Кровь над короной (СИ) - Романов Герман Иванович. Страница 38

— И как это будет выглядеть, мой молодой друг?

Фридрих спросил вроде бы небрежно, но таким вопросом он заставлял противника раскрыть карты, оставляя свой расклад невидимым. Иван Антонович прекрасно знал такие уловки, однако продолжал старательно играть роль недалекого умом молодого человека, плохо вызубрившего данные ему инструкции. А потому посмотрел в «шпаргалку»:

— Деньги можно расписать по соответствующим статьям как за покупку. За Мемель уже нами уплачено, а вами, мой кузен, город передан. Кенигсберг с северо-восточной округой оформим соответственно как продажу. Данные территории, хотя и составляют значительную часть Восточной Пруссии, но главными не являются.

Столицей, как мне сказали, со времен Тевтонского ордена, всегда был Мариенбург. Он же станет центром всех присоединенных прусских территорий, пока принадлежащих Польше — а это более чем тройная компенсация за уступленные вами владения, в которых не только населения мало, но мерилом богатства являются болота, ручки и леса. Да заброшенные рыцарские замки, из которых крестили язычников.

Что касается вашей части шведской Померании, но ее мы даже принимать не станем, оставим только маленький клочок, который я верну, как урегулирую вопрос со… Устрою дела, короче! Так что ваша отнятая у шведов Померания нам не нужна. Зачем, если она уже идет как приданное. А также будем считать, что два миллиона талеров из остатка якобы нами выплачено уже молодому кронпринцу на обустройство двора…

— Вы хотите еще за наш счет, мой кузен, обустроить свою сестру? Но это уже слишком!

Ивану Антоновичу показалось, что «доброго дядюшку» сейчас хватит апоплексический удар. Лицо Фридриха побагровела — такой жадности и скупости от своего русского коллеги он никак не ожидал. Да такое даже представить было невозможно.

И мысленно возликовал — король в душе пошел на сделку, приняв ее как данность. Видимо прикинул, как за счет Польши поправит все свои дела и останется в выигрыше. Тем более, что ганзейскому Данцигу деваться будет некуда, как только Пруссия возьмет под контроль нижнее течение Вислы. Тогда торговля польского королевства полностью окажется в ее руках, а, соответственно, и сам Данциг, который упадет в подставленную шляпу короля как презревшее яблоко с ветки дерева.

— Хорошо, мой брат, я думаю, молодым будет достаточно шестьсот сорок тысяч рублей…

— Три миллиона талеров, мой кузен, свадьба должна быть достойна прусского и русского дворов!

«Не хрена себе запрос, раньше хватало на торжества шестисот тысяч, навел справки! Теперь нужно отчаянно торговаться, пусть считает меня скупым, но недалеким. Блин, денег и так в казне маловато, а три миллиона совершенно неподъемны!»

— Восемьсот тысяч, кузен, побойся Бога! Хорошо… Еще добавлю сто тысяч… сто двадцать пять, на новую мебель!

— Вы можете уронить свое величие в глазах Европы, брат мой! Что скажут, если узнают, что русский император устроил бедную свадьбу? Сумма в миллион достойна браков курфюрстов, но не королей. В последнем случае, поверьте мне, ее нужно как минимум, удвоить.

— Я согласен с вами, мой венценосный брат. Но война была… расходы большие. Так что полтора миллиона рублей я дам, от своей будущей свадьбы оторву. Только ради вас, кузен, чтобы сделать приятное.

— Талеров, мой друг, рубли в европейских государствах не приняты. Счет исключительно в талерах ведут!

— Хорошо, — после долгой и мучительной паузы выдохнул Иван Антонович, понимая, что сейчас его откровенно «обувают» на деньги, пользуясь моментом. Хотелось сказать ответную колкость — «а вашими «эфраимками» можно приданное уплатить?»

Но промолчал, хорошо понимая, что и так урвал максимум от возможного. Прусский король ему впарил нищие земли, жителей которых невзлюбил за предательство — ведь до конца жизни ни разу не посетил их. А данные территории при любых переговорах, будь жива императрица Елизавета Петровна, остались бы за Россией, причем вся Восточная Пруссия, а не половина бывшего герцогства.

