Год собаки. Двенадцать месяцев, четыре собаки и я - Кац Джон. Страница 2

Джулиус и Стэнли воплощали в себе все лучшие качества их благородной породы. Они были красивыми, верными, любящими и абсолютно надежными. Джулиус появился первым. Моя дочь тогда была еще маленькой и, хотя мнения на этот счет расходятся, я лично считаю, что в жизни отца нет более счастливой минуты, чем та, когда он вручает своему малышу веселого, шустрого, большеглазого щенка лабрадора. Я помню личико дочери в этот момент, потрясение и радость, светившиеся в ее глазах, помню так, точно все это случилось вчера.

Приобреталась собака в первую очередь для дочери, но прошло совсем немного времени, как та уже увлеклась компьютерными играми и куклами Барби, так что никто иной, как я, выгуливал по утрам в холодную зимнюю погоду дрожащего, нуждающегося в ободрении щенка.

Джулиус, конечно же, стал моим — нас будто склеили патентованным суперклеем. Годом позже тот же владелец питомника позвонил мне и пригласил нас с дочкой приехать взглянуть на новый помёт. «Мы едем только поглядеть» — уверял я свою заранее ворчавшую жену, но мы еще и за порог не ступили, как она уже извлекла на свет старую корзину Джулиуса, готовя ее для нового жильца.

Вернулись мы с прелестным крошечным Стэнли, от одного вида которого у нас буквально замирало сердце. Джулиус поначалу отнесся с некоторым подозрением к этому новому обитателю нашего дома, предполагая в нем будущего соперника. Но уже через пару дней два этих лабрадора любили друг друга так же сильно, как я любил их обоих, а сами они — меня и мою семью, и вообще любого, кто бы им ни повстречался.

Отношения с самого начала сложились прекрасные и со временем становились все лучше. Обе собаки быстро научились соблюдать чистоту и с удовольствием проводили в доме долгие часы, грызя сыромятную жвачку или жевательные «косточки» из воловьих жил.

Наш образ жизни как нельзя лучше совпадал. Ни одна из собак не стремилась где-то носиться по целым дням.

Их главный талант состоял в том, чтобы, не делая ничего особенного, держаться с большим достоинством и всегда демонстрировать преданность. Обе собаки презирали обычные собачьи занятия: они не гонялись за кроликами и белками, не рыли землю, не грызли и не царапали мебель. Они предпочитали следить за происходящим вокруг, играть с соседской детворой и сопровождать меня на прогулках.

По утрам ни одна из собак не шевелилась до тех пор, пока не просыпался я. Затем обе проскальзывали ко мне в постель для утренних приветствий. Когда я уже одетый сидел за кухонным столом, они чинно сидели рядом, не сводя глаз со своих мисок, как бы в надежде наколдовать себе чего-нибудь вкусненького.

После завтрака нас ожидала неторопливая прогулка по нашему пригороду, во время которой Джулиус и Стэнли придирчиво инспектировали все известные им места. Некоторые камни и кустарники они тщательнейшим образом обнюхивали, медленно и обстоятельно, — единственно в этом деле не допускалось никаких компромиссов. Ничто не могло заставить их спешить; обследовался каждый миллиметр коры очередного кустика до тех пор, пока проверяющий не бывал полностью удовлетворен. Мог пробежать мимо кролик (а иногда и пробегал!), но даже это событие их не отвлекало.

В течение примерно получаса собаки не спеша следовали за мной и вели себя при этом так безупречно, что я мог спокойно обдумывать предстоящий день, размышлять над тем, что и как буду писать. Нарушали спокойствие этого шествия только встречавшиеся многочисленные друзья и поклонники моих собак.

Хотя лабрадоры числятся охотничьими собаками, мои ненавидели дождь и снег. Они обычно мчались к какому-нибудь дереву, чтобы хоть на минуту укрыться, но тут же поспешно возвращались назад.

После прогулки для меня наступало время работы. Но сначала я готовил для каждой собаки жвачку — смазывал ее арахисовым маслом. Джулиус и Стэнли уносили эту свою добычу на задний двор и здесь неторопливо грызли. Теперь им, усталым, требовался длительный отдых.

