными. И на процессе докажем, что его задушили по ее приказу — сладко ей станет в Голштинии? И что голштинские гвардейцы потонули по ее тайному приказу дать им непригодные суда? Простят ли ей это? Или изгонят прочь?!

— С изгнанием ей еще повезет, — усмехнулся Миних, — скорее всего, от регентства отрешат в пользу дяди мужа ее, а саму заточат в крепость навечно, в самую темную камеру. А ты хорошо придумал, государь, такая месть для нее гораздо страшнее, чем убийц в Киль послать. Впрочем, она предусмотрительна и успеет к твоему кузену Фридриху сбежать вовремя — тот ей замок для проживания выделить может.

— Вкусивши власти, как ты сказал, и в затворничество? И как ей там будет, — Иван Антонович усмехнулся.

— Что ты удумал, государь? По глазам твоим вижу, что мыслишь о чем то злорадном? Расскажи мне, может, что и присоветую.

— Предложу ей мир! Баба она умнейшая, многие этого не понимают, а я нутром чую, — Никритин пожал плечами — не рассказывать же Миниху про решения этой женщины, ставшие историческими. Которую, как и Петра Алексеевича, не зря именовали «Великой» — деяния ее изменили страну, как и в лучшую, так и в худшую сторону. Величайшие победы и расширение государства Российского соседствовали с установлением деспотии дворянства по отношению к крестьянам. Именно при ней насаждалась самая худшая форма крепостного рабства!

— Думаю, она уже оценила все возможные перспективы трезво, и предаст свой союз с Фридрихом в удобную для нее минуту, если будет выгодно. А это времечко наступит очень скоро — прусский король ни ей, ни нам, деньги за отвоевание Шлезвига у Дании, которое так и не состоялось два года тому назад, никогда не вернет!

— Откуда у него деньги, если «эфраимок» начеканили столько, что до сих пор от порченной монеты не знают, как избавиться, в торговле одни убытки несут и население совсем обнищало. Вся империя их страдает от этого зла, от Вены до Берлина.

— Вот потому эта расчетливая баба и предложит нам соглашение — она откажется за себя и сына от притязаний на престол державы российской, а взамен предложит отвоевать Шлезвиг у Дании и поделить его, тем самым заплатить за помощь. Иного варианта у нее нет — нужен покровитель для герцогства, и самый лучший это мое величество.

Иван Антонович усмехнулся, глядя на удивленного Миниха. Старый фельдмаршал только крякнул от досады, и стал о чем-то напряженно думать, хмуря густые брови.

«Если она так умна, как считают историки, то уже прикинула все варианты. А злость… Да засунула ее куда подальше — в политике нет сантиментов, порой с неприятелем договариваются, кого на дух не переносят. Если я ее не так просчитал, и она все же поддастся эмоциям…

То тем хуже для нее будет. Так, или иначе, но я сделаю все, чтоб создать в германских землях или собственную вотчину, или абсолютно лояльное к России государство, конфликт с которым для любого врага будет означать войну с нашей державой. И если Като не примет мои условия по воле, то приложу все усилия, чтобы ее скомпрометировать как можно грязнее, а в лучшем случае, убить ее с сыном. И постараться возвести в голштинские герцоги одного из дядей Петра Федоровича.

Что выйдет, то выйдет. По крайней мере, занять можно Курляндию — Либава неплохой порт. Хотя если к ней добавить Мемель и Любек, то будет гораздо лучше, не говоря о Кенигсберге с Восточной Пруссией. Но тут надо дождаться «картофельной войны» — пусть цезарцы возвращают себе Силезию, а мы уверенно займем то, что сами по глупости или предательства вернули королю Фридриху.

Но лучше эту войну не ждать, а спровоцировать!

Вот к этому времени надо армию и подготовить хорошо, да на новые пули в полках перейти — сюрприз для фрицев».

— Вижу, что разумен ты государь! Потому поступай, как уже удумал, и пусть будет то, что будет!

