Год собаки. Двенадцать месяцев, четыре собаки и я - Кац Джон. Страница 5
Я вытащил из кармана печенье, положил на пол и подтолкнул к нему. Он печенье проигнорировал с видом почти презрительным. Не думаю ли я, что его можно так легко купить? Пес выглядел оскорбленным.
Нетрудно было увидеть, как он прикидывает в уме: получится ли убежать? Нельзя ли прорваться сквозь всю эту толпу? Внимание его на мгновение привлек транспортер, который как раз включился: быть может, путь на свободу здесь? Внезапно он слегка расслабился, как будто отказавшись от каких-то намерений. Видимо, он решил, что терминал не ведет туда, куда ему хотелось бы попасть. Я потихоньку полз к нему на коленях, продолжая спокойно его уговаривать; так, вероятно, чувствует себя посредник на переговорах об освобождении заложников. Мое беспокойство усиливалось, — приближался самый трудный момент.
«Жди», — сказал я на этот раз более твердо, подняв руку. «Жди, Девон. Все хорошо». Видимо, это его слегка позабавило, и он, наконец, обратил на меня внимание. Теперь пес захотел понять, что я делаю, наклонил голову, с любопытством следя за моими жестами, стал вслушиваться в то, что говорю, явно пытаясь составить обо мне представление.
Я подполз ближе, так что смог почесать его за ухом. Он позволил мне это. Полицейские собрались уходить, но тут закричал какой-то ребенок, Девон испугался и опять ощетинился. Однако я снова почесал его за ухом и похлопал по плечу. Тут мне удалось нащупать его ошейник и пристегнуть поводок. Он не сопротивлялся, не пытался убежать; он просто, не отрываясь, смотрел на меня.
Видимо, поводок как-то успокоил его. Пес, наконец, понял, что от него требуется, понял, что должен идти со мной. Полицейские, ворча, но все же с облегчением вздохнули и удалились, чтобы заняться более важными делами. В конце концов, Девон никому не причинил вреда, никого не покусал.
Люди, собравшиеся вокруг нас, переговаривались, восхищаясь красотой собаки. Сочувственные возгласы раздались, когда я сказал, что Девон прибыл из далекого Техаса, что это был его первый полет и что меня он видит первый раз в жизни. А пес действительно был хорош, этот бродяга, который весил, наверно, не меньше двадцати килограммов.
Я тронулся, наконец, держа поводок в левой руке, и Девон поплелся со мной, но явно колеблясь, поскольку мне приходилось тащить за собой еще и контейнер, с которым он не желал иметь ничего общего.
«Рядом!» — попробовал я скомандовать, но Девон никак на это не отреагировал. Вообще-то он не собирался удирать. В этом новом мире кроме меня у него теперь не было никого.
Мы вышли из здания аэровокзала и, пройдя мимо бесконечных рядов машин, добрались до моего фургона. Сперва Девон дергался то в одну сторону, то в другую, но потом приноровился и потрусил рядом со мной, всякий раз поворачивая так же, как я. Это показывало, что собака прошла выучку. Возможно, я просто не знал правильных команд.
Открыв заднюю дверцу фургона, я поставил контейнер внутрь, потом обошел фургон сбоку, все еще держа поводок в руке. Страх у Девона постепенно уступал место жадному любопытству. Он все замечал, реагировал на звуки, на свет, на людей, на машины. При этом взгляд его был и удивленным, и насторожённым.
Я достал из фургона бутылку и миску, налил ему воды. Он быстро все выпил. Потом я присел рядом с ним здесь же на земле.
Странно все это выглядело в противном желтом свете парковки, но Девон не отпрянул. Я дал ему печенье, он мигом его проглотил. Так же исчезли и еще два.
Медленно-медленно я протянул руку и почесал ему голову; впервые уши его приподнялись. Над нами каждые полминуты проносился взлетающий самолет. Сперва Девон слегка вздрагивал, но скоро привык и к этому.
«Ну что, приятель, — снова попробовал я. — Все будет хорошо». Он поглядывал то на меня, то на небо, но вид у него был потерянный и несчастный. Я все еще поглаживал его, скармливая ему печенье. Он продолжал присматриваться ко мне, так же как и я к нему.