«Да, теперь понимаю, почему он именем невесты не поинтересовался. Да за такие деньги и земли можно на любой уродине своего племянника женить, и даже в постели выполнение супружеского долга новобрачными проконтролировать.

Жаль сестру, но деваться некуда — Россия слишком долго воевала за этот анклав, из которого Балтику можно взять под жесткий контроль. Так, мы своего добились — бедной осталась Польша! Сейчас «старый Фриц» начнет ковать железо, пока оно горячо. Самый увлекательный процесс — делить шкуру неубитого медведя — который и так долго подыхает прямо на глазах. Надо только добить животное, из «милосердия», нужно понимать. Вот так паны и доигрались — одно мое слово, и белая полярная лисица прибежит в их дом. А затягивать этот процесс нельзя, благо повод есть!»

— Поляки сильно притесняют «конфидентов», мой венценосный кузен, — негромко произнес Иван Антонович и посмотрел в окно — стекло было не замершим, мороза не было как такового, в свинцовом море проглядывалась узкая полоска Куршской косы.

— Наша обязанность их защитить и выступить совместно — вы возьмете под свою опеку всех лютеран и немцев, я всех православных и русских. Все остальное оставим Польше — мы ее не будем уничтожать, а лишь сделаем границы более справедливыми в этнографических размерах. А там посмотрим на их дальнейшее поведение?! Надеюсь, ваше королевское величество вполне устроило мое предложение?

— Оно подходит, вы поступаете как кайзер великой страны. Однако было бы не лишним привлечь к разрешению польского вопроса Вену — императрица Мария-Терезия через своих посланников уже несколько раз предлагала найти соответствующее решение, отвечающее интересам всех заинтересованных сторон.

«Кроме поляков, их мнение в расчет не принимается. И решать вопрос надо быстро, пока они не понимают в полной мере, как подставятся в будущем», — Иван Антонович посмотрел на прусского короля, в глазах которого сверкали огоньки, и в знак согласия наклонил голову…

Глава 16

Санкт-Петербург

Генерал-прокурор Сената

Князь Александр Вяземский

полдень 24 января 1765 года

— Господа советники, нам необходимо решить несколько важных вопросов, что должны потом быть переданы на рассмотрение Земского Собора. Нужно выработать «Государственное Уложение», которое рассмотрит специальная Комиссия, чтобы дать ответ — как нам обустроить Российскую державу по справедливости, дабы в будущем не возникало коллизий разного рода, что могут внести смуту в человеческие души.

Иоанн Антонович говорил негромко, но каждое его слово было отчетливо слышно в царящей тишине. Генерал-прокурор Вяземский окинул взглядом собравшихся. Орденские ленты сановников и министров были разбавлены мундирами исправников, чиновников и ученых. Среди них виднелись рясы митрополитов и епископов, кафтаны немногих представителей именитого купечества, членов городских магистратов и выборных крестьянских старост. В обширной зале присутствовало до сотни человек — впервые собранных по воле императора на Государственный Совет.

— Со всех окраин России идут тысячи челобитных, моя канцелярия трудится денно и нощно, но их поток возрастает с каждым днем. Несправедливость царствует в судах наших, интересы сословий противоречат друг другу, оттого и неустройство на нашей земле. Сейчас я вам представлю свои мысли, а потом выйду из зала, дабы не мешать вам их обсудить начистоту. Честно и нелицеприятно говорите, господа! Мою особу будет представлять генерал-прокурор князь Вяземский — он и станет вести заседание. Вам предстоит вынести решение — принять их до созыва Земского Собора как непреложный закон, или на оном обсудить его еще раз при участии большого числа выборных. Но мыслю, что прения тогда будут затянуты, что нашему делу серьезно повредить может. Я долго и серьезно рассматривал положения — менять в них в угоду сословным интересам ничего нельзя! Или принять целиком, или разом все отвергнуть!

Иоанн Антонович остановился, оглядел всех собравшихся — все стояли, склонив головы перед царской волей. Такого еще не бывало — им позволили иметь суждение о необходимости принятия законов!