Глава 12

Санкт-Петербург

Генерал-прокурор Сената

Князь Александр Вяземский

утро 12 июля 1764 года

— Интересная штука получается, господа. Шестеро немцев, пусть лейб-кирасир нашего полка было из них четверо, а с ними еще двое, кого Василий Иванович считает прусскими офицерами, вступили в схватку с двумя десятками наших драгун, а при оных двое чинов Тайной экспедиции с парой кавалергардов императорского конвоя…

И победили, прах подери!

Да, победили — пусть даже наши вырубили пятерых, да еще убили двух моряков, что поджидали беглую царицу. И непонятно кто эти люди — то ли голландцы, или ганноверцы, либо хрен знает еще кто — непонятно с какой грядки овощи! Потерять убитыми полтора десятка воинских чинов, а оставшиеся все ранены, всех в схватке попятнали!

Молодой император был раздражен, а потому сидящие в зале генералы только морщились, будто получили пощечины, но возражать или оправдываться не смели.

Александр Алексеевич их прекрасно понимал — на такой афронт ничего сейчас не возразишь, приходится смиренно терпеть конфузию — совершенно справедливое воздаяние.

Даже фельдмаршал Миних только смущенно вертел головой и хмурился — ему, как министру Военной Коллегии, отдавшему воинской службе полвека, такой позор был особенно неприятен. Как и выволочка, полученная от монарха его подчиненным.

— А посему, — император хлопнул ладонью по столу, — во всех полках, а также в кадетских ротах, ввести должность фехтмейстера. А также их иметь на линейных кораблях, галерах и скампвеях шхерного флота, и на иных судах флота нашего, коим к абордажным схваткам готовиться надо, а также десант на вражеский берег учинять!

Сих учителей фехтования набирать из людей достойных, этим ремеслом пробавляющихся, и офицеров армии и флота, знающих приемы оружейного боя и имеющих должные умения. В случае необходимости набрать знающих иностранцев за повышенное жалование. При всех дивизиях и эскадрах сформировать специальные комиссии, которые проверят служивых на предмет владения оружием.

Любым — офицер должен сражаться не только шпагой, но и саблей, палашом, штыком или багинетом, даже кинжалом. В конце-концов, руками, кулаками и ногами тоже биться можно!

Молодой император остановился, перевел дыхание — обвел тяжелым взглядом смутившихся генералов и адмиралов. Все старательно отводили от Иоанна Антоновича глаза, понимая, что попали под самое начало высочайшего разноса!

— Господа, ответьте мне как можно, имея две дюжины пистолетных пар, это же почти полсотни стволов, да еще полтора десятка драгунских ружей, сразить пулями только двух врагов?! При этом стрелять в неприятеля почти в упор, с десятка саженей, самое большее! Ладно, в кирасы попали еще раз пять, но сталь пластин ведь не пробили.

Наглядный пример того, что сейчас нашу армию готовят не к войне, где стреляют, а токмо к парадам, на которых шагают! А такой подход не только вреден, он опасен!

Ах да — экономят на порохе и пулях! Да эту пресловутую экономию в задницу засуну чиновникам штатс-контор-коллегии! На пулях и порохе, потребном для обучения всех воинских чинов стрельбе повелеваю впредь в расходах не скупиться!

Потому что хорошо обученный солдат трижды все окупит, когда на войне во врага сразу начнет попадать, а не учиться стрелять и заряжать фузею в бою, платя за этот опыт собственной жизнью. Кровь солдатская не водица, чтоб поля баталий поливать!

Много ли толку в сражении от необученного солдата?! Или лучше считать таковых пушечным мясом?!

А посему умение точно стрелять из фузей и пистолетов считать приоритетным, и учить этому делу самым серьезным образом! Командирам полков устраивать во всех ротах проверки, а у кого солдаты стрелять худо будут — отрешать от должности. Некоторые из здесь присутствующих могут сказать, что пуля — дура, а штык молодец!

Отвечу, что пуля дурой является в неумелых руках, того, кто стрелять из фузеи точно не умеет!

Вяземский заметил пристальный взгляд Иоанна Антоновича, направленный на младшего Суворова, только вчера получившего по высочайшему приказу чин бригадира. Тот не смутился, лишь недоуменно посмотрел на молодого императора, который почти сразу продолжил говорить. В его голосе чувствовалась горечь, перемешанная с гневом.