«Послушай, теперь нам надо сесть в машину. Мы поедем домой. Не знаю, как ты там жил раньше, но я работаю дома. Я буду все время с тобой. Ты будешь много гулять, у тебя будет вдоволь еды, и я всегда буду с тобой терпелив. Я буду хорошо о тебе заботиться. Давай попробуем, ладно?» Я протянул ему руку, и он лизнул ее, один раз, очень деликатно.
Стоило мне открыть дверцу, как Девон сразу же запрыгнул на переднее сиденье так, точно проделывал это миллион раз. Я чуть приоткрыл окно с его стороны, и он высунул в него нос. Теперь его любопытство оказалось весьма кстати: аэропорт из окна фургона уже не пугал, а казался очень красивым. Впрочем, когда мы подъехали к будке охранника, чтобы заплатить за парковку, Девон спрыгнул на пол и спрятался.
Потом вернулся на место и теперь сидел, поглядывая то на меня, то в окно. Колеса крутились и, казалось, Девон спрашивал сам себя: «Кто этот человек? Где мы? Куда едем?»
«Все хорошо, — повторял я. — Все хорошо». Может быть, он все-таки мне верил. Вскоре мы уже подъезжали к дому. Выбежавшие навстречу лабрадоры прижались к ограде и стояли, помахивая хвостами. Девон подошел, опустив голову и прижав уши. Три собачьих носа осторожно соприкоснулись. Джулиус смотрел на меня обеспокоено и огорченно, а Стэнли — из них двоих он, пожалуй, был более смелым — с некоторым недоверием.
Я решил немного погулять с Девоном, прежде чем вводить его в дом и знакомить с Паулой. Он шел рядом со мной так спокойно, принюхиваясь ко всему по дороге, что я впервые за этот вечер немного расслабился. По сравнению с аэропортом Ньюарка наша улица в пригороде казалась таким тихим местом.
Зря я, однако, размечтался. Резко дернувшись, Девон вырвал поводок из моей руки и в мгновение ока исчез. Я вертелся во все стороны, нигде никаких следов. Глянув случайно на проезжавший по нашей маленькой улице минивэн, увидел Девона на его крыше. Я не поверил своим глазам. Просто не мог поверить: собаки не летают.
Размахивая зажатым в руке совком, помчался вслед, крича: «Стоп! Стоп! На крыше собака». Сосед, прогуливавший неподалеку своего терьера, остановился и в испуге уставился на меня.
Минивэн замедлил ход; водитель, очевидно, решил получше рассмотреть происходящее в зеркало заднего вида. Бог знает, что он подумал, увидев бегущего высокого человека, вопящего и размахивающего чем-то непонятным. Как бы то ни было, он снова нажал на газ.
«Господи, как Девон вскочил туда?» — билось у меня в голове.
Тут я остановился и громко закричал: «Девон, ко мне! Ко мне!» Я не просил, я требовал. Мой голос звучал сердито. Еще чуть-чуть проехав, Девон соскочил с крыши минивэна так ловко, словно с подножки машины на тротуар.
«Сидеть!» — скомандовал я. Он сел, глядя на меня с некоторым удивлением, как будто не совсем понимая, из-за чего я поднял такой шум. Потом отвернул морду, точно стыдясь или, может быть, опасаясь, что я стану его бить. Он абсолютно спокойно позволил мне подобрать его поводок, и мы отправились домой.
Начался мой год собаки.
II
Лабрадоры и океан
Джулиус и Стэнли, наблюдавшие из-за ограды заключительный эпизод этого спектакля, выглядели озадаченными. Это были красивые собаки, большие, стройные, снежно-белые с умными темными глазами. Ведя Девона к дому, все еще в шоке от его «полета» (снова и снова повторяя: «Что ты сделал!»), я вдруг подумал, что теперь передо мной, так сказать, два конца собачьего спектра: спокойные, послушные и веселые Стэнли с Джулиусом на одном конце и дикий, беспокойный Девон — на другом.
Когда я думаю теперь о своих лабрадорах, то вспоминаю теплые летние дни в Кейп Код на берегу океана.
Волны обрушивались на песок, над головой кричали чайки, на горизонте виднелись маленькие рыбачьи лодки и огромные грузовые суда, рыжие дюны блестели в лучах заходящего солнца.
На пляже можно было увидеть и «свободных художников» вроде меня, и всякий служивый люд из Бостона и Нью-Йорка. Лежа под пляжными зонтиками они приглядывали за своими детьми, не отрываясь в то же время от газет или книжек.