В хорошую погоду Джулиус и Стэнли обычно дремали во дворе, только изредка вставая, чтобы облаять пробегавших мимо чужих собак, но по большей части пренебрегали и этим.

Если погода была плохой, они приходили в мой кабинет и забирались под стол, получалось как бы две скамеечки для ног — одна под моей левой ногой, а другая под правой.

Особенно учить их, как себя вести, мне не требовалось. Эти ребята умели расслабляться. Когда слышался звук, издаваемый компьютером при загрузке (я верный поклонник компьютеров «Макинтош»), собаки валились на пол, точно их подстрелили, и не двигались до тех пор, пока звук не прекращался. Лишь после этого они (осторожно!) вставали, готовые все повторить, причем столько раз, сколько потребуется.

К исходу первого года Джулиус и Стэнли уже обрели все привлекательные черты настоящих лабрадоров. Теперь они вошли в нашу жизнь не как нечто чужеродное, а как ее органическая составная часть.

Для писателя два таких спокойных и терпеливых друга поистине дар божий. Они спасали меня от одиночества. И к тому же не давали вести сидячий образ жизни. После ленча мы неизменно преодолевали милю или две в нашем обычном медленном темпе.

На протяжении дня чем только я их не угощал. Конечно, это просто ужасное баловство, но я готов был сделать для них все. Так же, впрочем, как и они для меня. Мне хотелось как-то отблагодарить их за любовь и преданность, хотя это было не нужно, да, в принципе, и невозможно.

Были у них свои пристрастия и свои антипатии. Джулиус, например, был настолько равнодушен к той живности, на которую его собратья испокон веку охотились, что мог совершенно спокойно дремать в саду рядом с кроличьей норой. А если Стэнли хотелось погонять мяч (вообще говоря, этого хотелось ему всегда), то он просто покусывал меня за ноги, чтобы заставить двигаться.

Особой разборчивости в еде они не проявляли, подобно своим предкам лабрадорам Ньюфаундленда, когда-то работавшим с рыбаками и вечно рыскавшим в поисках всяких объедков, и готовы были набивать свои желудки чем попало. Если они оставались в доме одни, то обычно норовили стащить какую-нибудь одежду или обувь; очень любили, например, прихватить тапочки моей жены и устроиться на них спать.

Долгое время мои собаки не знали поводка и несмотря на всю строгость наших законов, в этом не было нужды. Вся окрестная ребятня их знала, их вечно окликали — с проносящихся мимо велосипедов, из окон машин, из-за оград площадок, где мальчишки играли в футбол. Для многих ребят это было первым знакомством с собаками и, надо сказать, мои собаки задавали очень высокую планку. Спустя годы многие говорили мне, что именно Джулиус и Стэнли навели их в свое время на мысль обзавестись собакой.

Когда наступал вечер, мои лабрадоры, поужинав перед сном, забирались в свои деревянные кровати и погружались в глубокий ничем не тревожимый сон.

За несколько лет такой жизни — Стэнли к этому времени исполнилось семь, а Джулиусу восемь — мы уже настолько сжились друг с другом, что двигались, как движется косяк рыб — все трое поворачивали разом сперва в одну сторону, а потом в другую, все вместе огибали углы или усаживались где-нибудь перекусить.

Жить рядом со мной, гулять и играть со мной — вот все, что требовалось для счастья одному из них. Другой сверх того был не прочь еще поплавать в пруду и раз или два в день погонять мяч. Собаки получали то, что они хотели. Я тоже получал.

Среди всех живших у меня собак Джулиус и Стэнли были первыми, с кем мне удавалось вести такую спокойную жизнь. Именно с ними я из владельца превратился в любителя собак. В нашей тройке все было отлично отрегулировано. Может быть даже чересчур.

Джон Стейнбек как-то сказал, что у человека с годами появляется склонность отвергать перемены, особенно перемены к лучшему. Я от этого никогда не страдал. Перемены любят меня, ведут и направляют, как лазер направляет бомбу. Предстают они передо мной в самых разных формах, всегда неожиданно и неотвратимо, как удар. Это может быть резкая смена работы, решение завести ребенка или покупка хижины где-нибудь в горах. Иногда перемены входят в мою жизнь на четырех лапах.